Ним можно общаться только один на один. [18]

Не смущайся тем, что понятие Бога неясно тебе. Чем проще и яснее оно, тем оно дальше от истины и тем ненадёжнее как опора.

Если мы словами можем обнять Бога, то такой Бог – не Бог. Бога нельзя понять, а между тем мы ничего так твёрдо не знаем, как этого непонятного Бога. [19]

Насколько мой мизинец может сознавать себя – он может, когда я хочу сознавать его – настолько и я могу, когда Бог сознаёт себя во мне, сознавать себя. Но насколько мизинец не может понять всего тела, настолько я не могу понять Бога, который сознаёт себя во мне. [20]

Бога нельзя определять именно потому, что мы знаем и можем знать его не рассуждением, а внутренним сознанием. И всякий человек знает бога, хотя в своём заблуждении может на словах и отрицать его. Только откинь человек то, что заслоняет от него бога, и он познает то, что он никогда и не переставал знать бога. [21]

…Никакое определение человеком бога не может быть не только полно, но хотя бы удовлетворительно. При определении того, что мы понимаем под словом бог, главная опасность не в том, что не вполне определим его, что невозможно, а что мы скажем что-либо лишнее, умаляющее или извращающее это понятие. [22]

Бог не есть понятие, но нечто такое, без чего ничто не может быть, и поэтому знаю про существование бога более несомненно, чем про что бы то ни было. Но, несмотря на такое знание, рассуждать и словами определять бога считаю самым бесполезным и вредным занятием. [23]

Как хорошо еврейское правило не дерзать произносить имени Бога. Это запрещение показывает, что они понимали, что такое Он. Наше же панибратское отношение, наше же: Господи, помилуй, переходящее в «помилос», «помилос», показывает, что у нас и не догадываются о том, что может быть Бог для людей религиозных. [24]

Нет большего безбожия, как упоминание бога без сознания его. [25]

Всякая попытка определения Бога – кощунство. [26]

Если есть Бог, то он не три, не два, не двадцать два, даже не один. Понятие числа неприложимо к Богу. [27]

Жизнь есть движение. Движение же может быть там, где есть ограничение. И поэтому понятие жизни нельзя относить к Богу. [28]

…Тот бог, которого только и можно истинно любить, это такой бог, которого мы сознаём, чувствуем, но никак не знаем, не понимаем, как понимаем всё другое, кроме бога. [29]

Мы узнаём Бога не столько разумом, сколько тем, что чувствуем себя во власти Его, вроде того чувства, которое испытывает грудной ребёнок на руках матери.

Ребёнок не знает, кто держит, кто греет, кто кормит его, но знает, что есть этот кто-то, и мало того, что знает, – любит того, во власти кого он находится. То же и с человеком. [30]

Бог в человеке проявляется любовью. Но он не любовь, он – нечто большее любви, то, чего мы не знаем, где мои рассуждения оканчиваются, – это предел, о котором мне знать не дано. [31]

…Нельзя говорить: бог есть любовь или бог есть логос, разум. Через любовь и разум мы познаём бога, но понятие бога не только не покрывается этими понятиями, но так же отличается от бога, как понятие глаза или зрения от света. [32]

Любовь и разум это только те свойства Бога, которые мы сознаём в себе, но то, что Он сам в себе, этого мы не можем знать. [33]

Обращение (…) к нами придуманному и до такой степени умалённому богу, что мы можем просить его об удовлетворении наших личных желаний, и ожидание помощи от такого бога не может привести ни к чему иному, кроме как полному безбожию. [34]

Нет такого Бога, который мог бы исполнять наши требования, есть только такой, требования которого мы должны исполнять. [35]

Молиться кому? Что такое Бог, представляемый себе так ясно, что можно просить Его, сообщаться с Ним? Ежели я и представляю себе такого, то Он теряет для меня всякое величие. Бог, которого можно просить и которому можно служить, есть выражение слабости ума. Тем-то Он Бог, что всё Его существо я не могу представить себе. Да Он и не существо, Он закон и сила. [36]

Он из самого ничтожного может сделать нужное важное, и из самого важного, на мой взгляд, сделать – ничто. [37]

…Наш Бог, не говорю уже о Боге церковном – Троице, Боге Творце, Боге деистов, страшно антропоморфичен, выдуман нами по нашим слабостям. Бог тот, которого я не то что сознаю, не то что понимаю, а тот, существование которого для меня неизбежно, хотя я ничего не могу знать про Него, как только то, что Он есть, этот Бог для меня вечно Deus absonditus (Бог сокровенный (лат.)), непознаваемый. Я сознаю нечто вневременное, непространственное, внепричинное, но я никакого права не имею называть это Богом, т. е. в этой невещественности, вневременности, непространственности, внепричинности видеть Бога и Его сущность. Это есть только та высшая сущность, к которой я причастен. Но Начало, principium (Бог сокровенный (лат.)) этой сущности может быть и должно быть совсем иное и совершенно недоступное мне. Скажут: это ужасно – чувствовать себя одиноким. Да, ужасно, когда приучил себя к мысли, что у тебя есть помощник, заступник. Но ведь это всё равно, что укрыться в шалаш от бомб или, ещё хуже, под высокое дерево от молнии. – Нет Бога, которого я могу просить, который обо мне заботится, меня награждает и карает, но зато я не случайное явившееся по чьей-то прихоти существо, а я орган Бога. Он мне неизвестен, но моё назначение в нём не только известно мне, но моя причастность Ему составляет непоколебимую основу моей жизни. [38]

