связать свою эту жизнь со всею бесконечною жизнью, следовать закону, обнимающему не одну эту жизнь, но всю. [86]

Жизнь, усилие жить только в одном, в сознании себя духовным существом в этом вещественном, т. е. разделённом на отдельные существа, мире. Духовное существо не имеет страстей, желаний и поэтому сознаёт своё единство со всем. [87]

Какое счастье знать, что то, чем я живу, что моё настоящее я ограничивается не одним мною, а живёт вне меня, в людях, совсем далёких по времени и месту и которых я никогда не видал. [88]

…Чем дольше живу, тем больше испытываю радости единения и любви с самыми, казалось бы, и по положению, и по пространству отдалёнными людьми. [89]

Когда слышишь про людей чуждых, живущих далеко, таких, которых никогда не видал и наверное не увидишь, и в особенности когда видишь их изображения и подумаешь, что все эти бесчисленные люди живут такой же своей отдельной жизнью, как и я, то спрашиваешь себя: какое моё отношение к ним? Они все, люди, не знают меня, и я никогда не узнаю их. Неужели между нами нет никакой связи? И мы так и умрём, не узнав друг друга? Не может этого быть.

И правда, что этого не может быть. Как ни странно это, я чувствую, знаю, что есть связь между мною и всеми людьми мира, и живыми, и умершими, хотя я и не могу ни видеть, ни понимать её. Я чувствую, что я нужен им, и они мне, и что я живу ими, и они мною. [90]

Ничто так не убеждает в том, что есть Бог, как (…) полное, совершенное единение духа людей, никогда не видавших, не знавших друг друга и живущих за тысячи вёрст в самых различных условиях. [91]

Мало того, что я знаю всё то, что есть во мне, надо, чтоб и все знали это (…), надо, чтобы все знали меня, чтобы не для одного меня шла моя жизнь, чтобы не жили они так независимо от моей жизни, чтобы на всех она отражалась и чтобы все они жили со мною вместе! [92]

– 7 –

…Да, “le monde est une sphere dont le centre est partout et la circonference nulle part” (мир – это шар, центр которого – везде, а окружность – нигде (фр.)). Прибавлю к этому, что этот центр – я и всякое живое существо. Жить значит чувствовать, сознавать себя центром вселенной, Всего. [93]

Только тогда человек понимает свою жизнь, когда он в каждом человеке видит себя. [94]

Жить по-Божьи значит жить для блага себя, не отделённого от других существ. [95]

Число – собрание единиц. Что такое единица?

Кажется очень просто. А между тем, это один из самых глубоких вопросов. Я думаю, что единица – это отвлечение от сознания отделённости от Всего. [96]

Жизнь мира – одна, т. е. такова, что к ней не может быть приложимо понятие числа. Множественность является только от перегородок сознания. Для сознания всемирного нет числа, нет множественности. [97]

…Больше думай о всей жизни, а не только о том, что сейчас… [98]

Самое трудное (…) состоит в том, чтобы уметь соединять в душе своей значение всего. [99]

Бог

– 1 –

Удивительно, как я мог не видеть прежде той несомненной истины, что за этим миром и нашей жизнью в нём есть Кто-то, Что-то, знающее, для чего существует этот мир, и мы в нём, как в кипятке пузыри, вскакиваем, лопаемся и исчезаем.

Несомненно, что делается что-то в этом мире и делается всеми живыми существами, и делается мною, моей жизнью. Иначе для чего бы было это солнце, эти вёсны, зимы, и для чего эти страдания, рождения, смерти, злодейства, для чего все эти отдельные существа, очевидно не имеющие для меня смысла и вместе с тем так энергично живущие, так хранящие свою жизнь, в которых так крепко завинчена жизнь. Эти существа более всего меня убеждают, что они нужны для какого-то дела, разумного, доброго, но недоступного мне. [1]

…Искание бога было не рассуждение, но чувство, потому что это искание вытекало не из моего хода мыслей, – оно было даже прямо противоположно им, – но оно вытекало из сердца. Это было чувство страха, сиротливости, одиночества среди всего чужого и надежды на чью-то помощь.

(…)

…Не мог же я без всякого повода, причины и смысла явиться на свет, (…) не могу я быть таким выпавшим из гнезда птенцом, каким я себя чувствовал. Пускай я, выпавший птенец, лежу на спине, пищу в высокой траве, но я пищу оттого, что знаю, что меня в себе выносила мать, высиживала, грела, кормила, любила. Где она, эта мать? Если забросили меня, то кто же забросил? Не могу я скрыть от себя, что любя родил меня кто-то. Кто же этот кто-то? [2]

Жизнь мира совершается по чьей-то воле, – кто-то этою жизнью всего мира и нашими жизнями делает своё какое-то дело. [3]

Из письма:

