до последн[ей] степени. Молился с трудом. Но все-таки думаю доброе на молитве. Нынче думал: я сержусь на нравствен[ную] тупость детей кроме М[аши]. Но кто же они? мои дети, мое произведение со всех сторон, с плотской и духовной. Я их сделал, какими они есть. Это мои грехи — всегда передо мной. И мне уходить от них некуда и нельзя. Надо их просвещать, а я этого не умею, я сам плох.

Я часто говорил себе:117 если бы не жена, дети, я бы жил святой жизнью, я упрекал их в том, что они мешают мне, а ведь они моя цель, как говорят мужики. Во многом мы поступаем так: наделаем худого; худое это стоит перед нами, мешает нам, а мы говорим себе, что я хорош, я бы всё сделал хорошо, да вот передо мной пом[еха]. А помеха-то я сам. —

118Сел писать заключение. Ничего не мог. Оно всё разрастается. Пошел ходить. Написал письма Ва[силию] Ив[ановичу], Стр[ахову] и Золот[ареву], от к[оторого] получил нын[че] письмо. Теперь 5 часов, обедать.

Вчера 2 Сент. Встал поздно, дурно спал. Читал, пытался писать тщетно. Приехала М[аша] с Верой, вечером С[ережа]. Вечером С[оня] уехала.

1 Сент. Встал рано, ничего не делал. Все разъехались.

31 [августа]. То же. — Сколько помнится, писал прошение. Перестал пить кумыс. — Ходил далеко гулять. Ночью возвращался.

4 сент. Я. П. 90. Встал поздно. Черниг[овский] дворян[ин] из сумашедшего дома. Религиозный, но не выбравшийся из паутин церкви и обличающий ее в непоследов[ательности] и т. п. — Поговорил с ним. Потом на деревню к погорелым. Опять тщетные попытки писать заключение. Должно быть, не выйдет. Надо сказать о том, что церковники не христиане. Потом пошел рубить и пилить дубы. Приятно. Потом выпил кумысу за обедом и пошел на Козловку. Вернулся темно.

5 С. Я. П. 90. Всё то же. Пытался писать тщетно заключение. Письмо от Анненк[овой]. Теперь 3 часа. Пойду рубить. За всё это время ничего не записал. Не зн[аю], что это.

Рубил. После обеда заснул. Опять поздно гулял.

6 С. Я. П. 90. Всё то же. Болит под ложечкой — апатия. Сплю. И дурные мысли. Но держусь и молюсь. Рубил, гулял поздно, снес письмо С[оне] на Коз[ловку]. Теперь 11-й час, иду чай пить. Вчера читал Еmil’a Руссо. Да, дурно я повел свою семейную жизнь. И грех этот на мне и вокруг меня. Утром позвали на сходку. Я ходил и старался мирить. Похоже, что не напрасно. —

Болит живот немного, но угрожающе.

7 С. Я. П. 90. Если буду жив.

[11 сентября.] Теперь 11, вечер. Пойду назад. Нынче 11. Встал поздно, ходил на деревню к погорелым. Писал письмо Попову,119 о половом вопросе, опять не кончил. Рубил. Ходил навстречу нашим. Вернулся в 9. Книги от Страх[ова] и письмо. Одобрение Кр[ейцеровой] Сон[аты]. 10. Почти то же. Письмо Попову, ездил к Булыгину. Гулял с Машей и много хорошо говорил. 9-го. Были Давыд[ов] и Ил[ья], с обоими мне тяжело. Письмо Попова, начал писать ему 8-го. Был Ругин. Рубил много. Дома тяжело. 7-го. Не помню.

