Сайт продается, подробности: whatsapp telegram
Скачать:PDFTXT
Интервью и беседы с Львом Толстым

среди современных европейских доктрин, забывать и того, чем живет и ряд тысячелетий зиждется великий, древний Восток. Я ночевал в кабинете графа, на кровати, за перегородкой из книжных шкафов. После новой, утренней беседы, прогулки с Л. Н. по парку и завтрака в его семье, я уехал в его экипаже в Тулу и далее по чугунке в Москву. Оставив Ясную Поляну, я с отрадой разбирал и проверял свои впечатления. Граф Л. Н. Толстой, после этой новой нашей встречи, остался в моих мыслях тем же великим и мощным художником, каким его узнала и знает Россия. Он вполне здоров, бодр, владеет всеми своими художественными силами и, вне всякого сомнения, может еще подарить свою родину не одним произведением, подобным «Войне и миру» и «Анне Карениной». Скажу более. Как затишье и перерыв, после «Детства», «Отрочества» и «Севастопольских рассказов» (когда он занялся вопросами педагогии и издавал «Яснополянский журнал») (*14*), были не апатией и не ослаблением его художественных сил, а только невольным отдыхом, в течение которого в его душе зрели образы «Войны и мира», — так и теперь, когда граф Л. Н. Толстой, изучив в подлиннике Ветхий и Новый Завет и Жития святых, посвящает свои досуги рассказам для народа, — он, очевидно, лишь готовится к новым, крупным художественным созданиям, и его теперешнее настроение — только новая ступень, только приближение к иным, еще более высоким образам его творчества.

Комментарии

Г. П. Данилевский. Поездка в Ясную Поляну (Поместье графа Л. Н. Толстого). — Исторический вестник, 1886, март, No 3, с. 535-543. Перепечатано с сокращениями в сб.: Л. Н. Толстой в воспоминаниях современников, т. 1, с. 346-355. Григорий Петрович Данилевский (1829-1890), автор исторических романов «Беглые в Новороссии», «Мирович», «Княжна Тараканова», «Сожженная Москва» и др. В 1869-1890 гг. — редактор газеты «Правительственный вестник». Желая ближе познакомиться с Толстым, Данилевский передал ему в 1885 г. через С. А. Юрьева свои книги с сопроводительным письмом, в котором писал: «Я же лично очень бы желал Вас видеть около 20-22 сентября, так как два года назад я написал, а теперь обрабатываю повесть «Сожженная Москва» и хотел бы поговорить с Вами о некоторых, знакомых Вам, материалах к ней. Будете ли Вы в это время в Ясной Поляне или в Москве?» (письмо от 22 августа 1885 г. См.: Апостолов Н. Н. Лев Толстой и его спутники. М., 1928, с. 218). Встреча Данилевского с Толстым состоялась 22 сентября 1885 г.

1* Текст телеграммы неизвестен. 2* Очерк «Знакомство с Гоголем» напечатан в журнале «Исторический вестник» (1886, No 12, с. 473-503). 3* Знакомство состоялось, по-видимому, в конце 1855 г. на вечере у скульптора, медальера и художника Федора Петровича Толстого. 4* Отношение Толстого к Герцену не всегда было таким. Известны его восхищенные отзывы о личности Герцена и его книгах. См. об этом: Розанова С. А. Толстой и Герцен. М., 1972, а также в интервью Толстого С. С. Орлицкому и другим в настоящем издании. 5* «Похождения Родерика Рэндома» принадлежат перу английского писателя Смоллетта (1721-1771), старшего современника мадам Жанлис (1746-1830). 6* В фотоателье «Светопись» С. Л. Левицкого в Петербурге был сделан знаменитый групповой снимок шести писателей: Гончарова, Тургенева, Толстого, Григоровича, Дружинина, Островского. 7* Ошибка: Толстой поступил в Казанский университет в 1844 г. 8* В книге Томаса Карлейля «Sartor Resartus. Жизнь и мнения профессора Тейфельсдрека» (1833-1834). Толстой читал эту книгу в 1877 г. (т. 62, с. 346). 9* Антонио де Труэва (1819-1899), автор повестей и рассказов на народные темы. Толстой ошибочно считал его молодым писателем, он мог читать о нем в статьях Э. Денегри (Л. И. Мечникова) в русских журналах «Отечественные записки» (1869, No 8, с. 375) и «Дело» (1874, No 2, с. 132-133). 10* Т. Г. Мордкина, прапрабабка Толстого по отцовской линии. 11* Учились в Москве Илья и Лев, скончался в начале 1886 г. Алексей. 12* Критик Александр Петрович Милюков (1817-1897) писал о «художественном беспристрастии» Толстого, создающего картины «эпической борьбы» «под стенами нашей современной Трои» (Милюков А. П. К портрету шести русских писателей. Русская старина, 1880, апрель, с. 865). 13* Русско-турецкая война 1877-1878 гг. 14* Журнал «Ясная Поляна» выходил ежемесячно в 1862 г.

