дня яснополянского дома — тень, наброшенная на отношения семьи к знаменитому главе ее (*7*), и беда с посетителями. — Никогда, — подтверждала графиня с чувством столь естественного в данном случае возбуждения, — никогда в наших старших детях не могло мысли зародиться в чем-либо перечить отцу. Если б меня обвиняли в этом — да, я открыто признала бы это. Лев Николаевич хотел и настаивал на раздаче бедным всего его имущества — и я, одна я протестовала, объявив, что я не годна для заработка, что с девятью детьми нищета убьет меня, что сам он — больной и хилый — неспособен жить ручным трудом… Но я, слава богу, победила. С той поры одна я, исключительно одна управляю всеми делами графа, все у меня и в моих руках, следовательно, о какой же расточительности может быть речь? Столь же основательны и слухи о пропаганде: Л. Н. никогда с крестьянами не разговаривает о религии, да он и совершенно не годится для таких разговоров. Был у нас на селе еврей Ф. (*8*) с женой; действительно это были фанатики идеи. Два года они жили по соседству с нами, но только что я услышала в Москве один намек на возможность народной пропаганды со стороны Ф., я тотчас сообщила ему мои опасения, и он немедленно уехал, уехал даже совсем из Тульской губернии. Поверьте, никакой пропаганды нет и не было… Проживая второе лето по соседству с Ясной Поляной и по привычке часто двигаясь по этому району, я могу с полной искренностью и с полнейшей уверенностью подтвердить слова графини: я нигде и ни разу не встретил, хотя и искал, последователей идей графа среди крестьян; даже среди интеллигенции я видел лишь образчики жалкого фальшфейера (*) этих последователей. Причина столь, по-моему, странного явления очень проста: кто хоть раз видел графа Л. Н. и хоть однажды говорил с ним, тот, конечно, мог полностью убедиться, что этот великий человек совершенно не создан для устной пропаганды. Сочинения же его не годны для крестьянской среды в качестве замены устной пропаганды, да и кто в деревне читает? Тульская губерния, как я наглядно убедился, одна из самых несчастных в деле народной грамотности; даже церковноприходские школы в ней существуют больше на бумаге.
(* вспышкопускательства. *)
Столь же грубое недоразумение заключается в осаде графа посторонними посетителями. Тут явно сказывается русское обезьянство: навестили графа единожды американские и английские, по их стопам хлынули в Ясную Поляну русские тысячи. К человеку больному, усталому от трудов, занятому глубокими думами о высших идеях человечества, люди мелкие лезут нескончаемой вереницей, без церемонии и без совести, угощая маститого писателя длинной повестью о своих личных ничтожных мыслях, недоразумениях и чувствах. Это грех, и теперь тем больший, что страдания болезни еще написаны на исхудалом лице графа Льва Николаевича и что годы требуют от тех, кто любит и уважает его, отдыха и отдыха, спокойствия и спокойствия, чтобы русская земля могла еще долго и долго гордиться жизнью этого великого ума. 2-го июня. Село Селиваново.
Комментарии
А. Молчанов. В Ясной Поляне. — Новое время, 1890, 7(19) июня, No 5125. Перепечатывалось с сокращениями: Новый мир, 1963, No 3, а также в сб.: Л. Н. Толстой в воспоминаниях современников, т. 1, с. 468-472. Александр Николаевич Молчанов (1847-?), беллетрист, публицист, корреспондент газеты «Новое время». Газета «Новое время» присылалась Толстому редакцией. Молчанов встретился с Толстым 1 июня 1890 г. О своих посетителях этого дня Толстой записал в дневнике: «Корреспондент Молчанов — пустой, и тульский Баташев и доктор — еще пуще… Я очень не в духе» (т. 51, с. 47). Интервью Молчанова с Толстым было перепечатано в европейских газетах и имело широкие отголоски. Молодой Р. Роллан писал другу семьи Герцена Мальвиде фон Мейзенбуг 2 июля 1890 г.: «Читали ли вы интервью с Толстым относительно Вильгельма II и Бисмарка? Толстой не без сочувствия смотрит на реформы, предпринятые императором, но Бисмарка презирает от всего сердца» (Дружба народов, 1960, No 11, с. 241).
1* Английский журналист и переводчик Эмилий Диллон, опубликовавший «Крейцерову сонату» на английском, писал Толстому 9 (21) сентября 1890 г.: «Я сделал все, что мог для достижения цели, которую я считаю достойной» (ГМТ). 2* Книга П. Алексеева «О пьянстве» с предисловием Толстого «Для чего люди одурманиваются?» появилась в свет в 1891 г. в издательстве «Русская мысль», одним из руководителей которого был критик В. А. Гольцев. 3* Первое упоминание о замысле, воплощенном позднее Толстым в сборнике «Круг чтения». 4* О Бисмарке, немецком рейхсканцлере, осуществившем объединение Германии на прусско-монархической основе, писал журналист «Нового времени» Евгений Львов (См. Львов Е. Разговор с князем Бисмарком. — Новое время, 1890, 5 и 6 мая, No 5093 и 5094). 5* Вильгельм II, вступивший на престол в 1888 г., осуществил некоторые реформы в рабочем законодательстве: запрещение работы на фабриках для подростков, сокращенный рабочий день для женщин и т. п. В дневнике от 10 апреля 1890 г. Толстой скептически отозвался о значении этих реформ: «Занятие очевидно праздное и бесполезное» (т. 51, с. 36). 6* Замысел романа о подмененном ребенке не был осуществлен Толстым (следы его остались в «Воскресении», в истории ребенка Нехлюдова и Катюши). Однако замысел этот занимал Толстого и в поздние годы, о чем свидетельствуют записи в дневнике 14 сентября 1896 г.: «Вспомнил два прекрасные сюжета для повестей: самоубийство старика… и подмена ребенка в воспитательном доме» (т. 53, с. 107) и 10 августа 1905 г. «Рассказ: подмененный ребенок» (т. 55, с. 157). Л. Д. Опульская высказывает предположение, что случай с подмененным ребенком рассказал Толстому директор московского Воспитательного дома, к которому Толстой обращался по делу о кормилице для дочери Чертковых Ольги (см.: Опульская Л. Д. Лев Николаевич Толстой. Материалы к биографии с 1886 по 1892. М., 1979, с. 211). 7* В мае 1890 г. в газетах появились сообщения, будто бы сыновья Толстого упрекают его в «расточительности», в том, что он слишком щедро помогает крестьянам. Отвергая эти слухи, Сергей, Илья и Лев поместили в газете «Новое время» (27 мая 1890 г.) опровержение этих сообщений. 8* Исаак Борисович Файнерман (1862-1925), одно время крайний последователь идей Толстого, поселился в середине 80-х г. в деревне Ясная Поляна и занимался крестьянским трудом.