«Подкрепи тебя бог. С другими я боюсь употреблять это слово бог, но с тобой я знаю, что ты поймёшь, что я разумею то высшее духовное, которое одно есть и с которым мы можем входить в общение, сознавая его в себе. Непременно нужно это слово и понятие. Без него нельзя жить. (…) И можно и когда грустно, быть с богом, и становится хорошо грустно, и можно и когда весело, и когда бодро, и когда скучно, и когда обидно, и когда стыдно – быть с богом, и тогда всё хорошо. Чем дальше подвигаешься в жизни, тем это нужнее». [4]

Не говорить о Христе, говоря о жизни, человечестве и о тех путях, по которым оно должно идти, и о требованиях нравственности для отдельного человека, всё равно, что не говорить о Копернике или Ньютоне, говоря о небесной механике. О боге же я говорю, потому что это, понятно, самое простое, точное и необходимое, без которого говорить о законах нравственности и добра так же невозможно, как говорить о той же небесной механике, не говоря о силе притяжения, которая сама по себе не имеет ясного определения. Так же, как Ньютон, для того, чтобы объяснить движение тел, должен был сказать, что есть что-то, похожее на притяжение тела – quasi attrahuntur (как бы притягиваются (лат.)), так и Христос и всякий мыслящий человек не может не сказать, что есть что-то такое, от чего произошли мы и всё, что существует, и как будто по воле которого всё и мы должны жить. Вот это есть бог – понятие очень точное и необходимое. Избегать же этого понятия нет никакой надобности, и такой мистический страх перед этим понятием ведёт к очень вредным суевериям. [5]

…Веришь ли ты в бога? – В какого? – ты спросишь. – В такого, по воле которого существует всё, что существует, и существует так, как существует, и, главное, явился ты с своей разумной, любовной, бессмертной душой, заключённой на время в этом теле.

(…)

Надо верить в такого бога, и хорошо верить в такого бога. Такому богу можно молиться, разумеется, не о том, чтобы изменилось что-нибудь в материальном мире, чтоб прошла болезнь, не пришла бы смерть и т. п., а можно молиться о том, чтобы он помог познавать и исполнять волю его, чтоб он приблизил меня к себе, чтоб он помог откинуть то, что отделяет меня от него. «Приди и вселися в ны», как говорится в прекрасной молитве. И не только можно молиться такому богу, но должно молиться беспрестанно, как говорит Христос, постоянно чувствовать себя перед ним, или, скорее, его чувствовать в себе. [6]

Понятие Бога, в самой даже грубой форме – разумеется, далеко не отвечающее разумному представлению о нём, всё-таки очень полезно для жизни уже тем, что представление о нём, хотя бы самое грубое, переносит сознание в область, с которой видно назначение человека и потому ясны все отступления от него: ошибки, грехи. [7]

…Без идеи о бесконечном разуме и любви, частицу которых, ограниченную временем и пространством, мы чувствуем в себе, – не может жить ни один разумный и добрый человек. [8]

Жизнь есть увеличение отделённого от Всего существа (нематериального). Зачем существо это сознаёт Всё, а есть только часть? зачем оно изменяется? – существо это не может понять. Но не может не предполагать этому разумную причину, смысл, – не может не допускать такого существа, которому причина, смысл этот понятны, которое само не отделено и не составляет часть, а целое, Всё. [9]

Бог есть икс (x), но хотя значение икса и неизвестно нам, без него нельзя не только решать, но и составлять никакого уравнения. А жизнь есть решение уравнения. [10]

– 2 –

Бог никак не может быть существом. Уж по одному тому, что понятие существа неразрывно связано с понятием отделённости от других существ. Для бога же, включающего в себя «всё», не может быть того, от чего он может быть отделён. [11]

Личность есть ограничение, бог же не может быть ограничен и потому не может быть личностью. [12]

Всякое (…) ограничение несовместимо с понятием бога. Если допустить то, что бог есть личность, то естественным последствием этого будет (…) приписание богу человеческих свойств: гнева, наложения наказаний, желания восхваления и установления в известное время, в известном месте выраженного в известных книгах на вечные времена непререкаемого закона. [13]

Так как не могу представить себе Его иначе как во времени и пространстве, а знаю, что Он вне времени и пространства (и то, и другое – ограничение), то и не могу никак представить себе Его. Знаю только, что Он есть. [14]

Бог передаёт знание о себе человеку не человеческим языком – словом, а своим особенным, божеским языком, без слов вполне понятным чистому сердцу человека. [15]

У каждого человека есть глубина внутренней жизни, сущность которой нельзя сообщить другому. Иногда хочется передать это людям. Но тотчас же чувствуется, что передать это вполне другому человеку невозможно.

Потребность эта есть потребность общения с богом. Устанавливай это общение и не ищи другого. [16]

Удивительное дело! Стоит только рассказать, как-нибудь раскрыть людям то доброе, которое чувствуешь, делаешь или хочешь делать, и тотчас же та внутренняя сила и радость, которую давало это сознание добра, – исчезает. Точно как выпущенный пар из паровика. Если делаешь для Бога, то делай только для Бога. Держи тайну с Богом, и он поможет тебе. Как разболтал людям, он отворачивается от тебя. «Ты, мол, сказал людям, от них и жди помощи». [17]

Бог не любит посторонних лиц. С