«Неделя». В. Грибовский. У графа Л. Н. Толстого

Я не видел гр. Л. Н. Толстого около года и нынешним летом собрался посетить его в его имении Ясная Поляна. На станцию Козловку, ближайшую железнодорожную станцию к Ясной Поляне, поезд пришел в час ночи. Мне показалось неудобным прямо отправиться в имение Льва Николаевича, и я решил провести ночь на станции, в маленькой каморке, назначенной для пассажиров. Ночь стояла темная, тихая, теплая. Развесистые кущи душистых лип тянулись ко мне в окно и чуть-чуть шелестели листьями. Неумолкаемый рокот соловьев и жужжанье комаров отгоняли сон от моих глаз, и ранним утром, пешком, я отправился в Ясную Поляну, любуясь по дороге холмистой местностью. Полагая, что Лев Николаевич еще спит, я зашел в ближайшую, попавшуюся мне, избу его деревни, спросил себе молока и был приятно поражен общим видом довольства и зажиточности обитавшей здесь крестьянской семьи. — Как вы думаете, граф еще спит? — спросил я у старика хозяина. — Чего спит! Он теперь, поди, давно на карточниках или печку кладет. — Печку кладет? У кого, зачем? — У вдовы здешней; муж у ней помер, так граф помогает ей. — А где она живет? — На краю деревни. Я обошел усадьбу и по дороге спрашивал встречных мужиков, не видели ли они Льва Николаевича. Мужики мне отвечали с особенным удовольствием, что граф уже на работе. У крайних изб я встретил второго сына Толстого, Илью Львовича, дюжего работника и очень милого господина, о котором мне еще придется говорить. Он мне указал путь к маленькой избушке, в которой проживала вышеупомянутая вдова и где я застал Льва Николаевича перед недавно сложенной печкой, занимавшей половину всего жилого помещения. Лев Николаевич не заметил моего прихода; он был погружен в работу и лишь изредка перекидывался словом с хозяйкой. Если бы я раньше не видел Толстого, я бы на этот раз мог его принять за кого-нибудь из деревенских рабочих. Его грязная, вымазанная сажей и глиной белая рубашка, ремешок вместо пояса, пространные крестьянские сапоги, по голенище запачканные в глине, вполне гармонировали с курчавой головой и широкой спиной, на которой выступал сквозь рубашку обильный трудовой пот. Передо мной стоял крепкий, здоровый русский старик-патриарх, представитель той почтенной старости, о которой Лев Николаевич сам упоминает в «Смерти Ивана Ильича», указывая на градации старости (*1*). Лев Николаевич при помощи двух девочек тщательно прилаживал какую-то подпорку к навесу перед печью и по-видимому был сильно озабочен тем, будет ли эта подпорка держать верхнюю перекладину, или придется сбоку подпереть ее шестом. Хозяйка запросто, без малейшего раболепства — даже, можно сказать, по-товарищески, — подавала ему советы и, вероятно, в труде Льва Николаевича не видела ничего особенного: ей просто помогал добрый человек. Итак, несколько времени я оставался незамеченным и вглядывался в работу Льва Николаевича. Наконец, нечаянно обернувшись в мою сторону, он обратил на меня внимание и, не отрываясь от работы, кивнул мне головой, назвал по имени и пригласил подать ему какой-то необходимый кол. — Я сейчас кончу, подождите, — сказал он мне. Наконец он кончил и с удовольствием начал оглядывать дело своих рук. — Прощай, прощай, спасибо, что помог, — отвечал он седенькому старичку, тут же работавшему