«День». Граф Л. Н. Толстой в суде
Нам пишут из Крапивны
С 26-го прошлого ноября в Крапивне отделением Тульского окружного суда, с участием присяжных заседателей, было решено несколько уголовных дел. Между прочими делами разбиралось одно очень важное: по обвинению четырех крестьян Крапивенского уезда в предумышленном, с заранее обдуманным намерением, убийстве крестьянина-односельчанина Николая В 18 лет. Сущность дела состояла в том, что убитый крестьянин Николай Б. считался в деревне силачом и не давал себя в обиду сверстникам, а наоборот, как показывали при судебном разбирательстве свидетели, он на разных вечеринках и в хороводах всегда первенствовал, и вот 4 апреля сего 1890 года в один вечер его заманили четыре парня погулять, вывели его за деревню в глухое место, завели с ним ссору и убили его, затянув ему шею веревкой и ремнем. В судьбе обвиняемых принял живое участие граф Лев Толстой. Накануне разбирательства дела Л. Толстой прибыл в Крапивну и с разрешения прокурорского надзора отправился в тюремный замок для свидания и объяснения с обвиняемыми. Приехал граф к тюрьме, вызывает смотрителя. Было уже поздно — часов 7, смотритель, вышед за ворота, подходит к саням и спрашивает у кучера: могу видеть графа? А граф уже стоял у калитки и был принят смотрителем просто за извозчика. Да и нельзя было не ошибиться. Он стоял у дверей острога в простом деревенском старом полушубке, в валеных сапогах, подпоясавшись простым ремнем и с рукавицами за поясом. Предъявив разрешение на посещение заключенных, граф просил смотрителя дозволить поставить лошадь на двор, но смотритель сказал, что в тюремный двор он не может допустить, а другого двора не имеется, зато обещался приказать присмотреть за лошадью, чем граф остался доволен. В городе тотчас же узнали о приезде графа и о посещении им арестантов, и вот на другой день вся крапивенская интеллигенция устремилась в залу суда, ожидая, что граф Толстой будет защищать обвиняемых. Собрались. Все устремили свои взгляды на графа. Граф сидел в публике. Увы! разочарование. Граф не защищает. Действительно, граф еще с вечера долго беседовал с защитником и передал ему план защиты, а сам остался наблюдателем. Но зато крапивенская публика насмотрелась вдоволь на графа Толстого. Граф был вместе с дочерями своими (*1*). Одет был в свою серую суконную блузу, уже поношенную, подпоясан ремнем, обут в валеные сапоги. Он очень постарел. Все время, как шло разбирательство дела, граф писал в своей записной книжке, всматривался в лица присяжных, но был все время безмолвен. Разбирательство окончилось: один из обвиняемых оправдан, один — присужден к заключению в тюрьме на три года, а двое в ссылку на поселение в места не столь отдаленные. Когда осужденных повели в тюрьму, граф торопливо оделся в свой старый полушубок, побежал за арестантами и что-то говорил с ними. А потом отправился в свое имение.
Комментарии
Граф Л. Н. Толстой в суде. Нам пишут из Крапивны. — День, 1890, 11 ноября, No 901. Толстой был в г. Крапивна 26 и 27 ноября 1890 г. Суть взволновавшего его дела заключалась в том, что четыре яснополянских крестьянина были обвинены в убийстве своего односельчанина — конокрада Гавриила Болхина (в тексте ошибочно — Николай). В дневнике Толстой записал 27 ноября: «Встал очень рано, пошел ходить, к полиции и потом — в острог. Опять убеждал подсудимых быть единогласными; напились кофе и пошел в суд. Жара и стыдная комедия. Но я записывал то, что нужно было для натуры» (т. 51, с. 110). Благодаря присутствию Толстого был вынесен мягкий приговор: «Одного совсем оправдали, а трем очень смягчили» (т. 65, с. 197). Существует предположение, что история убийства конокрада использована в повести «Фальшивый купон» (гл. XIV-XV).
1* Неточно: Толстого сопровождали дочь Мария Львовна, племянница В. С. Толстая и племянница В. А. Кузминская.
1891
«Новое время». А. Суворин. Литературные заметки
На днях я был у Л. Н. Толстого в Ясной Поляне. Он указал мне, между прочим, на повесть «Мимочка на водах», напечатанную в «Вестнике Европы» (февраль и март), как вещь талантливую и написанную, вероятно, женщиной (*1*). Возвратясь домой, я прочел эту повесть. Подписана она буквами В. М. и названа «очерком». Все
