то будет у меня. Живу весело, чего же мне еще? — Это точно, что неволи тебе нет, — сказал Сократ, — да только хорошо ли будет, если ты весь век так проживешь? — А отчего же нехорошо? Чего же еще лучше, как весь век в удовольствиях прожить? — То-то, хорошо ли будет? — сказал Сократ. — Не все то хорошо, что нам хорошим кажется. Слыхал ли ты о Геркулесе? — Кто не знает о Геркулесе, какой он богатырь был и какие дела славные делал и какую славу заслужил, — сказал Аристон. — Ну, а слыхал ты, как он путь жизни выбирал? — сказал Сократ. — Этого не слыхал. — А не слыхал, так я расскажу тебе, — сказал Сократ. — Рассказать, что ли? — Расскажи, Сократ, — сказали другие. И Сократ стал рассказывать: — Вот видишь ли: когда Геркулес вырос, задумывался он над тем, какую ему избрать жизнь. И пошел он прогуляться и все с собой думает: что ему делать и как жить? И вот шел он, шел и зашел далеко в поле и видит: откуда ни возьмись, в чистом поле идут к нему навстречу две женщины. Подивился Геркулес и пошел сам к ним навстречу. Видит: одна ни большая, ни маленькая, ни толстая, ни худая, ни нарядная, ни замаранная, а простая и неприметная, идет ровно, тихо, не торопится, а другая — высокая, толстая, в пышном платье, набеленная и нарумяненная. Неприметная шла прямо и не оглядывалась по сторонам. Нарядная же подергивалась, охорашивалась и все оглядывалась, на тень свою смотрела. Вот стали они подходить к Геркулесу, нарядная подпрыгнула и выскочила вперед прямо к Геркулесу. — Знаю я, — говорит, — что раздумываешь ты о жизни: какую тебе жизнь избрать и по какой дороге идти? Вот я и вышла показать тебе самую лучшую мою дорогу. Пойдешь со мной, все тебе легко и весело будет. Не будет у тебя ни трудов, ни заботы, ни печали. Печали тебе никакой не будет, веселье на моей дороге никогда не будет перемежаться, — от одного веселья будешь переходить в другое, забота только та и будет, что выбирать: какое сладкое кушанье слаще, какое вино вкуснее, какая постель мягче, какое веселье веселее. А трудов только и будет, что приказать то, что тебе вздумается. Все, что прикажешь, другие тебе и сделают. Хорошо показалось Геркулесу обещание толстой женщины, и, чтобы запомнить ее, спросил ее имя. — Имя мое настоящее, — сказала женщина, — Счастье. Ненавистники только по злобе называют меня Роскошью. Так дразнят меня. Имя же мне — Счастье. Неприметная женщина стояла тихо, пока говорила нарядная; но когда она кончила, неприметная тоже заговорила и сказала: Прежде всего я скажу свое имя; зовут меня — Праведность, и нет мне другого имени. Не стану тебя заманивать соблазнами, как вот эта, а скажу тебе прямо, в чем благо всякого человека. Ты увидишь, что только со мной и найдешь благо. Ведь ты сам знаешь, что для того, чтобы земля родила, надо над ней потрудиться; хочешь, чтобы скотина была, надо за ней походить; [чтобы] дом хороший был, надо камни тесать и ворочать; хочешь, чтобы люди почитали тебя, надо трудиться для них; чтобы боги любили тебя, надо делать их волю. А воля их в том, чтобы трудами своими заплатить за труды других. По этой дороге я поведу тебя, и на этой дороге только есть благо. Еще не договорила неприметная, как нарядная опять выскочила вперед. — Видишь ли, — говорит, — Геркулес, на какую трудную дорогу она хочет увести тебя. Труды, труды и труды только и обещает она тебе. А радость-то будет или нет — не лучше ли идти со мной? Со мной не будет трудов, а с первых шагов будут только услады. Будешь сладко есть, вкусно пить, мягко спать. Пойдем со мной, — сказала нарядная и хотела взять Геркулеса за руку. — Погоди, — сказала неприметная. — Ты говоришь: сладко есть и пить; и думаешь, что это добро, но ты и есть-то и пить не умеешь. Ты и ешь-то и пьешь-то не вовремя, не тогда, когда есть и пить хочется, а от скуки. И тебе самые редкие кушанья и дорогие вина в рот не идут. Ты обещала ему спать сладко, да ты и спать-то не умеешь; чтобы заснуть, подкладываешь под себя мягкие перины, подушки, но и на них заснуть не можешь, потому что ты ложишься спать от скуки. Заснешь хорошо только поработавши, а тебе не от чего отдыхать. Знаю я тебя и знаю тех несчастных, которых ты погубила своими соблазнами праздной и сладкой жизни. Мало ли их теперь на тебя плачется на то, что растратили беспутно с тобой молодые годы? За то-то и гонят тебя все честные люди и называют и Роскошыо и Развратом. Я же не обманула никого из тех, кто пошел за мной. Все те, кто с молодых лет пошел за мной, все они окрепли душой и телом, все они нашли на пути моем больше радости, чем горя, все их любят и почитают люди, все они радостно вспоминают прожитой трудовой век и спокойно ждут смерти. На тебя ропщут, а меня никто никогда не упрекал за обман, и все чтут меня и называют все одним именем — Праведность. Вот на какую жизнь зову я тебя, Геркулес! Не стал более раздумывать Геркулес и пошел за Праведностью. Пошел за Праведностью в жизни, и потрудился для людей и угодил людям, и богам, и себе нашел благо. Кончил Сократ и говорит Аристону: — Подумай и ты. Аристон, с кем из двух пойти — с Роскошью или с Праведностью. Решайся, пока есть время, чтобы на старости лет не каяться на свою глупость и не помереть, не угодив ни себе, ни людям, ни Богу.
