Положим, я знаю и верю, что собственности никогда нигде никакой я не могу иметь (…), и живу. Живу и, судя по прошедшему и по наблюдению других, могу предположить, что я не осилю всего, но что я согрешу; но надеюсь, прошу Бога и решаюсь идти прямо. Хочу идти прямо, и грешу, является и грех, который я таким и знаю, в котором каюсь, но не делаю сделки, обмана перед Богом. – А обман этот много хуже греха, это хула на Святого Духа. [23]
…Истину, или, скорее, сознание её, нельзя урезывать по действительности. Уж пускай действительность устраивается, как она знает и умеет, по истине. Ведь пугаться тем, что действительность не сходится с истиной, это всё равно, что в математике испугаться иррациональной величины. [24]
Если мы всеми силами души будем стремиться к тому, чтобы не отступить от идеального руководящего принципа, мы по слабости своей всё-таки невольно сделаем уступку. Если же мы вперёд решим, что мы должны сделать компромисс, мы не только уступим гораздо больше, чем в первом случае, но потеряем руководящую нить и рискуем совершенно заблудиться. [25]
Я иду, давлю муравьёв, я не могу предотвратить этого. Но не нужно умышленно убивать, а если неумышленно, то ничего не сделаешь. Главное, помнить, что жизнь в стремлении к идеалу, а воплотить его нельзя. [26]
…Говорит, что не нужно милосердие, любовь, нужно только justice (справедливость (фр.)). Это справедливо, но для того, чтобы в действительности была justice, нужно, чтобы в стремлении, в идеале было самоотречение, любовь. Для того, чтобы был честный брак, нужно стремление к полному целомудрию. Для того, чтобы было истинное знание, нужно стремиться к познанию духовного мира. (Тогда будет знание материального. А иначе будет невежество.) Для того, чтобы было справедливое распределение услуг, надо стремиться отдать всё, ничего не беря себе. (А иначе будет грабёж чужого труда.) Для того, чтобы попасть в цель, надо целить выше и дальше её. Для того, чтобы подняться высоко на исполинских шагах, надо бежать прочь от столба. [27]
Николаю Рериху (Николай Константинович Рерих (1874–1947) – русский художник, сценограф, философ-мистик, писатель, путешественник, археолог, общественный деятель.) о его картине «Гонец»:
«Случалось ли в лодке переезжать быстроходную реку? Надо всегда править выше того места, куда вам нужно, иначе снесёт. Так и в области нравственных требований надо рулить всегда выше – жизнь всё снесёт. Пусть ваш гонец очень высоко руль держит, тогда доплывёт». [28]
Пока человек в этой жизни, он не может ни всего отдать, ни всего понять. И всё-таки он должен стараться отдать и понять как можно больше. И чем больше отдашь и поймёшь, тем больше блага. [29]
Если бы не было (…) несогласия идеала с действительностью, не было бы постоянного движения всего живущего к идеалу, к всё большему совершенству – не было бы никакой жизни. Только в этом и жизнь. [30]
Если бы могло осуществиться всё то, чего хочет ваша душа и что мы знаем, что должно быть, не было бы жизни. (…)
…Жизнь наша никогда не бывает идеальна и не может быть таковой, потому что в ограниченном теле живёт безграничное духовное начало, и вся жизнь наша есть только непрестанное освобождение духовного начала от тела, всё большее и большее подчинение тела духовному началу… (…)
…Мы не боги, а люди, т. е. соединение бога с животным. Вы скажете: зачем это соединение? Так говорят многие. – Затем, чтобы иметь истинное благо жизни, потому что если бы люди были боги без тела, не было бы истинного блага жизни. Точно так же не было бы его, если бы они были только животные.
Так что на вопрос, зачем это соединение бога с животным, мой ответ: затем, чтобы люди имели благо жизни – всегдашнего, ничем ненарушимого, сознательного, произвольного приближения к совершенству – богу.