120Думал 9[-го]: молиться бывает нужно во время волнени[я] при людях; тогда я молюсь так: 1) смирение — любить унижение, желать его, 2) покорность воле Бога; я не знаю, как должно служить Богу, и напрасно воображаю, что так, а надо так, как я не дума[ю], и 3) любовь: что хочешь, как хочешь делай, но чтобы наименьше нарушить любовь. —

Еще думал: нам представляется, что высшая степень добродетели и радости, это высшая степень напряженности и восторга. Напротив: высшая степень добродетели тогда, когда испытываешь высшую степень легкости, а высшая степень радости это когда испытываешь высшую степень не восторга, а спокойствия.

Еще думал 10[-го]: содействовать установлению Царства Бога — любви — в этом жизнь, но содействуя надо быть как вода (Лаодцы), течь туда, куда ход есть — не выбирая течь.

Е[ще] д[умал]: жизнь тратится, хочешь не хочешь — трата будет; так пусть же уж лучше тратится на служение Богу.

Письмо от Чертк[ова] хорошее и от Попова, требующее ответа.

12 С. Я. П. 90. Если буду жив. Всё нездоровится, и нет умств[енной] энергии. Вчера б[ыл] в бане.

[13 сентября.]121 Утром б[ыл] на деревне. Фекла напевает похвалы, те выпрашивают. Срубил с М[ашей], очень устал. Сел писать письмо и опять не кончил. Читал Coleridg’a. Приехал Зинов[ьев]. После обеда пошел с ним до моста. — Болит живот, изжога и унылость непреодолимая.

13 С. Я. П. 90. Встал рано, пошел пилить и рубить с М[ашей]. Очень устал. Дома сел б[ыло] и тотчас же опять созн[ал] свое бессилие. Грустно, и грустно, что грустно. Если бы помнил: смирение, покорность и любовь, не было бы грустно. Болело под ложечкой всё утро. Читал Coler[idg’a]. Очень симпатичный мне писатель — точный, ясный, но к сожалению робкий — англичанин — англиканск[ая] церковь и искупление. Не может. Нынче письмо из Америки с вырезка[ми] из газет — interview — текерск[ого] епископа, презрительно ругательн[ые] отзывы обо мне, и я так нынче плох, что мне стало больно.

Вчера подумал о том, что война (все говорят о посылке войск на Прус[скую] границу и о войне) не так страшна тем, что драться будут или звери кровожадные или стадные животные и что если они перебьют друг друга, то меньше их останется — и сказал это. Как на меня напали! А это так. Точно выражаясь, надо сказать так: люди, к несчастию, только опытом познают — и потому опыт бедственности войны им нужен. Это раз. А другое то, что людей, стоящих на той степени, на кот[орой] могут убивать друг друга по приказанию кого-то, не так жалко, как было бы жалко разумных людей. Это утешение. —

122Вчера б[ыл] у меня юноша Рутченко, друг Долнера. Он едет к Алехину. Я поговорил с ним и проводил. Он строг к Д[олнеру]. —

123Вчера думал: иду по деревне и смотрю — копают разные мужики. — Каждый для себя картофельную яму, и каждый для себя кроет, и мн[огое] др[угое] подобное. Сколько лишней работы! Что если бы всё это делать вместе и делить. Казалось бы, не трудно: пчелы и муравьи, бобры делают же это. А очень трудно. Очень далеко до этого человеку, именно п[отому], ч[то] он разумное, сознательное существо. Человеку приходится делать сознательно то, что животные делают бессознательно. Человеку прежде еще общины пчелиной и мур[авьиной] надо сознательно дойти до скота, от к[оторого] он еще так далек: не драться (воевать) из-за вздоров, не обжираться, не блудить, а потом уж придется сознательно доходить до пчел и муравьев, как это начинают в общинах. Сначала семья, потом община, потом государство, потом человечество, потом всё живое, потом весь мир, как Бог. —

2) Вчера разговаривал с Р[утченко], к[оторый] рассказывал, что они спорили с Долнер[ом] о награде за добро. Д[олнер] будто бы утверждал, что за страдание должна быть награда, а Р[утченко] напомнил о работниках в винограднике. Мне пришло в голову, что награды уж потому не может быть, что нет перерыва в жизни (смерть перерывает для тех, к[оторые] остаются, но не для умирающих), нет времени для расчет[а], когда можно наградить или казнить.

