и, главное, quasi-философской и популяризаторской деятельности. Мы не удивляемся и не сомневаемся в том, что если в хорошо разработанную землю попали семена и при этом будет тепло, влага и ничто не затопчет посев, то вырастут известные растения. Возможно также верно определить, какие будут духовные последствия известных умственных, художественных, научных воздействий.

2) Мне все больше и больше кажется, что нужно и есть что сказать о причинах подавления духовной жизни людей и средствах избавления. Все то же старое: причина всего — насилие, оправдываемое разумом насилие, и средство избавления: религия, то есть сознание своего отношения к богу. То же хочется выразить в художественной форме. Николай I и декабристы. Читаю много хорошего по этому.

[…] Несколько дней здоровье нехорошо. Вял. Нет охоты работать. Отослал давно «О войне» и жду действия, хотя знаю, что никакого не будет и не следует ждать.

8 мая 1904. Ясная Поляна. Нынче получил письмо от матроса из Порт-Артура. Угодно ли богу, или нет, что нас начальство заставляет убивать?

Есть это сомнение, и я пишу о нем, но знаю тоже, что есть великий мрак в огромном числе людей. Но, как Кант говорит, как только ясно выражена истина, она не может не победить все. Когда? Это другой вопрос. Нам хочется скоро, а у бога лет как один час. Думается мне, что для того, чтобы кончились войны (и с войнами узаконенное насилие), нужны вот какие исторические события: нужно 1) чтобы Англия и Америка были в войнах разбиты государствами, введшими общую воинскую повинность; 2) чтобы они вследствие этого ввели общую воинскую повинность, и 3) что тогда только все люди опомнятся.

11 мая. Ясная Поляна. 1904. Здоровье лучше. Приехали Михайлов и Николаев, приезжают Мережковские. Все дни ничего не писал. Англичанин с письмом от Черткова. Душевное состояние хорошо. […]

20 мая 1904. Ясная Поляна. Последние дни писал предисловие к статье Черткова. Кое-что добавил к войне. А перед этим дня два ничего не делал. Здоровье недурно, хотя чувствую убыстряющееся приближение к переходу. […]

24 мая 1904. Ясная Поляна. Ничего не пишу. Здоровье хорошо. Соня больна. Невралгия. […] Все читаю декабристов и Николая. Очень казалось бы нужно.

25 мая 1904. Ясная Поляна. Вчера писал «Божеское и человеческое». Здоровье хорошо. […]

28 мая 1904. Ясная Поляна. Все поправлял «Божеское и человеческое». Здоровье со вчерашнего дня испортилось. […]

30 мая 1904. Ясная Поляна. Третий день нездоров — печень, но нынче гораздо лучше. Немного прибавлял к «Божескому и человеческому». Кажется, не дурно. «Камень главы угла», то есть «О религии», я решил бросить то, что написано, и начать сначала. […]

2 июня 1904. Ясная Поляна. Вчера писал письма. За работу ни за какую браться не хочется. Отпустил Brigs’a. Умный малый. Был Гегидзе. Напрасно. Здоровье получше. Война и набор в солдаты мучает меня. Думал:

1) Человек, взрослый человек, без религиозного мировоззрения, без веры, есть духовный, нравственный калека, он может делать то, что свойственно человеку, может жить только благодаря искусственным приспособлениям: забавы, искусство, похоть, честолюбие, корыстолюбие, любопытство, наука. И такой человек — как и калека — всегда во власти всех, с ним можно сделать все, что хочешь. И такова вся наша, вся европейская (и американская) интеллигенция. Эта интеллигенция-калека ни во что не верит, ничего не умеет делать, кроме пустяков, но знает, что ей надо жить. И жить она может только чужими трудами. Заставить же кормить, содержать себя она может только людей тоже без религии. И потому все усилия ее направлены на то, чтобы или извратить ту веру, которую имеет народ, или совсем лишить ее народ. Первым делом специально занято духовенство, вторым — ученые: наука, литература, искусство. […]

4 июня 1904. Ясная Поляна. Несколько дней не пишется. Здоровье не совсем. Война — набор запасных, не переставая, страдаю. Попытался вчера писать воспоминания — не пошло. Думал:

[…] 2) Война есть произведение деспотизма. Не будь деспотизма, не могло бы быть войны; могли бы быть драки, но не война. Деспотизм производит войну, и война поддерживает деспотизм.

Те, которые хотят бороться с войной, должны бороться только с деспотизмом.

6 июня 1904. Ясная Поляна. Вчера немного писал «Камень». Немного нездоровится.

[…] Несчастные брошенные солдатки ходят. Читаю газеты, и как будто все эти битвы, освящения штандартов так тверды, что бесполезно и восставать, и иногда думаю, что напрасно, только вызывая вражду, написал я свою статью, а посмотришь на народ, на солдаток, и жалеешь, что мало, слабо написал. […]

9 июня 1904. Ясная Поляна. Все та же слабость духовная. И то хорошо. Слава богу, продолжаю сознавать себя истинным собою. Ездил вчера в Тулу. Ничего не пишу. Посетители: Давыдов, Бестужев, Кун, Michael Davitt нынче.[…]

11 июня 1904. Ясная Поляна. Вчера записал дневник, написал несколько писем, и больше ничего. Здоровье лучше, но та же умственная бездеятельность. Ездил верхом. Все помню свое (не знаю, как ясно, коротко выразить) — свою истинную жизнь, что она в настоящем. И очень хорошо. Стоит вспомнить, и то, что тревожило — перестает, что сердило — перестает, что огорчало — радует. Саша идет — беспокоюсь. Да ведь это не моя жизнь. Что будет, то хорошо. Сердит то, что Ухтомский глупо пишет, да ведь он не знает, и опять это не я в настоящем. Из книги чужой листы пропали. Да ведь это так должно было быть. Твое дело отнестись к этому как должно. […]

