ближнего, произвольно.)
Вчера вечером читал Поссе. Нынче встал не поздно, здоровье лучше. Прекр[асная] погода. Ничтожные письма. Поправил добавление О Н(ауке], начал поправлять Разговор З[а] Обед[ом], не кончил. Ездил верхом. Саша записала то, что в постели думал. Оч[ень] уж много я набрал работы. Иду обедать.
[10 декабря.]
10 Дек. На душе оч[ень] хорошо. И всё от того, что не переставая молюсь новой молитвой и живу ею. Помоги мне быть только Твоим работником. Знаю, что он так же может помочь мне, как и я могу помочь частицам моего тела служить всему, но молитвой выражаю только то, что сознаю всей душой. И, удивительное дело, в 81 год только только начинаю понимать жизнь и жить.
Ходил и утром, и перед сном. Зашел далеко целиком, и нашла робость. Стыдно, Л[ев] Н(иколаевич]. Иду обедать. Занимался всё Сном. Нехорошо. Записать: Любовь это орудие.
11 Декабря 09 г. Я. П.
(Запись 11 декабря 1909 г. до слов: В постели внесена в Дневник переписчиком. Здесь же в тетрадь Дневника вклеен листок из блокнота, на котором рукою Толстого сделана запись, перенесенная в Дневник переписчиком под N 1.)
1) Как для того, чтобы топор, пила, заступ делали то дело, на которое они предназначены, надо, чтоб они были остры, так и для того, чтобы твои человеческие силы делали то, что они предназначены делать, надо, чтобы они были любовны.
Работник с тупым топором, пилой, заступом не может делать хозяйское дело, и человек, делающий дело Божье без любви, не может делать Его дело.
Любовь есть орудие, данное человеку Богом для служения Ему. Но как орудие — топор, пила, заступ, должно быть исправно, отточено для того, чтобы оно могло резать то, что оно должно резать, так и любовь должна быть отточена так, чтобы она могла брать, действовать не только на близких, добрых, но чуждых, недобрых, всех людей, всё живое.
2) Мы работники дела общего, всемирного, божия. Пути, которыми совершится это дело, не могут быть доступны нам, как не может быть доступно работникам всё дело хозяина (пример, разумеется, далеко не полный, сравнивая всемирное, вечное движение с делом частным, временным). Всякое угадывание работника о том, в чем состоит дело хозяина, и направление своих сил-как и не может быть иначе — на это различно предполагаемое дело только отвлекает силы работника от дела и замедляет совершение его, лишает работника лучшего блага: сознания несомненности знания того, что он делает то, чего хочет от него хозяин. Такое же сознание дается человеку только одним: тем, и что, отступая от воли хозяина, работник лишается блага, исполняя ее — получает благо.
Как работнику хозяин сказал: если будешь делать то, что я велю, буду держать, кормить, обеспечивать тебя, давать тебе то, чего тебе хочется, так и человеку, всему существу его сказано: дам тебе благо, если будешь делать то, что я велю; не будешь делать — не будет тебе блага. Благо же твое в увеличений в себе любви. То же, что я велю, ты знаешь из того, что это одно дело, которое ты всегда можешь делать.
Поняв же это, человек получает и самое несомненное знание о том, в чем дело не только его жизни, но жизни всего мира. Не всё дело мира, со всеми подробностями его достижения, как думают знать это люди, предписывающие определенную деятельность, — а получает несомненное знание об одном из подготовительных состояний к тому, всегда скрытому от человека, общему, всемирному, Божьему делу, которое делается жизнью мира. Получается несомненное знание о том, что это подготовительное состояние, включающее в себе всё, что только могут придумать люди, делающие предположения о задачах жизни, состоит в одном: в увеличении исеобщей любви — увеличении, которому ты несомненно содействуешь, увеличивая ее в себе.
В постели записал это об орудии и о мнимом знании назначения жизни мира. И мне казалось, когда писал, очень важно.
