о быстроте, а главное, об однообразии времени: день, ночь, и опять, и опять, и пролетают года, десятилетия. И вдруг особенно живо почувствовал:

(Дальнейшее, до окончания записи 25 мая, в подлиннике отчеркнуто сбоку зеленым карандашом. Здесь же вложена машинописная копия этой записи (2 лл.), в которой Толстым сделаны исправления. Печатаем данную вапись по исправленной автором копии)

1) Время есть только та форма, в к[отор]ой я сознаю свою жизнь, имею радость творить ее. Жизнь же моя вся уже есть для Начала жизни — Бога. Бог через меня и бесконечное количество существ живет и дает радость, благо жизни мне и всем этим существам. — То, ч[то] мы называем свободой воли и что и есть свобода, это — допущение или не допущение в себя Бога с тем, чтобы Он мог через меня творить жизнь — жить. Недопущение же Его в себя лишает меня блага жизни, но Ему не может мешать жить, так как он живет в бесконечном количестве существ, т. е. непонятно для меня. Кроме того, Он живет и в тех существах, к[отор]ые сознательно не допускают Его в себя. И живя в них, достигает тех же своих целей. Важно тут только то, ч[то] человек, каждый из нас, имея бессознательное благо жизни, может иметь и величайшее сознательное благо — быть орудием Бога, непосредственно соединяясь с Ним и за одно творя и Его и свою жизнь.

Дождь поливает поля, леса, степи, и живущие уже на них злаки, деревья, травы имеют вследствие воспринятия влаги радость роста, цветения, плодоношения, но влага, дождь действует и на голую землю, размягчая ее, приготовляя ее к возможности принимать семена и растить их. То же и с людьми — и сознательно участвующими в жизни божеской, и не сознающими Бога и все-таки участвующими, сами но зная того, в Его жизни. (Так думалось неясно, н je m’entends[я понимаю то, что хочу сказать.])

26 Мая.

Вчера продолжал писать «Никто не виноват», и — порядочно. Но нынче не пошло. Вчера приезжал Пунга и Оля. Написал письмо Ч[ерткову]. С Соней тяжелый разговор о хозяйстве. Я жалею, что не сказал о грехе земли. За обедом тоже она, бедная, запуталась. Интересное существо она, когда любишь ее; когда не любишь, то слишком просто. Так и со всеми людьми. Ездил верхом. Вода выше брюха лошади. Не спал перед обедом, б[ыл] слаб. Нынчо немного пописал: Никто не виноват, и бросил, нехорошо. И нет настоящей охоты писать. И баста. Записать нечего.

27 Мая.

Вчера вечером оч[ень] трогательное общение с Студ[ентом], приехавшим для свидания с Кавказа. Гусев сказал, ч[то], кажется, проситель. Он подал мне конверт, прося прочесть. Я отказывался, потом стал читать с конца. О монизме и Геккёле. Я недобро стал говорить ему. Он страшно взволновался. Потом я узнал, ч[то] он чахоточный, безнадежный. Он стал уходить и сказал, что чтение «О жизни» было для него событием. Я удивился и попросил остаться. Я прочел его записку. Оказалось, совсем близкий человек. А я оскорбил, измучал его. Мне было и больно и стыдно. Я просил его простить меня. Он остался в деревце ночевать. Нынче утром пришел, и мы умиленно говорили с ним. Оч[ень] трогательн[ый] человек. Я полюбил его.

Нынче думал, ч[то] не буду писать. А взял и написал довольно много. Мож[ет] быть, что-нибудь и выйдет. Только не знаю подробностей. Потом ездил верхом к Гале и Оле и видел Ник[олаева] и Голд[енвейзера]. Очень приятно б[ыло] у них. — Записать только одно:

1) Наша особенная, исключительная любовь к ближним только затем и нужна, чтобы показать, как надо бы любить всех. В проститутках видеть дочерей и так же, [как] за любимую дочь, страдать за них.

Иду обедать.

28 Мая.

