в роскоши. Потому что я захотел сделать сверх сил. И вышло то мое унизительное, бессмысленное положение. Я хочу жить просто, работать, а в этой обстановке с лакеями и швейцарами это выходит какое-то ломанье. Сейчас вот Яков Никанорович, вижу, смеется надо мной…
Столяр. Что мне смеяться? Вы мне платите, чайком поите. Я благодарю.
Люба. Я думаю, не поехать ли мне к нему.
Николай Иванович. Милая, голубушка, знаю, что тебе тяжело, страшно, хотя не должно бы быть страшно. Ведь я человек, понявший жизнь. Ничего дурного быть не может. Все, что кажется дурным, только радует сердце. Но ты пойми одно: что человеку, пошедшему по этому пути, предстоит выбор. И бывают положения, когда весы божеского и дьявольского становятся ровно и колеблются. И тут совершается величайшее дело божие – и тут всякое вмешательство чужое страшно опасно и мучительно. Как бы сказать, – человек делает страшные усилия перетянуть тяжесть, и тут прикосновение пальцем может сломать ему спину.
Люба. Да ведь зачем же страдать?
Николай Иванович. Все равно как мать скажет: зачем страдать? Роды не бывают без страданий. То же и в духовной жизни. Одно тебе скажу: Борис истинный христианин и потому свободен. И если ты не можешь еще быть тем, чем он, – не можешь, как он, верить в бога, через него – верь в него, верь в бога.
Марья Ивановна (из-за двери). Можно?
Николай Иванович. Всегда можно. Вот нынче какой у меня раут.
Явление третье
Те же и Марья Ивановна.
Марья Ивановна. Приехал наш священник, наш Василий Никанорович. Он едет к архиерею, отказался от прихода.
Николай Иванович. Не может быть!
Марья Ивановна. Он тут. Люба, позови его. Он хочет тебя видеть.
Люба идет.
Явление четвертое
Те же, без Любы.
Марья Ивановна. А еще я пришла к тебе сказать про Ваню. Ужасно себя ведет и учится так, что ни за что не перейдет. Я стала говорить ему – грубит.
Николай Иванович. Маша, ведь ты знаешь, что я не сочувствую всему тому складу жизни, который вы ведете, и их воспитанию. Это для меня страшный вопрос: имею ли я право видеть, как на моих глазах гибнут…
Марья Ивановна. Тогда надо что-нибудь другое, определенное, а что ты даешь?
Николай Иванович. Я не могу сказать что. Я одно говорю, первое: надо освободиться от этой развращающей роскоши..
Марья Ивановна. Чтоб они были мужиками – не могу я на это согласиться.
Николай Иванович. Ну, так не спрашивай меня. То, что тебя огорчает, так и должно быть.
Входит священник. Целуются с Николаем Ивановичем.
Явление пятое
Те же, священник и Люба.
Николай Иванович. Неужели покончили?
Священник. Не мог больше.
Николай Иванович. Не ждал я этого так скоро.
Священник. Да ведь нельзя. В нашем быту нельзя быть безразличным. Надо исповедовать, причащать, а когда познал, что это не истинно…
Николай Иванович. Ну и как же теперь?
Священник. Теперь еду к архиерею на испытание. Боюсь, что сошлют в Соловецкий. Думал одно время за границу бежать, вас просить, потом раздумал: малодушие. Одно – жена.
Николай Иванович. Где она?
Священник. Уехала к отцу. Теща была у нас и сынишку увезла. Это больно. Очень хотелось… (Останавливается, сдерживает слезы.)
Николай Иванович. Ну, помогай бог. Что же, вы у нас остановились?
Явление шестое
Те же и княгиня.
Княгиня (вбегает в комнату). Ну, вот и дождались! Он отказался и взят под арест. Я сейчас была там, меня не пустили. Николай Иванович, поезжайте вы.
Люба. Как отказался? Почем вы знаете?
Княгиня. Я сама была там. Мне все рассказал Василий Андреевич. Он член присутствия. Он прямо вошел и объявил, что он служить не будет, присягать не будет. Ну, все это, чему Николай Иванович его научил.
