бы то ни было. – Как практическое правило я применяю его к себе так: как только чего-нибудь страшно, на что-нибудь досадуешь, чего-нибудь хочется, кого-нибудь не любишь, главное, чего-нибудь боишься, вспомни, кто ты, пойми, что ты – свободное всемогущее существо, и всё проходит. Становится ясно, что если чего боишься, желаешь и не можешь, то препятствие в тебе. И как только поймёшь это – сейчас свобода и всемогущество. Всякое неудовлетворение это – только сошествие с истинного пути: бьёшься о стены, прёшь туда, куда не надо. Опомнишься, станешь на путь, и опять со всеми, со Всем, с Богом. – Хорошо. [34]

Если ты чего-нибудь желаешь, чего-нибудь боишься, то это значит, что ты не веруешь в того Бога любви, который есть в тебе. Если бы ты верил в него, то ничего не мог бы желать или бояться, потому что все желания того Бога, который живёт в тебе, всегда исполнятся, потому что Бог всемогущ, и ничего не боялся бы, потому что для Бога ничто не страшно. [35]

…Если бы мы были тем, чем мы хотим быть – христианами, исполняющими главный закон Его, отречения от себя, кто же бы сердился и раздражался в нас. Его нельзя в нас обидеть. Он сам стоял и постоит за себя. [36]

Сущность религиозного сознания в том, что человек перестаёт сознавать себя царём, купцом, отцом, мужем, а сознаёт себя той математической точкой в пространстве и времени, которая имеет смысл только в этой точке, в нематериальном сознании, цель, задача которой одна: исполнить то, что должно. [37]

Еду верхом в глуши и вижу в чаще какие-то созревшие ягоды. И подумал. Никто не увидит этих ягод, никому они не нужны, и им никто не нужен, а они неукоснительно, вовсю делают не своё дело, а то, какое им предназначено, исполняя волю Того «Я», которое в виде отдельного существа живёт в этом растении. [38]

Сущность учения Христа в том, чтобы человек узнал, кто он, чтобы он, как птица, не пользующаяся своими крыльями, бедствующая по зиме, понял, что он не смертное животное, зависящее от условий мира, а как птица, понявшая, что у неё есть крылья и поверившая в них, понял бы, что он, сам он, никогда не рождался и не умирал, а всегда есть и проходит в этом мире только одну из бесчисленных форм жизни для исполнения воли того, кто послал его в эту жизнь. [39]

Если мы сравним свои телесные силы с вещественными силами мира, то мы – ничто. Но если мы посмотрим на свою душу, на своё духовное «я», в котором живёт дух Божий, то мы поймём, что мы не ничто, а то, выше чего мы ничего не можем себе представить. [40]

Как только ты видишь в себе материальное явление, так ты ничто, потому что ты часть бесконечной материи в бесконечном пространстве и времени. Для того, чтобы ты был что-нибудь, тебе надо быть чем-нибудь нематериальным: духовным существом. Но и духовное существо твоё ограничено и составляет как бы ничто в сравнении с ∞, бесконечностью разума, бесконечной любовью. Чтобы быть чем-нибудь, тебе надо быть орудием, органом Сущего, его дифференциалом. [41]

Сначала кажется, что я – материальное (я принимаю свои пределы за себя), потом кажется, что я – что-то духовное, т. е. что-то, как материалисты говорят, что-то из тонкой материи, отдельное. Потом сознаёшь, что ни материального, ни духовного нет, а есть только прохождение через пределы вечного, бесконечного, которое есть Всё само в себе и ничто (Нирвана) в сравнении с личностью.

(…) Живя с сознанием телесности, человек – эгоист, борец за свои радости; живя с сознанием духовного существа, он – гордец, славолюбец; живя в сознании своего участничества в Божестве, он делает то, чего хочет и что делает Бог – блага всем. [42]

Как огонь уничтожает свечу, так добро уничтожает личную жизнь.

Как тает воск от лица огня, так сознание личной жизни уничтожается участием в добре. [43]

Личность – моё «я» должно быть орудием служения. И это можно. Когда же употребляешь это орудие, то является вопрос, кто тот, кто употребляет его? Это тот, кто не есть орудие, кто не материален, кто вне пределов – Бог во мне. Только начни заниматься орудием: чистить, украшать, беречь его, и нет жизни, и подвержен всем мучениям. Только кто употребляет его, живёт и растёт.

(…)

Признание работника, работающего орудием, есть признание Бога. [44]

То, что делаешь для себя или для людей с определённой целью, всегда слабо, и результаты гадательны. То же, что делаешь для души без видимой желательной цели, всегда непреодолимо могущественно и ведёт прямо к своей цели, потому что то, что ты делаешь для души, делаешь уже не ты, а дух, живущий в тебе. [45]

Человек, отрекающийся от своей личности, могуществен, потому что личность скрывала в нём бога. Как скоро он откинул личность, действует в нём уже не он, а бог. [46]

Понять иллюзию своего «я» и вечность я – одно и то же. [47]

Стоит вспомнить о себе в середине речи – и теряешь нить своей мысли. Только когда мы совершенно забываемся, выходим из себя, только тогда мы плодотворно общаемся с другими и можем служить им и влиять на них. [48]