III. КАК НАДО УПРАВЛЯТЬ НАРОДОМ?
Услышал раз Сократ, что один богатый человек, звали его Главконом, добивается быть начальником. Сократ знал его, что он человек неопытный и беспечный, и захотел Сократ уличить его. Встретил его раз Сократ на городской площади. Стоял Главкон посреди народа, и люди с почтением говорили с ним. Все ждали, что он скоро будет начальником, и тогда каждому до него нужда будет. Главкон ждал, что его выберут, и гордился перед народом. Подошел и Сократ. — Здравствуй, Главкон! — сказал он. — Я слышал, что ты будешь у нас правителем. — Да, надеюсь, что так, — ответил Главкон. — Что ж, дело хорошее. Когда получишь должность, многое будет в твоей власти: можешь много людям добра сделать. И слава твоя далеко пройдет. — Да отчего же и не так? — сказал Главкон. — Отчего же мне и не быть хорошим правителем? — Хороший правитель тот, — сказал Сократ, — и слава про того хорошая, кто своему народу много пользы сделал. Не так ли? — Разумеется, — отвечал Главкон. — Так, пожалуйста, не скрывай, расскажи же нам: какую ты думаешь сделать пользу народу, с чего ты начнешь? Главкон замешкался и не сразу ответил. Он не придумал, с чего начать. Пока он думал, Сократ сказал: — Что же ты задумался, ведь нетрудно понять, чем народу пользу сделать. Народ ведь такие же люди, как и мы все. Если бы ты своему приятелю желал бы добро сделать, ведь первое дело, ты бы постарался ему богатства прибавить? — Разумеется, — ответил Главкон. — Ну, так ведь то же самое и с народом, — сказал Сократ. — Сделать добро народу — значит, чтобы все были богаче. Не так ли? — Как же не так, — сказал Главкон. — Ну, а как же сделать, чтобы весь народ был богаче? — спросил Сократ. — Я думаю, чтобы у всякого народа было больше прихода и меньше расхода. Не так ли? — Я думаю, — отвечал Главкон. — Скажи мне, Главкон, откуда теперь у народа доходы и сколько их? Ты, наверное, уж все это знаешь. — Нет, я этого не знаю, — сказал Главкон, — не подумал еще об этом. — Ну, об этом ты не подумал, — сказал Сократ, — так зато ты уж, верно, подумал, сколько на нужды надо расходов. И если теперь расходы лишние, ты, верно, придумал, как их скинуть. — Нет, — сказал Главкон, — и на это ответить теперь не могу. Я и об этом еще не подумал. — И об этом не подумал еще, — повторил Сократ. — Ну, что ж, еще успеешь. Ты, верно, все думал о том, чем бы тебе обогатить народ? Что же ты об этом думал? Чем, ты думаешь, можно обогатить народ? — Обогатить народ, — сказал Главкон, — я думаю, лучше всего войной. Завоевать другие народы и забрать у них все богатство и поделить. — Это верно, — сказал Сократ, — так короче всего обогатить народ, да только бывает и то, что не завоюешь чужие народы, а только потратишься напрасно на войну народом и деньгами, тогда ведь народ не разбогатеет, а обеднеет. — Это так, — сказал Главкон, но войну надо начинать только тогда, когда верно знаешь, что ты победишь, а не тебя победят. — Значит, чтобы начинать войну, надо верно знать силу своего народа и силу неприятеля? — сказал Сократ. — Разумеется, надо знать, — сказал Главкон. — Так скажи мне, Главкон, какие у нас военные силы готовы для воины и какие силы у того неприятеля, с которым ты хочешь воевать? — Верно не могу сказать этого, — Главкон, — наизусть и не запомнить. Так у тебя, верно, есть записи, принеси их, пожалуйста, мы их прочтем, посчитаем, — сказал Сократ. — Нет, записок у меня нет, — сказал Главкон, — да и неприятеля войска нельзя сосчитать. — Это жалко, — сказал Сократ, — потому что если нельзя сосчитать неприятеля, да нельзя никак вперед узнать, мы ли завоюем или нас завоюют, так выходит, что твое средство обогатить народ не очень-то и надежно. Обогатишь ли, нет ли — неизвестно; погубишь народа, наверное, много, да вместо богатства обеднеешь. Так это мы оставим, а скажи нам еще об одном, сказал тогда Сократ. — Скажи нам, Главкон, сколько нужно хлеба на прокормление всего народа?
