невозможно не спать. И тот, кто точно любил, знает, и чем сильнее он любил, знает, что этого нельзя. Не достанет внимания. Чтоб полюбить, надо вникнуть в чужую душу. А это труд, для к[оторого] нужны силы. А когда их нет, не надо притворяться. Не надо, не вникнув в душу чужую, уверять себя, что я люблю его. Это ложь. Не надо тоже и слегка принять участие в нем,5 возненавидеть его врагов (это бывает самая обычная форма поверхностной любви). Это похоже на то, как очищаешься от репьев, с одного места отцепишь к другому: — Чтобы любить, нужно внимание, усилие, к[оторое] ограничено, и мы не можем всегда владеть им. Когда есть это внимание, слава Богу, и потому надо не тратить эту силу на пустяки, а беречь ее. Но когда нет этой силы, то надо не обманывать себя, что любишь, а напрягать все силы на то, чтобы только не не любить, чтобы не допускать себе в душу враждебн[ых] чувств. Дальше этого и не ищи.
Напрасно я перестал писать. Бодрящее, молитвенное это дело. Теперь 10 часов, сойду вниз и потом спать.
Нынче 26 Мая 1892. Ясная Поляна. 3-го дня приехал из Бегичевки. Там время прошло, как день. Всё тоже. Тяжелое больше, чем когда-нибудь, отношение с темными, с Алехиным, Новоселовым, Скороходовым. — Ребячество и тщеславие христианства и мало искренности. Дело всё то же. Так же тяжело и так же нельзя уйти. Только начал там жить свободно, как приехал Евдоким и привез 8-ую главу, к[оторая] б[ыла] в безобразном виде. Начал переделывать и месяц работал каждый день, переделывал и теперь еще переделываю. Кажется, что подвинулся к концу. Явился швед Абрагам. Моя тень. Те же мысли, то же настроение, минус чуткость. Много хорошего говорит и пишет. Нынче поехал к нему с Таней, а он идет.
Думал: 1) Бог учит людей страданиями, теперь голодом, как люди учат бессловесных животных: не понимает — еще 5 часов без еды. Так нас учит Бог теперь; но мы плохо понимаем. Хотим, не изменяясь, быть сытыми. Это-то и плохо.
2) Мысль шведа о том, что земля богатеет от обитания на ней всех животных, к[оторые] кормятся на ней, и беднеет от человека, п[отому] ч[то] он не только кормится, но еще и балуется над ней.
3) Надо быть по отношению воли Бога как добрая породистая кобылка, к[оторую] я выезжал. Она не вырваться хотела, не перестать служить, а только хотела догадаться, чего, какой работы я хочу от нее! Она пробовала то с той, то с 2-ой, то с 3-й ноги, то вправо, то влево, то голову вверх. Так и нам надо. Так и я желаю. Помоги. Завтра.
27 Мая. Я. П. 92. Е. б. ж.
Нынче 29 Мая. Вчера было письмо от Матв[ея] Ник[олаевича], и он сам приехал. Ноге лучше. Я собрался ехать. С[оня] мрачна, тяжела. Уж я забыл это мученье. И опять. Молился нынче о том, чтобы избавиться от дурного чувства. Писал много. Прибавил. Не совсем еще готово, но приближается к концу. Письмо о треб[ах] Хилкова.
Нынче 56 Июля 92. Ясн. Пол. Полтора месяца почти не писал. Был в это время в Бегичевке и опять вернулся и теперь опять больше 2-х недель в Ясной. Остаюсь еще для раздела. Тяжело, мучительно ужасно. Молюсь, чтоб Бог избавил меня. Как? Не как я хочу, а как хочет Он. Только бы затушил Он во мне нелюбовь. — Вчера поразительный разговор детей. Таня и Лева внушают Маше, что она делает подлость, отказываясь от имения. Ее поступок заставляет их чувствовать неправду своего, а им надо быть правыми, и вот они стараются придумывать, почему поступок нехорош и подлость. Ужасно. Не могу писать. Уж я плакал, и опять плакать хочется. Они говорят: мы сами бы хотели это сделать, да это было бы дурно. Жена говорит им: оставьте у меня. Они молчат. Ужасно! Никогда не видал такой очевидности лжи и мотивов ее. — Грустно, грустно, тяжело мучительно. Здесь Поша и Страхов. Я было кончил, но на днях — верно б[ыл] в дурном духе, стал переделывать и опять далек от конца, теперь 9—10-я главы.
Уезжая из Бегич[евки], меня поразила, как теперь часто поражают картины природы. Утра 5 ч. Туман, на реке моют. Всё в тумане. Мокрые листья блестят вблизи.
За это время думал: 1) Для нравственной жизни нужно связать свою эту жизнь со всею бесконечною жизнью, следовать закону, обнимающему не одну эту жизнь, но всю. Это делает вера в будущ[ую] жизнь. Пришло в голову, по случаю спиритов. Всё это неясно и пошло…
2) Когда проживешь долго — как я 45 л[ет] сознат[ельной] жизни, то понимаешь, как ложны, невозможны всякие приспособления себя к жизни. Нет ничего stable7 в жизни. Всё равно как приспособляться к текущей воде. Всё — личности, семьи, общества, всё изменяется, тает и переформировывается, как облака. И не успеешь привыкнуть к одному состоянию общества, как уже его нет и оно перешло в другое.
3) Говорил с Страховым. Как религия, кот[орая], считая себя абсолютн[ой], непогрешимой истин[ой], есть ложь, так и наука. Говорят о соединении науки и религии.8 Только бы и та и другая не держались бы внешнего авторитета, и не будет разделения, а религия будет наука, и наука будет религия.