Приехал Лев. Мне тяжело с ним. Слава Богу, не изменил требованиям любви, но не могу не сторониться, не молчать, слушая его. Не молчал только два раза: когда он говорил о своем недовольстве жизнью — я сказал, ч[то] я думаю о необходимости жить духовной жизнью, и другой раз выразил свое отвращение, когда он высказал сочувствие, оправдание убийствам Стол[ыпина]. Вечером он говорил оч[ень] глупо. Я всё молчал. Пришел мальчик портной. Один из тех, к[оторые] хотят сразу изменить жизнь. — Нынче ночью очень (Подчеркнуто дважды) болела задняя левая часть головы, и не спал. Должно быть, от этого не пишется. Теперь 1-ый час. Был Евдоким[ов], сапожник. Единомышленник. Вчера, к стыду своему, б[ыло] неприятно письмо, осуждающее меня за мое распоряжение имуществом.

[29 мая.]

Были семинаристы. Я говорил с ними с усилием и опять без памятования о Боге в них.. Ходил тихо по саду. Миташа Об[оленский].

29 Мая. Встал здоров. Вышел. Тульск[ие] просители. Опять забыл и недобро говорил с ними, отказывая. Пошел в сад и оч[ень] хорошо думал. Запишу. Вчера хорошее письмо Ч[ерткова] к Кузьмину. Нынче чуть-чуть поправил «Н[ет] в м[ире] в[иноватых]» и занялся о любви. Недурно поправил. Ездил хорошо в Колпну. Записать:

1) Общение человека с человеком есть единственное и величайшее таинство: сознание себя (Бога) в другом. Только бы понимать его таинство.

2) Люди, мало мыслящие и занятые своими целями, не могут переноситься мыслью в других. — А это-то и важно.

3) Сходясь с людьми, не думай о своей выгоде, а о том, как ты будешь судить о себе, а думай о выгоде того, с кем сходишься, и не думай о том, как он будет судить о тебе.

4) Оч[ень] хотелось бы в Н[ет] в[иноватых] показать, как все люди живут одним своим и глухи ко всему остальному.

Милый Ив[ан] Ив[анович] огорчился на Ч[ерткова]. Письма довольно приятные. Написал О Женщ[ипах] письмо и ответ на осуждения. Поразительная история Кашинской. Спор о вегетарьянстве Николаевой (В подлиннике описка: Николаева) с…. (забыл). Я вмешался и огорчил, вероятно, NN. (Так в подлиннике). И мне больно стало.

30 Мая.

Мало спал, встал рано. Приехал Мечник[ов] и кореспонденты. Мечн[иков] приятен и как будто широк. Не успел еще говорить с ним. Приходил безногий проситель. И я хорошо, помня о нем, обошелся с ним, помня о том, что

1) Надо, обращаясь с людьми, не думать о своих желаниях, а помнить о желаниях тех, с кем имеешь дело; но не думать о суждении о себе тех, с кем имеешь дело, а думать о том суждении, к[оторо]е будешь иметь о своем отношении к этим людям.

2) Надо б[ыло] усилие, чтобы вспомнить о моем отношении и к безногому. А это п[отому], ч[то] это отношение б[ыло] такое, какое должно быть, т, е. хорошее. Радовать нас не могут и не должны наши хорошие поступки. Радость, благо не в поступках, а в том спокойствии, в той свободе, к[отор]ую они дают.

Теперь 12 часов, полдень.

31 Мая.

Продолжение 30 мая. Меч[ников] оказался оч[ень] легкомысленный (Зачеркнуто: односто[роныий]) человек — арелигиозный. Я нарочно выбрал время, чтобы поговорить с ним один на один о науке и религии. О науке ничего, кроме веры в то состояние науки, оправдания к[отор]ого я требовал. О религии умолчание, очевидно, отрицание того, что считается религией, и непонимание и нежелание понять того, что такое религия. Нет внутреннего определения ни того, ни другого, ни науки, ни религии. Старая эстетичность Гегелевско-Гётевско-Тургеневская. И оч[ень] болтлив. Я давал ему говорить и рад оч[ень], ч[то] не мешал ему. Как всегда, к вечеру стало тяжело от болтовни. Голд[енвейзер] прекрасно играл.