Хочется просить помощи у Бога. Но Бога никто же нигде же не видел, т. е. Бога мы не можем понять; не можем понять, но можем вступить в общение с Ним любовью. Если мы любим, то мы в Нём, и Он в нас. Так будем же любить всех и ближних, и дальних, и любящих, и ненавидящих нас. И будем всегда любить всех и мыслью, и словом, и делом.

В этом одном и помощь от Бога, и в этом высшее благо, которое Он даёт нам. [39]

Бог, Ты, Ты – всё, чего я смутное проявление в теле, в отделённом от Всего теле, Ты – Весь, во всём совершенстве, помоги мне. Говорю это – и мне хорошо на душе. Не знаю, кто Тот, Кого я прошу о помощи, но мало того, что знаю, что Он есть, но знаю и то, что чем больше, искреннее, горячее прошу Его о помощи, тем больше чувствую эту помощь.

Да. Помоги мне освобождаться от тела, соединяться с Тобой – и чувствую, что Ты уже помогаешь… [40]

Я не потому только обращаюсь к Богу как личности, что я так воспитан, но я воспитан так потому, что такое обращение к Богу свойственно человеку. Я знаю или могу знать, что солнце есть какое-то огромное соединение раскалённых газов, но я говорю, не могу не говорить и не думать, что солнце – это светлый, тёплый красно-жёлтый круг, который выходит из-за горизонта и заходит за него. Так же и про Бога я знаю и могу знать, что Он есть всё, не имеющее никаких пределов и ограничений, но я говорю и думаю, не могу не говорить и не думать, что Бог – это Отец, во власти которого я нахожусь, который добр и знает меня, и может помочь мне. И говорю: прости мне, Господи, помоги мне, благодарю Тебя. [41]

– 3 –

[Правы не верящие] в того бога (…), который будто бы сотворил мир и печётся о людях, и может быть умилостивлен молитвой. Тот бог, которого я исповедую, есть бог невидимый, непостижимый, духовный, для которого нет ни времени, ни пространства и которого мы знаем только потому, что духовное проявление его сознаём в самих себе и во всех других людях. [42]

Не могу доказать себе существование Бога, не нахожу ни одного дельного доказательства и нахожу, что понятие не необходимо. Легче и проще понять вечное существование всего мира с его непостижимо прекрасным порядком, чем существо, сотворившее его. [43]

Жизнь есть движение во времени. Движение во времени не может быть там, где нет ограничения, и потому понятие движения во времени нельзя относить к Богу. С понятием Бога несовместимо понятие какого-нибудь делания и потому сотворения мира. [44]

…Идея бога-творца – это старинный предрассудок, верить которому не только бесполезно, но даже очень вредно. Мы не имеем ни малейшего права верить в бога-творца. Всё, что мы можем утверждать, это то, что мы живём в мире, который нам кажется бесконечным во времени и пространстве, и что начало нашего бытия есть нечто нематериальное. Хотя мы сами находимся в состоянии ограниченном, тем не менее мы сознаём в себе это начало и потому не можем не иметь понятия об этом начале – нематериальном, неограниченном, не подлежащем действию времени и пространства. Вот это начало мы и называем богом. Это начало нашей жизни не может быть ни добрым, ни злым, – оно то, что есть: «το όν». [45]

Бог (…), которого признавали все великие умы мира и без которого нельзя разумному человеку жить, есть то вневременное, внепространственное, неличное начало всего, до которого человек невольно доходит, о чём бы он ни начинал серьёзно думать. [46]

Где-то я читал, что, отказавшись от личного Бога, трудно поверить в Бога безличного. И это – правда. Тот Бог может наградить. Ему можно молиться, просить его; а чтобы верить в Бога безличного, нужно себя сделать достойным вместилищем Его… [47]

…Люди житейские – попы и т. п., сколько они ни говори о боге, (…) не видят того, что мы видим – именно того бога, более неопределённого, более далёкого, но более высокого и несомненного (…).

Бог Саваов с сыном, бог попов есть такой же маленький и уродливый, невозможный бог и ещё гораздо более невозможный, чем для попов был бы бог мух, которого бы мухи себе воображали огромной мухой, озабоченной только благополучием и исправлением мух. [48]

Если человек считает собою своё животное существо, то и Бога он будет представлять себе материальным, властвующим материально над материальным. А Бог – не такой, Бог дух и не властвует ни над чем, а живёт во всём. [49]

…Есть и должно быть не то что начало всех начал, а начало, не имеющее начала, т. е.