Я убеждён, что в человека вложена бесконечная не только моральная, но даже физическая бесконечная сила, но вместе с тем на эту силу положен ужасный тормоз – любовь к себе или, скорее, память о себе, которая производит бессилие. Но как только человек вырвется из этого тормоза, он получает всемогущество. [49]

Когда мы узнаем новую мысль и признаем её верною, нам кажется, что мы уже давно знали её и теперь только вспомнили то, что знали. Всякая истина уже лежит в душе всякого человека. Только не заглушай её ложью, и рано или поздно она откроется тебе. [50]

Я делаю то, что есть. Это значит то, что жизнь, не только моя вся от рождения до смерти, т. е. я, какой я стал во всю жизнь, но и жизнь всего мира, всё это есть, но мне не видно по моей ограниченности; это открывается мне по мере моего движения в жизни. Это есть, а я делаю это. В этом жизнь.

(…) Жизнь моя открывает мне меня самого. В этом открытии себя и есть жизнь. [51]

На известной степени углубления в себя человек сознаёт в себе нечто сверхчеловеческое. [52]

Душа человеческая однородна с божеством. [53]

Весь смысл и вся радость жизни заключается во всё большем и большем сознании божественности своей природы. [54]

Человек может перенести своё я из области подчинённой, непостоянной и бедственной в то, что свободно, неизменно и радостно: в сознание своей духовной, божественной сущности. [55]

Материальный мир подлежит закону борьбы за существование, ему подлежим и мы, как материальные существа. Но, кроме нашего материального существования, мы сознаём в себе ещё и другое, не только независимое от закона борьбы начало, но противоположное ему начало любви. Проявление в нас этого начала есть то, что мы называем свободой воли. [56]

Если перенёс своё я в духовное существо своё, то почувствуешь такую же боль, нарушая любовь, как чувствуешь боль физическую, когда нарушаешь благо тела. [57]

Величайший акт жизни это сознание своего я, и последствия его благодетельнейшие или ужаснейшие, смотря по тому, на что – на тело или дух будет направлено это сознание. [58]

– 2 –

Высшее религиозное состояние есть духовный эгоизм. Всё – для себя, истинного себя – Бога в себе. [59]

Себялюбие – или великое заблуждение и источник зла, или великая истина и источник блага. Оно источник зла, когда относится к личности, и источник блага, когда относится к тому духовному началу, проявление которого составляет жизнь человека. [60]

Заблуждение всех нас, не воспитанных религиозно людей, одно и то же: сначала жизнь для себя, для своих похотей, своего тела, потом, как поправка к этому, жизнь для блага (опять телесного блага) людей, и потом обращение к внешнему (вне себя) богу, и опять неудовлетворение и разочарование. А между тем теперь мне дело жизни представляется столь очевидным, простым, что удивляешься (теперь), как мог так долго ходить около, не видя его. Жить – значит: желая блага, двигаться вперёд куда-то (невольное представление времени). Сначала естественно блага этого (дети) желать себе, своему телу и вытекающим из него похотям, потом, когда видишь тщету, неудовлетворённость и неизбежность конца – смерть, ищешь спасения в расширении предмета, которому желаешь блага (любовь подсказывает), и является служение людям. Потом ясно, что если земное счастье одного Льва Николаевича гроша не стоит, то так же мало стоит счастье миллиардов Львов Николаевичей, и тогда пробуешь, нельзя ли любить того, кто источник, начало всех этих существ. Но любить того, кого не знаешь и к кому не чувствуешь влечения, нельзя. И выходит, что жить незачем, а надо доживать, пока живётся. А между прочим, как просто. На первой же ступени, когда понял, что любить своё тело и улучшать его, и удовлетворять его желания – тщетно и глупо, надо было не бросать себя, а только понять себя, – кто настоящее я. И, поняв это, перенести всю ту любовь, какую испытывал к телесному я, на это – духовное, и весь труд, все усилия, которые клал на улучшение этого я и на удовлетворение его желаний, положить на улучшение духовного я – освобождения его от всего скрывающего его, на удовлетворение его желаний, и вместо разочарования получается всё большее и большее очарование, и не очарование, а спокойствие, твёрдость и радость. [61]

Самоотречение не есть отречение от себя, а только перенесение своего я из животного существа в духовное. [62]

Самоотречение! Разве можно отрекаться от себя, когда я – только Я. Самоотречение есть отречение от того, что я ошибочно считаю собою. – Самоотречение есть только признание своей божественности, вечности. [63]

…Забота о себе, всё внимание, направленное на себя, очень дурное, ужасное состояние, когда я, на которое направлены забота и внимание, – я телесное со своими чувственными и умственными радостями. Но совсем не то, когда вся забота, всё внимание направлены на я духовное, на я общее всему живому, когда вся забота и внимание направлены на то, чтобы совершенствовать это я, т. е. расширить его, слиться им с Богом и со всем живущим. [64]

Есть одно средство любить Бога: оно состоит в том, чтобы любить себя, своё божественное «я», так же, как мы любим своё телесное «я», т. е. жить для этого «я», руководиться в жизни