у печки и намеревавшемуся уходить. — Это учитель мой, снова обратился ко мне Лев Николаевич. — Я клал печку в первый раз. Хорошая работа, занимательная, а не всякий ее сумеет сделать… Разговаривая, мы незаметно дошли до того места, где я встретился с Ильей Львовичем. Навстречу нам из ближайшей рощи, ведя под уздцы лошадь, вышел крестьянин с очень интеллигентной физиономией, впоследствии оказавшийся одним из многочисленных последователей доктрины Льва Николаевича. Меня с ним познакомил сам Лев Николаевич; кроме того, тут же присутствовал второй гость Толстого, тоже приверженец его учения. С ним втроем мы отправились к барскому дому и расположились в кабинете Льва Николаевича, который принялся приводить себя в порядок. — Что у вас нового в Петербурге? — спросил он меня, между прочим. И мне показалось, что, задавая этот вопрос, он мысленно решал отнестись вполне безразлично к моему ответу. Тем не менее, однако, я, находясь под свежим впечатлением царствующего в нашей литературе пессимизма, начал развивать свои любимые теории и перечислять ту массу всевозможных бедствий и неурядиц, которым подвергается рабочий люд в Петербурге. Сам не замечая того, я увлекся, и, когда поток моего красноречия истощился, я заметил, что результат моего повествования оказался далеко не таков, какого я ожидал. Лицо Льва Николаевича омрачилось. Он видимо остался недоволен моим пессимизмом. — Мир не может держаться на зле, — ответил он. — Если бы мир держался на зле, он давно бы погиб. Вы не хотите видеть в мире хорошего и видите только дурное. Перемените взгляд на жизнь, и вы сами избавите себя от нравственных страданий. Зачем вы все берете петербургскую жизнь, жизнь городскую? Загляните сюда, в деревню, где маленькая девочка знает закон Христа и делится ягодами с другой девочкой. Город — это болезненный нарыв на здоровом теле. А вы, увидев на теле прыщик, решаете, что все тело гнилое и что из него не будет никакого толку. И Лев Николаевич начал приводить примеры христианского отношения к людям некоторых известных ему индивидуумов. Уже давно, из сочинений Льва Николаевича, и теперь, в начале нашего спора, я заметил, что он как-то отбрасывает от человечества рабочий, фабричный класс, мещан, купцов и интеллигентных пролетариев. Лев Николаевич умышленно забывает об этих сословиях, как математики забывают о бесконечно малых величинах при сложных вычислениях. Он точно признает право на жизнь только у земледельца; прочие же представители нашего общества с их радостями, горестями, стремлениями словом, со всей внутренней душевной борьбой — осуждаются на постепенное уничтожение per se (*). Между тем из среды этой пестрой толпы вышли все великие учителя древнего и нового мира, по следам которых идет теперь сам Лев Николаевич.

(* сами собою (лат.). *)

Другой чертой его мышления является крайний радикализм. Он не согласен с тем, что человечество не допускает в своем умственном развитии скачков и идет постепенно к лучшему будущему. Лев Николаевич утверждает, что нужно упростить формы жизни, людские отношения, —

Скачать:PDFTXT

среди современных европейских доктрин, забывать и того, чем живет и ряд тысячелетий зиждется великий, древний Восток. Я ночевал в кабинете графа, на кровати, за перегородкой из книжных шкафов. После новой,