13 июня 1904. Ясная Поляна. Все та же умственная слабость и нездоровится. Печень. Вчера поправлял Пошину биографию. Кое-что вписывал. Плохо. Ездил верхом. Дурно обошелся с офицером. Не забыл, но не умел иначе. Сейчас пойду к нему. Записать надо два: о боге и о посланничестве. Боюсь, что нынче я не в духе и дурно запишу. Еще что-то хорошее думал и забыл. Проводил Андрюшу. Удивительно, почему я люблю его. Сказать, что оттого, что он искренен, правдив, — не правда. Он часто неправдив (правда, это сейчас видно). Но мне легко, хорошо с ним, люблю его. Отчего?!..]

15 июня 1904. Ясная Поляна. Вчера только написал письмо Мооду. Физически в самом дурном духе, но без усилия держусь и часто, и когда нужно, вспоминаю о своем посланничестве. […]

18 июня 1904. Ясная Поляна. Здоровье не совсем. Ничего не пишу. Думал о себе:

1) что не обманываю ли я себя, хваля бедность? Увидал это на письме к Молоствовой. Вижу это на Саше. Жаль их, боюсь за них без коляски, чистоты, амазонки. Объяснение и оправдание одно: не люблю бедность, не могу любить ее, особенно для других, но еще больше не люблю, ненавижу, не могу не ненавидеть то, что дает богатство: собственность земли, банки, проценты. Дьявол так хитро подъехал ко мне, что я вижу ясно перед собой все лишения бедности, а не вижу тех несправедливостей, которые избавляют от нее. Все это спрятано, и все это одобряется большинством. Если бы вопрос был прямо поставлен, как бы мне больно ни было, я решил бы его в пользу бедности. Надо ставить себе вопрос прямо и прямо решать его. […]

20 июня 1904. Ясная Поляна. Здоровье лучше, но не могу пристально работать, не хочется. Кроме того, много посетителей: Сухотины, Таня главное. Кое-что думаю и забываю, кое-что помню, а именно:

1) Эгоизм — самое дурное состояние, когда это эгоизм телесный, и самое вредное себе и другим; и эгоизм — сознание своего высшего «я» — есть самое высшее состояние и самое благое для себя и других. Стоит заботиться о себе телесном — и ряд неустранимых трудностей и бед; стоит заботиться о себе духовном — и все легко, и все благо.

2) Чем больше живешь, тем становится короче и время и пространство: что время короче, это все знают, но что пространство меньше, это я теперь только понял. Все кажется все меньше и меньше, и на свете становится тесно.

3) Споры бывают только оттого, что спорящие не хотят воротиться к тем положениям, на которых они основывают свои выводы. Если бы они сделали это, они увидали бы или что положения, принимаемые ими за аксиомы, несогласимы, или то, что кто-нибудь один, а может быть, и оба делают неправильные выводы из верных основ. […]

22 июня 1904. Пирогово. Вчера приехал в Пирогово. Брат в очень дурном состоянии, не столько физическом, сколько духовном. Правда, положение очень тяжело, удар, рот на сторону, слюна и боли; но оно становится тяжелее оттого, что он не хочет покориться. В таком положении есть только два выхода: противление, раздраженней увеличение страданий, как это у него, или, напротив: покорность, умиление и уменьшение страданий, даже до уничтожения их.

[…] Вчера в «Русских ведомостях» суждение о моей статье в Англии. Мне было очень приятно, самолюбиво приятно, и это дурно.

24 июня 1904. Ясная Поляна. Письма Черткова и англичанина по случаю статьи «О войне». Боюсь, что вызвало раздраженье тем, что там не с богом думано. И льстиво самолюбию, и сознание нехорошего поступка. Все можно сказать любя, с богом, а я не умел. Все еще помню и живу высшим сознанием. Маша здесь. И не только все так же, но еще больше близка мне, без разговоров. А она.

27 июня 1904. Вчера расстроился желудком, печенью. Вялость, сонливость и даже дурное расположение духа. Поймал себя на ворчании на Илью Васильевича. Стыдно. А остальное хорошо. Не забываю своего чина. За это время думал три вещи: две ясные, третья — только смутно представляющаяся. Вчера пробовал писать «Камень». Не пошло. Записать:

1) Николай Павлович распоряжается миллионами, посылает тысячи на военную бойню и иногда сам удивляется: как это его слушаются.[…]

28 июня 1904. Ясная Поляна. Нынче еще ночью умственно проснулся. Чего не коснусь, все, что вчера было темно и ненужно, — ясно и интересно.

[…] 5) Вспомнил военную выправку при Николае Павловиче (Записки Розена, трех забей, одного выучи), вспомнил крепостное право и то испытанное мною отношение к человеку, как к вещи, к животному: полное отсутствие сознания братства. Это главное в том, что я хотел бы писать о Николае I и декабристах.

[…] 7) Избавиться совсем от желания славы людской невозможно. Слава людская, любовь людей не может не радовать. Надо только не искать ее, не делать ничего для нее.

2 июля 1904. Ясная Поляна. Вчера написал много писем, — Гришенко о свободе воли и Толь о статье. Вчера как будто проснулся, а нынче опять вял. Много думал о том же: движении, веществе, времени, пространстве…

[…] 2) Было время, когда анархизм был немыслим. Народ хотел обожать