Встал поздно, с вечера не опал. Видел ужасный сон… Складывается тип и ученого и революционера. Хотел писать, но стал поправлять Един[ую] Зап[оведь] и проработал все утро. Приезжал репортер, и неприятно б[ыло], фальшиво. Приехала Вер[а] Пироговск[ая]. Тяжело вспоминать ее положение. Вел себя недурно. Не б[ыло] недоброго чувства ни к кому. Но безумие людское и самоистязание удручает. Иду обедать.

[1 июня.]

После обеда три посетителя: рабочий Союза Р[усского] Народа], выпивший, уговаривал меня вернуться в церковь, добродушный, но совершенно безумный, потом женщина с двумя огромными конвертами, требующая, чтоб я прочел…»крик сердца». И тщеславие, и мания авторства, и корысть. Я огорчился — надо б[ыло] спокойнее. Потом репортер Раннего Утра. Как я рад, ч[то] с Левой мне перестало быть тяжело. У Веры так и не осилил спросить об ее ребенке. — Как и это сделалось?

1 Июня. Проснулся в 5-м часу и записал много важного, хорошего: к Н[ет]в м[ире] в[иноватых], и к Е[диной] Запо(веди], и еще о Боге, Еще конспект беседы с курс[истками]. Очень ясно, живо понял, странно сказать, в первый раз, что Бога или нет или нет ничего, кроме Бога. Начал писать оч[ень] хорошо Ед[иную] Зап[оведь], но скоро, к 12-му часу, ослаб умом и оставил. Был издатель Вегет[арьянского] журнала. Ездил верхом немного. Записать:

2 Июня.

Вчера вечером читал письма. Мало интересных. Нынче спал много и встал таким свежим, каким давно, давно не чувствовал себя. Телеграмма от сына Генри Джоржа, потом из Р[усского] С[лова] с коректурами о Мечникове]. Поправ[ил] корект[уры] и написал о Ген[ри] Дж[ордже] и послал в Р[усское] С[лово]. Верно, не напечатает. Потом просмотрел весь «Неизбежный] Пер[еворот]». Всё, до 8-й главы хорошо. Над концом надо поработать. Писал до 3-х, не завтракал и не ездил верхом, походил по саду. Дождь. Теперь 5 ч[асов]. Ложусь. Записать:

1) Жестокость несвойственна человеку и объясняется только узостью цели, сосредоточенностью усили[й] жизни на цели. Чем уже эта цель, тем возможнее жестокость. Любовь целью ставит благо других и потому, исключая цель, несовместима с жестокостью.

4 Июня.

2 вечером не помню. Разболелась нога. Забинтовал. Вчера. Утром писал немного Ед[иную] Зап[оведь], становится лучше. Хорошее письмо от Ч[ерткова]. Провел весь день в кресле. Вечером были Николаевы. Прекрасные его укоры за то, ч[то], говоря о Г[енри] Ж[ордже], обращаюсь к правительству, ожидаю чего-либо от правительства. Сами виноваты. Та же мысль, как в письме Ч[ерткова]. Письма не интересные. Соничке читал о вере. Не то. Нынче ноге лучше, но весь слаб. Приехал Троян[овский]. Ничего не писал, попробовал молитву Соничке, письмо на вопросы, во что я верю, и немного Ед[иную] Запо(ведь]. Общее состояние нехорошо. Иду обедать. Записать:

1) Непротивление. — Не могу писать, не могу думать. Оч[ень] слаб.

5 И.

Оч[ень] приятно играл вчера Троян[овский]. Были Черт[ков] и Голд[енвейзеры]. Здоровье всё плохо. Нынче ничего не делал: чуть-чуть поправил Ед[иную] З[аповедь] и статью о Джор[дже]. Приехал сын Дж[орджа] с фотогр[афом]. Приятный. Всё не могу приучить себя к молитвенному состоянию, входя в общение с людьми. Записать молитву Соничке.

1) Утренняя молитва. Верю, что Бог живет во мне и в каждом человеке, и потому хочу любить и почитать его в себе и в других и для этого не делать ничего противного Ему.