он видит, или слышит, или понимает. Когда воспри[нимаю]щий испы[ты]вает чувство, подобное воспоминанию, — что это, мол, уже было и много раз, что он знал это давно, только не умел сказать, а вот ему и высказали его самого. Главное, когда он чувствует, что это, что он слышит, видит, понимает, не может быть иначе, а должно быть именно такое, как он его воспринимает. Если же воспринимающий чувствует, что то, что ему показывает художник, могло бы быть и иначе, видит художника, видит произвол его, тогда уже нет искусства.
3) Есть искусства двойные: музыка, драма, отчасти живопись, в кот[орых] мысль — задача искусства-и исполнение разделяются: в музыке композиция и исполнение, также и в драме — сочинение пьесы и исполнение, отчасти и в живописи, вообше в пластич[еском] искусстве, замысел и исполнение, и уже вполне — иллюстрация. И в этих двойных искусствах чаще всего встречается фальшивое искусство: ложная, пустая мысль и прекрасное исполнение музыкантами, или актерами, или живописцами. Особенно в драме и музыке. Есть драматурги (Андр[еев] принадлежит к ним) и композиторы, к[оторые], не заботясь о содержании, о значительности, новизне, правдивости драмы, музыкального сочинения, рассчитывают на исполнение и к удобству, эфектам исполнения подгоняют свои произведения.
Сейчас иду завтракать, 2-й час.
Ездил верхом оч[ень] приятно. После обеда читал Vedic Magazine. Надо бы написать индусу благодарность за его прекрасное изложение о Майа. Ма — это мера, майа — измеренное, ограниченное. Всё это иллюзорно. — Поздно вечером играл в 4 руки с С[офьей] Ан[дреевной]. Руки не ходят.
15 Окт.
Много спал. Ходил и ясно понял, как я плох, желая отвечать Струве, как далек от божеской, для души, жизни. Бросил.
Много писем хороших. Одно ругательное. Пошлю в Русь. Всё больше и больше хочется художественной работы, но нынче умственно слаб. Ходил по саду. Заснул. Иду обедать.
18 Ок.
Опять два дня не писал, нынче третий. Да, прежде еще, вечер 75-го. Не помню, вечером что-то читал. 26-го. Приехал Семенов. И уверил меня, что нельзя отказаться от фонографа, что я обещал. Мне б[ыло] оч[ень] неприятно. Надо было согласиться. Получил письмо ругат[елное] по-случаю разговора с Челыш[евым], что надо вешать и вешать. Я написал письмо в газеты, но потом, обдумав, не послал. С Семеновым б[ыло] приятно. Он и умен и образован самобытно, по-мужицки, т. е. по-хорошему. Потом приехала полька, врач из Парижа. Сначала она мне была смешна со своей научностью и Higine morale, [моральная гигиена,] но потом увидал в ней умную женщину. Они с Семеновым перечисляли писателей выдающихся, и тем имя легион, а второстепенных, третьестепенных? Какое скверное и пустое занятие. И какой оно имеет успех. Ездил верхом с Душано[м] оч[ень] приятно.
Вчера начал было Детскую мудрость, но ничего не успел сделать: раскидываюсь. Ездил с Душаном на телефон, говорил с Ольгой. Вечером приехали с грамофоном и фонографом 6 человек. Оч[ень] б[ыло] тяжело. Нельзя б[ыло] отказаться, и надо б[ыло] приготовить, что мог.
Нынче утром оч[ень) рано проснулся, нервно возбужден. Готовил к говорению в фонограф и говорил, и слава Богу, мне всё равно, как будут судить, одно побуждало: если уж попал, то хоть что-нибудь сказать, что хоть кому-нибудь, как-нибудь может пригодиться. Держал себя хорошо. Несколько раз вспоминал молитву. Да уж становится привычкой. Так ч[то] когда отказался от подарка машины и фонографированья вместе, б[ыло] мне неприятнее, чем им. Получил оч[ень] интересную книгу о Бабе и Беха Улле. Не дочел еще.