Николай Иванович. Княгиня! Разве можно научить?
Княгиня. Я не знаю, только не в этом христианство. Разве в этом христианство? Вот хоть вы, батюшка, скажите.
Княгиня. Ну, все равно. Да и вы такой же. Да вам хорошо. Нет, я не оставлю этого так. И что за проклятое христианство, от которого люди страдают и погибают! Ненавижу я это ваше христианство. Вам хорошо, когда вы знаете, что вас не тронут. А у меня один сын, и вы погубили.
Николай Иванович. Да успокойтесь, княгиня.
Княгиня. Вы, вы погубили его. Вы погубили, вы и спасайте. Поезжайте, уговорите его, чтобы он бросил эти глупости. Это можно богатым людям, а не нам.
Люба (плачет). Папа, что же делать?
Николай Иванович. Я поеду. Может быть, я могу помочь. (Снимает фартук.)
Княгиня (помогает ему одеваться). Меня не пустили, но мы поедем вместе, и я добьюсь теперь.
Уходят.
Сцена вторая
Сцена переменяется. Канцелярия. Сидит один писарь, и ходит часовой у противоположной двери. Входит генерал с адъютантом, писарь вскакивает, солдат отдает честь.
Явление первое
Писарь. Прошли к новобранцу, ваше превосходительство.
Генерал. А, хорошо. Попросите его ко мне.
Писарь. Слушаю, ваше превосходительство.
Генерал. А это что вы переписываете, не показание новобранца?
Писарь. Так точно-с.
Писарь подает и уходит.
Явление второе
Те же, без писаря.
Генерал (подает адъютанту). Прочтите, пожалуйста.
Адъютант (читает). «На поставленные мне вопросы о том: 1) почему я не принимаю присягу и 2) почему отказываюсь исполнять требования правительства и что побудило меня произнести оскорбительные не только для военного сословия, но и для высшей власти слова, – отвечаю на первый вопрос: не принимаю я присяги потому, что я исповедую учение Христа. В учении же Христа присяга прямо и определенно запрещена, как в Евангелии Матфея V, 33—38, так и в послании Якова V, 12».
Генерал. Тоже рассуждают, по-своему толкуют.
Адъютант (читает далее). «В Евангелии сказано: „Не клянись вовсе. Но да будет слово ваше: да, да, нет, нет; а что сверх этого, то от лукавого“. В послании Якова: „Прежде же всего, братия мои, не клянитесь ни небом, ни землей и никакой другою клятвой; но да будет у вас: да, да и нет, нет, дабы вам не подпасть осуждению“. Но мало того, что в Евангелии есть такое точное указание того, что не должно клясться. Если бы и не было такового, я не мог бы клясться в том, что буду исполнять волю людей, так как я, по христианскому закону, должен всегда исполнять волю бога, которая может не сойтись с волей людей».
Генерал. Тоже рассуждают. Кабы меня слушали, ничего бы этого не было.
Адъютант (читает). «Отказываюсь же я от исполнения требования людей, называющих себя правительством, потому что…»
Адъютант, «…потому что требования эти преступные и злые. От меня требуют, чтобы я поступил в войско и обучался и готовился к убийству, а это мне запрещено и Ветхим и Новым заветом, и, главное, моей совестью. На третий вопрос…»
Входит полковник с писарем. Генерал подает ему руку.
Явление третье
Те же и полковник с писарем.
Полковник. Читаете показание?
Генерал. Да. Непростительно дерзкие слова. Ну, продолжайте.
Адъютант. «На третий вопрос: что побудило меня говорить в присутствии оскорбительные слова, отвечаю, что побудило меня к этому желание служить богу и обличать обман, который совершается во имя его. Это желание я надеюсь удержать до самой моей смерти. И потому…»
Генерал. Ну, довольно, всю эту болтовню не переслушаешь. Тут дело в том, что надо это искоренить и сделать так, чтобы не развратить людей. (К полковнику.) Вы говорили с ним?