4) Я застал себя на повторении самому себе неприличного анекдота и стал искать, каким ходом мысли я пришел к этому: оказалось, что постыдное, мучающее раскаяние, воспоминание навело на мысль о том, что надо каяться. Мысль о стыде покаяния навела на воспоминание о том, как я глупо рассказал этот анекдот. Меня удивило, что я вспоминал этот анекдот, и я испугался: неужели мне приятно вспоминать это, как бывало прежде. Но по филиации мысли я добрался, что связь мыслей была нравственна. Интерес б[ыл] нравственный. И я подумал, что вся разница и жизни и художеств[енных] произведений поэзии та, что для одних связь, руководящая нить, клей, к[оторым] склеиваются одно с другим события жизни, у одних эгоистический, похотливый, у других нравственный.
5) Что такое потребность в собственности? Чтó человек стремится признавать своей собственностью? То, что ему необходимо для его жизни.
Я, кажется, ошибся, что 6. Нынче 5.
Буду писать завтра 6-е. Если б. ж. Грустно, грустно. Тяжело, тяжело. Отец, помоги мне. Пожалей меня. Я не знаю, что, как надо делать. Помоги мне. Научи любить.
[6 августа.] Страшно думать: месяц прошел. Нынче 6-е Августа. Опять был в Бегичевке. Там покончил дела. Буду продолжать отсюда. Апатия, слабость большая. 8-ая гл[ава] кончена, но над 9-й и 10-й все вожусь. И начинаю думать, что толкусь на месте. — Раздел кончен. Выписал Попова. Он живет у нас, переписывает и ждет. Страхов опять приехал. Я очень опустился нравственно. От сочинения, от мысли, что я делаю важное дело — писанье, хоть не освобождающее от обязанностей жизни, а такое, к[оторое] важнее других. Молитва стала формальностью. Тоска прошла, но энергии жизни нет. Одно утешительно: тщеславие настолько меньше, что хочется сказать, что нет. Многого не записал, а были стоящие мысли. Да, милый Горбунов был в Бегичевке. А здесь был Скороходов и Бодянский, оставили оба очень тяжелое впечатление. Скорох[одов] мил, добр, но тот весь тщеславие! Прости меня, Отец, если ошибаюсь. Ужасно то, что искупление ему нужно. Это не даром. Должна быть болячка! «С доброй жизни не полетит», и с доброй жизни не напустит этой дури себе в голову.
Думал: 1) Только и помню теперь, что я сижу в бане, и мальчик пастух вошел в сени. Я спросил: Кто там? — Я. — Кто я?— Да я. — Кто ты? — Да я же. Ему, одному живущему на свете, так непонятно, чтобы кто-нибудь мог не знать того, что одно есть. — И так всякий. Вспомню и напишу после другое.
7 А. Я. П. 92. Если буду жив.
[9 августа.] Были письма от Файнермана и Алехина о том, чтобы собраться, — собор. Какое ребячество! — Написал им ответы. Забыл написать. Они хотят того, что есть последствия того, что дает единение, т. е. чтобы мы делали бы дело Божие и были бы все вместе, без того, что это производит — одинокой работы перед Богом.
Нынче 9 А. Я. П. 92. — Вчера писал немного лучше. Собой так же недоволен: нет любви ни к чему. Правда, что меньше всего к себе, но все-таки — нет ее. Вчера за обедом маленький эпизод о грибах, запрещение собирать их, больно огорчил меня. И это мне должно быть стыдно. Много думал, но ничего не записал и не помню. Вчера читал Бабар[ыкина] Труп, очень хорош[о]. Лева приехал. С ним ничего. — Нынче писал лучше, но мало. Ходил с Сашей за грибами. Очень приятно. Вчера написал письмо Диллону, по случаю письма Лескова. Пришли Попов и Буткевич. Вечером приехала Таня и еще куча народа. Теперь играют наверху со скрипкой. Прочел повесть какой-то барыни — плохая.
Думал только одно: Как ни мало бойся смерти, нельзя, нельзя приступить к этому переходу, такому, какого не было со дня рожденья, — без замиранья сердца. Знаю я, что иду я туда, quo non nati jacent,9 что иду я к тому доброму Богу, от к[оторого] я исшел, но не могу без замирания сердца приступить к этому, как не мог бы без замиранья сердца пуститься из балона на парашюте, как бы ни был уверен в верности парашюта.
[21 августа.] Никак не думал, что опять пролетело 13 дней. Завтра 22.
Нынче 21 Ав. Я. П. 92. Всё так же вяло живу, весь поглощенный только своей статьей, к[оторую] всё не кончаю. За это время получил и написал длинное письмо Прокопенке в ответ на его — о живом Христе. В письме этом надо поправить следующее: Я написал сначала, что пылкие, славолюбивые люди, потом написал: некоторые; но надо было написать ни то, ни о другое, а люди, поверхностно понявшие учение Христа, понявшие только последствия его, а не самый способ его, состоящий в установлении каждым человеком своего отношения к Богу; для достижения этих последствий устраивают сообщества людей, требующих друг от друга исполнения известных поступков и, кроме того, стараются сами или напугать или расчувствовать себя различными представлениями так, чтобы желательные последствия были исполнены. Нынче ходил в другой раз с Сашей за орехами. Попов переписывает. Я как будто подвигаюсь тем, что более ясна связь и, главное, что выкидываю красноречие. За это время думал:
1) О
