термостат чувствует это и снова поворачивается в направлении обогревателя. Мы видим здесь процесс действия обратной связи, при котором сохраняется равновесие: когда некое изменение угрожает превысить заданный уровень, оно подавляется. То, что называется «отрицательной обратной связью», призвано создавать устойчивость. Когда в конце 40-х и начале 50-х годов специалисты в области теории информации и теории систем определили и начали употреблять понятие отрицательной обратной связи, ученые стали искать примеры и аналоги для этого явления. С большим волнением они обнаружили системы, в которых сохраняется устойчивость, во многих областях — от психологии (например, процессы сохранения живым организмом постоянной температуры) до политики (поиск «влиятельными кругами» возможностей успокоиться, когда расхождение во взглядах выходит за принятые рамки). Отрицательная обратная связь, похоже, работает всюду вокруг нас, заставляя все, что нас окружает, сохранять состояние равновесия и устойчивости. Однако в начале 60-х годов такие критически настроенные ученые, как профессор Маруяма, стали замечать, что слишком большое внимание обращается на стабильность, а на изменения не обращают внимания. Они доказывали, что нужно более серьезно исследовать «положительную обратную связь», т. е. процессы, которые не подавляют изменение, а увеличивают его, не устанавливают устойчивое состояние системы, а отрицают его, иногда даже подавляя. Положительная обратная связь, подчеркивал Маруяма, может реагировать на малое отклонение, или «ввести» его в систему, или увеличить его до таких размеров, что оно станет угрожать целостности всей структуры. Если первый вид обратной связи был снимающим изменения, или «отрицательным», то имелся целый класс процессов, которые увеличивали изменение, т. е. были «положительными», и оба эти класса нуждались в равном внимании к себе. Положительная обратная связь могла сводить на нет причинность во многих до сего времени загадочных процессах. Так как положительная обратная связь нарушала устойчивость и «питалась» ею, она помогла объяснить и так называемый «порочный круг», и нормальную цикличность тоже. Снова вспомним термостат, но пусть его воспринимающе-пусковое устройство (или триггер) будет реверсионного типа (т. е. возвратного действия). Теперь каждый раз, когда комната прогреется, термостат, вместо того чтобы отворачиваться от поверхности нагревателя, будет к ней снова поворачиваться, поднимая температуру до все более высокого уровня. Представим себе игру «Монополия» (или, что существеннее, игру в экономику в реальной жизни), в которой чем больше денег у игрока, тем больше имущества он или она может купить, а это приводит к увеличению его ренты и, стало быть, к еще большему количеству у него денег, на которые он покупает еще имущество. Оба эти примера показывают, как работает положительная обратная связь. Положительная обратная связь помогает объяснить такие самовозбуждающиеся процессы, как, например, гонка вооружений. Все время СССР создавал новое оружие, а США строили еще более разрушительное, это служило поводом для СССР создавать совсем уж особое оружие… и так до точки глобального безумия. А когда мы соединяем отрицательную и положительную обратную связь и видим, как прекрасно эти два различных механизма взаимодействуют в общем организме, объясняется поразительная экономичность работы человеческого головного мозга. И когда однажды мы узнаем, что культура, которая поистине является сложной системой — будь то биологический организм, город или международный политический порядок, равно использует как положительную обратную связь, т. е. усиление изменений, так и отрицательную обратную связь, т. е. уменьшение изменений, причем оба эти процесса теснейшим образом сплетены друг с другом, тогда мы начинаем различать все новые уровни общности в том мире, в котором мы живем. Так развивается наше понимание причинности. Другой скачок в этом понимании возникает, когда мы узнаем, что у этих усилений или уменьшений изменений, когда они происходят в биологических или социальных системах, необязательно есть источник, причина. Они, эти изменения, могут сначала отсутствовать, потом расти, как это бывает иногда в результате накопления определенного количества изменений. Случайное событие может затем инициировать фантастическое изменение с неожиданными последствиями. Все это объясняет, почему изменение подчас так трудно проследить и экстраполировать, почему оно полно сюрпризов. Это потому, что медленный, стабильный процесс может неожиданно обернуться взрывом изменений или наоборот. И это объясняет, почему одинаковые начальные условия могут привести к разительно непохожим результатам — идея, совершенно не свойственная менталитету Второй волны. Причинность в Третьей волне дает картину мира как единство форм системы взаимодействующих сил. Мир наполнен удивительными явлениями изменениями, которые увеличиваются, равно как и уменьшаются, многими другими явлениями; во всяком случае, это не система бильярдных шаров, которые без конца носятся по предсказуемым траекториям, с треском сталкиваясь друг с другом на космическом игровом столе. Этот мир более незнаком и чужд нам, чем механистический мир, предлагавшийся Второй волной. Может ли быть предсказано что-нибудь в принципе, как это в эпоху Второй волны позволяла механистически понимаемая причинность? Или вещи и явления в своей основе неизбежно непредсказуемы, как это настойчиво утверждают критики механицизма? Что же правит нами — случай или необходимость? Причинность в Третьей волне побуждает нас по-новому ответить на этот древний вопрос. Ясно, что она помогает нам избежать, наконец, той логической ловушки (или-или), которая так долго стравливала детерминистов с антидетерминистами, — необходимость против случайности. И это, может быть, и есть самое важное, эпохальное философское открытие. Урок