Гулял. Метель. На душе оч[ень], оч[ень] хорошо. Сознание своего положения работника всегда на глазах хозяина необычайно успокаивает, утверждает, отгоняет сомнения и, главное, заботу о славе людской и дает такую радость. Не могу по старой привычке не выражаться в форме просьбы:
«Помоги, помоги мне не переставать сознавать себя твоим крошечным, но все-таки работником, чтоб не прошли это успокоение и радость, помоги».
Читал письма и отвечал. Хотя поздно начально довел, хотя вчерне, до конца Сон. Гулял, ложусь спать перед обедом.
(12 декабря.]
Вечер провел за чтением. Проводили Соню.
12 Дек. Всё по-старому, по-обычному. В постели записал только письмо Фиалко, революционеру, рассудителю о религии. Письма. Трогательное, длиннейшее от Копыла. Всё за что-то сердится, язвит. Я не читал всего, но рад, что ни малейшего зла не чувствую, но прямо жалко. Он, верно, больной. Поправлял Сон. Еще придется поработать. По форма эта может быть удачная. На душе не дурно, но нет того умиления и той твердости, к[отор]ые были от сознания своего работничества Ему. Может быть, прийдет, а мож[ет] б[ыть], прошло. И надо новое. Сейчас подумал оч[ень] странное, а именно, что для того, чтобы быть с Богом, быть в настоящем, быть неподвижным, надо не переставая двигаться. Je m’entends, [Я понимаю то, что хочу сказать,] т. е. что для того, чтобы быть с неподвижным, вечным, надо не переставая отодвигать то, что отделяет от него. Иду обедать.
[13 декабря.]
Вечером приехала г-жа Малахиева. Кажется, серьезная женщина. Я, странно, показал ей мой дневник, п[отому] ч[то] в нем было написано то самое, о чем она спрашивала.
13 Дек. По-обычному. Письма. От Ч[ерткова]. Работал над Сном. Подвигается. Ездил к М[арье] А[лександровне]. Прекрасная погода. Иду обедать. Всё также нет прежней твердости и радости. Интересно нынче и оч[ень] полезно для освобождения от заботы о сл[аве] людск[оq]: прислана статья в Русск[ом] Зн[амени], где говорится о том, что я проповедник матерьялизма (sic), отрицающий всё духовное, и в книге Джемса то, ч[то] я меланхолик, близкий к душевной болезни. Оч[ень] полезно, сейчас чувствую хорошее влияние. Надо помнить. Иду обедать. Записать:
1) Дети тем особенно милы, что живут всегда в настоящем. Даже их мечты есть жизнь в настоящем и не нарушают ее.
Ездил к М[арье] А[лександровне] с С[ашей] и Душа[ном]. Ч[ертков] напрасно пишет о недавании его писем близким. А остальное всё в его письме оч[ень] хорошо.
[14 декабря.]
Проснулся со знобом, всё сильнее и сильнее, и дошло до чрезвычайной тряски озноба, потом жар 42(R), и я всё забыл. Ночью видел Андр[ея], какого-то доктора, Буланже. Всю ночь б[ыло] плохо, но очухался, и на душе так хорошо, как только могу желать. Не нужно усилия для любви ко всем. Правда, когда окружен одними любящи[ми], это легко. Утром пришли и Михайла, и Сергей, они все были в Туле.
14 Дек. Всё еще нездоров, но хорошо. Уж оч[ень] легко переносить. Возможность же, близость и вероятность смерти не представляет ничего ни страшного, как бывало встарину, ни интересного, ни желательного, ни нежелательн[ого]. Приезжает Соня. Жалко, что ее потревожили. Продиктовал письма и кое-что к Сну. Теперь 6-й час, ничего не ел и но хочется. Не отпускаешь и не прогоняешь работника, буду, что могу, Хлопаться, исполняя поведенное.