Полковник. Все время говорил. Старался усовестить его, убедить, что для него же хуже, что ничего он этим не сделает. Говорил об его семье. Он очень взволнован, но все свое говорит.
Генерал. Напрасно много говорили. Мы на то военные, чтобы не рассуждать, но исполнять. Призовите его сюда.
Адъютант с писарем уходят.
Явление четвертое
Генерал (садится). Нет-с, полковник. Это не то. С такими молодцами не так надо обходиться. Тут надо решительные меры, чтобы отсечь больной член. Одна паршивая овца все стадо портит. Тут нельзя миндальничать; что он князь и мать у него и невеста, это все до нас не касается. Перед нами солдат. И мы должны исполнить высочайшую волю.
Полковник. Я только думаю, что скорее убеждением можно поколебать.
Генерал. Отнюдь. Решительностью, только решительностью. У меня были такие. Надо, чтобы он чувствовал, что он ничтожность, что он песчинка под колесницей и не может задержать ее.
Полковник. Да, можно испытать.
Генерал (начинает горячиться). Нечего испытывать. Мне нечего испытывать. Я сорок четыре года служу своему государю, жизнь свою отдавал и отдам этому служению, и вдруг меня мальчишка учить станет, богословские тексты мне будет вычитывать. Это он пускай с попами разводит. А со мной одно: он солдат или арестант. Вот и все.
Входит Борис с двумя конвойными, за ним адъютант и писарь.
Явление пятое
Те же, Борис с двумя конвойными, адъютант и писарь.
Генерал (указывает пальцем). Тут поставьте его.
Борис. Меня нечего ставить. Я стану или сяду, где хочу, потому что я вашей власти над собой не…
Генерал. Молчать! Не признаешь власти. Я тебя заставлю признавать.
Борис (садится на стул). Как вы дурно делаете, что кричите.
Генерал. Поднять его и поставить.
Солдаты поднимают Бориса.
Борис. Это вы можете. Можете и убить меня, но заставить повиноваться вам…
Генерал. Молчать, я сказал! Слушай, что я буду говорить.
Борис. Совсем не хочу слушать, что ты, ты будешь говорить.
Генерал. Да он сумасшедший. Его надо в госпиталь на испытание. Больше делать нечего.
Полковник. Был приказ допросить его в жандармском управлении.
Генерал. Ну, что же, отправьте его. Только одеть его.
Полковник. Он не дается.
Генерал. Связать. (К Борису.) Слушайте же, что я вам скажу. Мне все равно, что с вами будет. Но для вас самих советую вам: одумайтесь. Вы сгниете в крепости. И ничего никому не сделаете. Бросьте это. Ну, вы погорячились, и я погорячился. (Ударяет его по плечу.) Подите присягните и бросьте все это. (К адъютанту.) Здесь батюшка? (К Борису.) Ну, что же?
Борис молчит.
Что же вы не отвечаете? Право, лучше так. Плетью обуха не перешибешь. Мысли эти ваши при вас останутся, отслужите. Мы вас не будем принуждать. Ну, что же?
Борис. Мне говорить больше нечего, я все сказал.
Генерал. Вы вот пишете, что в Евангелии там такой и такой стих. Ведь это попы знают. Вы поговорите с батюшкой, а потом подумайте. Так-то лучше будет. Прощайте, надеюсь до свиданья, когда поздравлю с царской службой. Пошлите батюшку. (Уходит, за ним полковник и адъютант.)
Явление шестое
Борис, писарь и солдаты.
Борис (к писарю и солдатам). Вот видите, как они говорят. Они сами знают, что обманывают вас. Не поддавайтесь им. Бросьте ружья. Уйдите. Пускай вас в дисциплинарном батальоне запорют, все легче, чем быть слугой этих обманщиков.
Писарь. Как же тоже без военного сословия? Нельзя же.
Борис. Это нам не рассуждать. Нам надо рассуждать, чего от нас бог хочет. А бог хочет, чтоб мы…
Один из солдат. А как же сказано: «христолюбивое воинство»…
Борис. Это нигде не сказано. Это обманщики выдумали.
Солдат. Как же