Нынче целый день делал пасьянсы и молился. Нездоровит[ся] — слабость. Теперь 11-й час. Пойду наверх. —

14 С. Я. П. 90. Если буду жив.

[14 сентября.] Жив. Всё то же тяжелое настроение. Не мог работать. Павел Бор[искин] с Алексеем накладывали черемуху. Я немного подсобил им. Читал Coleridg’a. Много прекрасного. Но у него английская болезнь. Ясно, что он может ясно, свободно и сильно думать; но, как только он касается того, что уважается в Англии, так он, сам не замечая того, делается софистом. Читал девочкам. Ходил после обеда. Приехал Сережа. Вечером б[ыло] почему-то ужасно грустно.

15 С. Я. П. 90. Всё то же. Не брал[ся] писать. Утром сказали, что Павел умер. Лег в клети у Алексея на прелую солому, и умер. — Хорошо. — Пасьянс. Хочется писать с эпиграфом: Я пришел огонь свести на землю и как желал бы, чтоб он возгорелся. Теперь 8 ч[асов], иду наверх.

16 С. Я. П. 90. Если буду жив.

[16 сентября.] Жив. Разговоры с Сережей вчера о Тане и девочках. Слишком строго. Утром читал Hausrath’a. Как много труда полож[ено], и как мало узнаешь. Научный прием это прием умерщвления живого. Ходил к покойнику, проводил Сережу, ездил на Козловку. Письмо сочувствен[ное] из Америки. Вечером ходил гулять. Лошадь валялась от чемера, я хлопотал и помог. Да, забыл: утром наконец написал письмо Попову. Вечером приехал Илья с Г. Саломирским, очень довольным тем, что он поехал на 1/2 часа и пробыл 4 суток. —

17 С. Я. П. 90. Был на деревне, рубил деревья с Андрияном. Написал два письма Черт[кову] и Бир[юкову]. Читал Hausrath’a о фар[исеях] и садук[еях] — и всё то же. Для заключения необходимо показать, что христиане всегда, по слову Христа, были гонимы. Не все те, к[оторые] были гонимы, были христиане; но те, к[оторые] не были гонимы, не были христиане. От Левы тяжелое письмо — не может без лакея. Поразительная нравствен[ная] тупость. — Вечером читали.

18 С. Я. П. 90. То же. Читал. — Письма неинтересные.

19 С. Я. П. 90. Нездоровится. Читал. Рубил. Ругин пришел. Я ходил к нему. Как недоступны учению истины мужики. Так полны они своими интересами и привычка[ми]. Кто же доступен? Тот, кого привлечет Отец — тайна. Читал Precensé. Какое ничтожество! Ничего. Письмо от Золот[арева]. Хорошее. У Presensé прочел похвалы Евангелию за то, что оно доступно массам. Это правда, что это любовь. Я забываю про нее. Думал:

Все поступки моей жизни происходят в 3-х областях: первая это та, в которой я не хочу делать некот[орые] дела и не могу делать того, чего не хочу, и не могу не делать того, что хочу. Н[а]п[ример], не хочу драться с людьми, убивать животн[ых] и не могу этого делать, хочу отвечать на всякое заявление, требов[ание], и не могу не делать, — вторая та область, о к[оторой] говорит Павел: хочу делать доброе и делаю злое; не хочу делать и могу сделать, хочу сделать и могу не сделать, н[а]п[ример], не предаваться похоти, делать для Бога, а не для людей; и третья область, в к[оторой] я ничего себе не запрещаю и ничего не приказываю и делаю, что вздумается, так или иначе. Вторая область есть область жизни. В ней я подвигаюсь и откладываю некот[орые] дела, бывшие предметом борьбы, в разряд дел, к[оторые] я