Вчера или 3-го дня именно по случаю посылки письма руг[ательного] в газеты оч[ень] живо почувствовал отвращение к заботе о мнении людей. И так захотелось одного: чтобы меня оставили в покое делать мое дело — служить Ему в те немногие дни, к[отор]ые остаются. Записать:
1) Сознаний — два. Одно сознание тела и различных частей его, которыми могу двигать или к[отор]ые болят, чешутся, и другое сознание — души, различных свойств ее, к[отор]ые могу направить на то или другое или которые страдают. (Неясно, а было что-то ясное.)
2) Молитва:
Радуюсь тому, что знаю, что Ты еси, и что я есмь, и, главное, тому, что знаю, что Ты и я одно и то же.
19 Окт.
Вчера ездил видеться с Ольгой. Встретил, хорошо поговорили. Дома к обеду Звегинцева. Старался или не говорить или говорить серьезно и добро. Не совсем хорошо, но лучше, чем прежде. То же и с Андреем и его женой. Но упрекаю себя в том, что не скажу им прямо то, что думаю об их жизни. С Зв[егинцевой] говорил о молитве в церкви, о тексте VI М[ат]ф[ея] и неприложимости к молитве текста XVIII, 20. — Вообще как вредно приписыванье значения текстам.
М[арья] Ал[ександровна] приехала. Какая серьез[ная] в ней идет работа!
Нынче встал не рано. Пошел ходить. Болит спина, и большая слабость. Но на душе твердо, ясно. Благодарю. Сейчас почитал К[руг] Ч[тения], письма, ответил на конвертах, и ничего не хочется писать, и слава Богу. Перечитал по случаю фонографа свои писания: О смысле жизни, О жизни и др., и так ясно, что не надо только портить того, что сделано. Если уже писать, то только тогда, когда не можешь не писать.
1-й час.
Ездил с Иваном далеко верхом. Вечер Андрей с семьей. Легче переношу. Читал Русск[ую] Мысль: Конь Белый, Березка и стихи. Без преувеличения: дом сумашедших, а я дорожу мнением этих читателей и писателей. Стыдно, Л[ев] Н(иколаевич].
20 Окт.
Много спал, слаб. Хорошо думалось, кое-что запишу. Но днем ничего, кроме Кр[уг]ов Чтения и писем, не делал. Но и то хорошо, если делаешь перед Ним. Нет, поправил еще разговор с учителями. Нехорошо. Приехал Ив[аы] Ив[анович], привез и вышедшие книги, и планы новых. — Приятно работать с ним. Видел во сне оч[ень] живо Гусева и написал ему. Потом приехал из Воронежской] губ[ернии] нарочно совсем серый и сырой крестьянин. И курит, и пьет еще, и осуждает, и уличает духовенство, но самобытен, и мне оч[ень] полюбился. Взял книги, портрет и уехал. Да, в них одна надежда, если позволять себе надежды и мысли о будущем. Я не позволяю. Ольга с детьми. Приятно. Да, еще прочел Никифору (из Воронежа) Разговор и замети[л] в нем недостатки и хочу исправить.
1) Всё больше и больше переходит в старости жизнь из прошедшего и будущего в настоящее. А чем больше переносишь силу жизни, Wille zum Leben, [воля к жизни,] из прошедше[го] и будущего в настоящее, тем свободнее и блаженнее жизнь.
2) Теперешняя молитва моя такая:
Помни, что тебе нет [дела] до людей, что ты перед Богом.
И довольно успешно повторяю это, и с большой пользой.
3) Да, все или почти все несчастия людей от того, что они заботятся не о себе, а об других людях. Только заботься люди только о себе, о своем истинном благе, и каждый бы был (чем он должен быть), доволен своей жизнью и не заставлял бы страдать других и сам бы не страдал от них.
Да, забыл записать: неприятный разговор с С[офьей] А[ндреевной] по случаю черкеса и попытки ограбления в Топтыко[ве]. Можно б[ыло] мягче. Но ничего.