термитов Доктор Илья Пригожий и группы его сотрудников в Свободном университете в Брюсселе и в Техасском университете в Остине прямо поставили под сомнение предпосылки Второй волны, показав, как химическая и другие структуры перепрыгнули на более высокую ступень дифференциации, и объяснив сложности посредством комбинации случайного и необходимого. За эти работы Пригожий был удостоен Нобелевской премии(34). Родившийся в Москве, привезенный в Бельгию еще ребенком, с юного возраста захваченный проблемами времени, он был поставлен в тупик явным противоречием. С одной стороны, была вера физиков в существование энтропии, из которого следовало, что Вселенная деградирует и что все организованные структуры в конце концов разрушатся. С другой — было учение биологов о том, что жизнь является самоорганизованной и мы непрерывно восходим все выше и выше к все более и более сложной организации (структуре). Энтропия указывает одно направление, эволюция — другое. Это привело Пригожина к вопросу, как возникают более высокие формы организации, и к годам исследований и занятий химией и физикой в поиске ответа на этот вопрос. Сегодня Пригожий подчеркивает, что в любой сложной системе, от молекул в растворе до нейронов в мозге или в транспортной системе большого города, части этой системы находятся в непрерывных мелкомасштабных изменениях, т. е. в состоянии непрерывного изменения. Внутренний каркас любой системы как бы мелко дрожит и испытывает флуктуации. При наличии отрицательной обратной связи эти флуктуации ослабляются и подавляются, и равновесие системы поддерживается. Но там, где происходит усиление за счет положительной обратной связи, некоторые из этих флуктуации могут во много раз усилиться до такой степени, когда ставится под угрозу равновесие всей системы. Флуктуации внешней среды могут так воздействовать в этот момент, что еще больше усиливают вибрации каркаса и приводят к нарушению равновесия в целом и разрушению существующей структуры*. — —————————————* Это помогает рассуждать об экономике в тех же терминах. Возможности и потребности поддерживаются в равновесии различными процессами обратной связи. Безработица, если усиливается положительной обратной связью и не ослабляется отрицательной обратной связью где-либо в системе, может угрожать стабильности экономической системы в целом. Внешние флуктуации, такие как колебания цен на нефть, могут совпасть с внутренними флуктуациями и усилить их, вплоть до того, что равновесие всей системы будет нарушено. (Прим. автора.) Либо вследствие неконтролируемости внутренних флуктуации, или под действием внешних сил, или и того и другого вместе это разрушение старого равновесия часто приводит не к хаосу и ломке, а к созданию полностью новой структуры более высокого уровня. Эта новая структура может быть более дифференцированной, внутренне взаимосвязанной, сложной, чем старая структура, и будет нуждаться в большем количестве энергии и материи (и, вероятно, информации и других ресурсов) для самосодержания. Говоря в основном о физических и химических реакциях, но не забывая и о социальных аналогиях, Пригожий называет эти новые, более сложные системы «диссипативными (рассеивающимися) структурами». Он предложил рассматривать саму эволюцию как процесс, ведущий ко все большему и большему усложнению и разнообразию биологических и общественных организмов посредством появления новых, более высокого порядка диссипативных структур. Таким образом, согласно Пригожину, чьи идеи, помимо своей научной значимости, имели широкий политический и философский резонанс, мы развиваем «порядок из флуктуации», или, как это было вынесено в название одной из его лекций, «Порядок из хаоса». Эта эволюция тем не менее не может быть спланирована или предопределена в механистическом понимании. До появления квантовой теории многие ведущие мыслители Второй волны считали, что случай играет небольшую роль или вовсе не играет никакой роли в изменениях. Начальные условия процесса предопределяют его развитие. Сегодня в ядерной физике, например, широкое распространение получили идеи, что случайность доминирует в изменениях. В последнее время многие ученые, подобно Жаку Моно в биологии, Вальтеру Бакли в социологии или Маруяма в эпистемологии и кибернетике, начали избавляться от этого противостояния. Работы Пригожина не только соединяют случайность и необходимость, но и постулируют их взаимосвязь друг с другом. Короче говоря, он настаивает, что в тот момент, когда система «прыгает» на новый уровень сложности, невозможно практически, и даже в принципе, предсказать, какую из многих форм она приобретет*. Но если путь выбран, если новая структура возникла, детерминизм вступает в силу, как и раньше. В одном красочном примере он описал, как термиты строят свои высоко структурированкые гнезда при оче видно неструктурированной активности. Они начинают с ползания по поверхности в случайном порядке, останавливаясь то здесь, то там для того, чтобы отложить кусочек клейкого вещества. Эти метки распределены случайно, но поверхность содержит достаточное количество химического клейкого вещества, чтобы другие термиты зацеплялись за него и тоже оставляли метки. Поэтому клейкое вещество начинает собираться в отдельных местах, постепенно вырастая столбами или стенами. Если такая постройка оказывается изолированной, работа прекращается. Но если случайно они располагаются вблизи друг друга, они образуют арку, которая становится основой для дальнейшего построения гнезда. То, что начинается со случайной активности, превращается в очень причудливые неслучайные структуры. Мы наблюдаем то, что Пригожий опре- —————————————* Это, по всей видимости, подходит и к прыжку от Второй к Третьей волне цивилизации, и к какой-либо химической реакции. (Прим. автора.) делил как «спонтанные формации когерентных структур». От хаоса к порядку(35). Все это сильно ударяет по старому