Весь вечер провел болея. Приехала С[офья] А[ндреевна]. Оч[ень] нехорошо. И не терпеливо переношу. И всё так же слабо чувствую то, что чувствовал 3 дня назад, что я работник, и нужно только Его одобрение, к[отор]ое всегда знаю в душе, и знаю, когда не заслуживаю его. Читал книгу Джемса. Неверное отношение к предмету — научное. Ох, это научное!
15 Дек.
Ночь почти не спал. Изжога такая, какой никогда не испытывал. Оделся и сижу на кресле. Продиктовал письма. Думал о Сне — кажется, хорошо, но не в силах писать.
Теперь 2-й час. 20 часов ничего не ел и не хочется. Не могу не видеть грубого суеверия медицины; но сказать это людям, живущим во всех смыслах ею — нельзя. Теперь Г 2.
От Репиной трогательное письмо, отвечал.
1) Человек мыслящий, говорящий, если не живет религиозно, а одними животными потребностями, бывает ужасен тем, что у него нет даже того семейного, родового инстин[кта], к[оторый] есть у животного, вследствие чего он становится эгоистом, врагом всех, кроме себя, и врагом ужасным, п[отому] ч[то] вооружен теми свойствами мысли и слова, к[отор]ые необходимы и безвредны только при челов[еческом] свойстве религии. Всё равно, как в руки ребенка кинжал, ружье, порох. Такие люди — тоже ребята; надо стараться жалеть их, любя. И это оч[ень] трудно.
Сейчас 6 часов, мне получше.
[16 декабря.]
Вечер провел свежее. Читал, кажется, газеты. Хорошо говорил с Таней.
16 Дек. Опять оч[ень] тяжелая ночь. Бессонница, изжога. Встал; интерес[ный] разговор с Никитиным о медицине: О помогании людям, не зная, верно ли помощь; о том же, [что] ни страдания,ни смерть, от к[оторых] они хотят избавлять, не зло, а главное, что не может быть хорошим делом дело, делающееся из корыстных целей. Теперь скоро 3 часа. Все та же изжога. Нехорошо. Читал Н[а] К(аждый] Д[ень] и Le crime d’obeir. [Преступность повиновения.] Слабо.
Немного обедал со всеми. Читал Яп[онскую] книгу. Замечательно явно наивное развращение для своих целей народа посредством монополии воспитательного воздействия. У нас то же, только более скрыто. Вечер лучше. Спал лучше всех последних ночей.
[17 декабря.]
Играл в карты.
17 Дек. Встал в 8. Кое-что записал в дневник (попрошу С[ашу] переписать). Пил кофе с неохотой. Письма мало интересные. Отвечал. Тоже не интересный американец фотограф. Поправлял немного разговор. Не хорошо, но приближается. Просмотрел и приписал к (Нищенство и народ) конец. Не дурно. Читал статью Менш[икова] о Кр[уге] Чт[ения]. Совершенно вроде ст[атьи] Рус[ского] Зн[амени] о моем матерьялизме: владеет языком, даже талантом писателя и отчасти благодаря этому совершенно не рассуждают, (Переправлено из: рассуждает) не боятся неправды и да же не интересуются вопросом о том, правда ли, неправда то, что пишут. И это оч[ень] успокоительно. Вышел немного погулять, позавтракал. Здоровье все лучше. Спал перед обедом час. И теперь пишу без 10 минут 6.
(Дальнейшие записи под N N 1 и 2, кончая: сила эта удесятеряется внесены в тетрадь Дневника переписчиком.)
1) Помни, что состояние твоего тела: желудок, похоть или успокоение ее, усталость, боль, всё это изменяет — не изменяет, а повышает до высшей степени или понижает до низшей степени твое духовное состояние, твое отношение к жизни. То восторг радости, умиления от блага жизни, то тоска, уныние; то всех любишь, то всех не любишь или хотя удерживаешься, чтобы не не любить.
Помни это и не приписывай тому состоянию подъема или упадка значения настоящего твоего состояния. А состояние настоящее твоего духовного я есть центральное,