После обеда беседа с Ив[аном] Ивановичем] о предстоящих работах. Оч[ень] хорошо. Теперь 10 часов. С[офья] А[ндреевна] сейчас уезжает.
21 Окт.
С[офья] А[ндреевна] вчера вернулась, испугавшись брошенного на дороге автомобиля. Спал мало, но хорошо думалось на прогулке. Фридман приехал ненужный. Начал писать записки священника. Могло бы быть оч[ень] хорошо. Мож[ет] б[ыть], и напишу. Хотелось бы это и записки лакея. Не моя воля, но Его. Потом уезжала С[офья] А[ндреевна], потом письма и завтрак. Поехал верхом с Фридм[аном]. Оч[ень] по хорошим местам ездили. Обедали с Ив[аном] Ивановичем]. Говорили об его делах. Он по горло завяз в мирской суете. Жалко. А може[т] б[ыть], так надо. Написал письмо индусу (нехорошо). Письмо от Ч[ерткова] о праве на издание писем, к[оторое] хочет присвоить Сергеенко. Как тяжело! Не Ч[ертков], Ч[ертков] это другой я, а эти бедные люди, зарабатывающие средства жизни произведениями мысли. Право лучше чистить нужники, чище работа (Последние шесть слов, в подлиннике выскобленные, воспроизводятся по фотокопии из архива. В. Г. Черткова.).
Сейчас с Сашей говорил. Она рассказывала про жадность детей и их расчеты на мои писанья, к[оторые] попадут им после моей смерти, следовательно, и на мою смерть. Как жалко их. Я отдал при жизни всё состояние им, чтобы они не имели искушения желания моей смерти, и все-таки моя смерть желательна им. Да, да, да. Несчастны люди, т. е. существа, одаренные разумом и даром слова, когда они и то и другое употребляют для того, чтобы жить, как животные. — Нехорошо, сужу их. Если так живут, то, значит, иначе не могут. А я сужу. Да, хочется художественной работы. Можно всё высказ[ать], облегчить себя, никого не осуждая.
Был нынче юноша из Гродно, в третий раз пришел просить. Ему дава[ли], но он требует. И нельзя дать ему. А не даешь, то чувствуешь себя виноватым. С С[ашей] говорил, т. е. Она говорила. Как радостно! Не хочу. Она читает.
1) Первое и самое главное: Нет меня, моего я, а есть только моя обязанность перед Ним.
2) Я, как отдельное существо, — иллюзия. Я только один, бесконечно малый орган (Ударение поставлено Толстым.) бесконечно великого, недоступного мне Всего. Мое дело служить этому Всему, как служит каждая клетка, частица всему телу. Воображать себе, что я отдельное, независимое существо, верх безумия. Я только орган. Нет никакого я; есть только обязанности органа служения Всему и возможность радостного сознания этого служения. Служение же возможно только тогда, когда орган в единении со Всем. Единение со Всем дается любовью. Так что любовь не есть цель Всего (Бог не есть любовь), а только условие, при котором орган, то, что мне представляется как «я», соединяется со Всем. Цель же Всего не доступна мне, хотя я и знаю, что служу ей. (Неясно, но мне радостно, понятно.)
Сейчас 10-й час, я, чувствуя себя слабым, бессильным, не могу ни письма написать ни записать, что нужно.
22 Окт.
Проснулся рано. Душан пришел с известием, ч[то] скрипач с женой. Я сошел вниз. Вероятно, еврей; хотел играть, я поручил решить дочерям. Они отказали.
Сам я пошел на деревню и испытал одно из самых сильных впечатлений, поплакал. Были проводы ребят, везомых в солдаты. Звуки большой гармонии залихватски выделывает барыню, и толпа сопутствует, и голошение баб, матерей, сестер, теток. Идут к подводам на конце деревни и заходят в дома, где товарищи. Всех шестеро. Один женатый. Жена городская, нарядная женщина, с больши[ми] золот[ыми] серьгами, с перетянутой тал[ией], в модном, с кружевами, платье. Толпа, больше женщин