Если же вы спросите ещё: зачем же такое живое представление идеала, такая неудержимая потребность достигнуть его, и сознание невозможности этого, я отвечу, что это затем, чтобы поставить человека в такие условия, при которых он мог бы не переставая стремиться и достигать. [31]
Положение человека, идущего вперёд к благу, которое всё отодвигается от него, подобно тому, что, как говорили мне, делают с упрямыми лошадьми. К оглоблям впереди их утверждают кусок хлеба с солью так, что лошадь чует его, но не может достать. И она тянется и движется, желая достать хлеб, но это самое движение отодвигает хлеб, и так до бесконечности. То же и с людьми: благо никогда не достигается, потому что при достижении одного блага сейчас же представляется новое. А благо – совершенство бесконечное, как Бог.
А только тот, что человек может и должен знать, что благо его жизни не в достижении стоящей перед ним цели, а в движении для цели высшей, недоступной ему. [32]
Лучше верить в самое отдалённое и невозможное добро, чем верить в то, что хотя бы самое малое зло свойственно людям. [33]
Человек, стоящий на низшей ступени, подвигаясь к совершенству, живёт нравственнее, лучше, более исполняет учение, чем человек, стоящий на гораздо более высокой ступени нравственности, но не подвигающийся к совершенству. [34]
Для того, чтобы делать добрые дела, быть радостным, надо не вспоминать свои дела, считая их добрыми, а, напротив, не переставая видеть перед собой высший идеал свой – совершенство, и все совершённые дела считать ничтожными, а важным и доставляющим радость считать только всё дальнейшее движение на пути к идеалу – совершенству. [35]
Для исповедующего христианское учение достижение всякой ступени совершенства вызывает потребность вступления на высшую ступень, с которой открывается ещё высшая, и так без конца. Разумный человек всегда чувствует себя несовершенным, не видя позади себя пути, который он прошёл, а видя всегда впереди себя тот путь, по которому ещё надо идти и который он не прошёл ещё.
Беда, если он удовольствуется тем положением, в котором находится. Он не только остановится, но пойдёт назад. [36]
В том, что в жизни своей не соответствуешь тому идеалу, который ставишь себе, нет ничего дурного и потому мучительного; дурно то, когда, оглянувшись назад, не видишь ни малейшего приближения к идеалу, когда перестаёшь примеривать свою жизнь к идеалу. Когда идеал самый становится неподвижным, а не отдаляется ещё и ещё по мере приближения к нему, представляя новые и новые черты. Вот этого бойтесь… [37]
Не унывайте о том, что жизнь наша не такая, какою бы вы желали её видеть. Это участь всех тех, кто стремится к христианскому совершенству. Страшно не то, чтобы не достигнуть того, чего для себя, для своей души хочешь, а страшно то, чтобы, не достигнув этого, перестать хотеть этого. [38]
Если человек говорит: не стоит бороться с грехами, потому что сколько ни бейся с ними, никогда не будешь совсем чист от них, – то он говорит то же, что сказал бы человек про пищу: не стоит меня кормить, всё равно опять буду голоден. С грехами надо бороться не для того, чтобы совсем освободиться от них, а для того, что только в этой борьбе жизнь человеческая. [39]
Не было бы грехов, не было жизни. Не было бы освобождения от грехов, тоже не было бы жизни. [40]
Говорят, существующее разумно; напротив, всё, что есть, всегда неразумно. Разумно только то, чего нет, что рассудители называют фантазией. Если бы то, что есть, было бы разумно, не было бы жизни; и точно так же её не было бы, если бы не было разумно то, чего нет (т. е. идеала).
Жизнь есть только вечное движение от неразумного к разумному. (…)
…Если есть жизнь, то есть дело жизни, которое должно быть сделано. И живущие делают это дело. И если в мире есть дело, которое нужно сделать, то, очевидно, мир несовершенен, а есть представление и возможность его большего совершенства. [41]
Ошибка ужасная представлять себе мир сотворённым. Мир не сотворён, а он творится. И жизнь есть ничто иное, как творение. И мы, люди, орудия творчества. Мы творим мир по воле Бога. [42]
Препятствиями растём. Польза страданий. Зла нет
– 1 –
Плохо, что камень крепок, когда хочешь рубить его, а если нужен камень, чтоб точить на нём, – тогда чем он жёстче и крепче, тем лучше. Так и с тем, что мы называем горестями. [1]
…Спорил сам с собой. Слабый, дрянной, телесный, эгоистический человек говорит: всё скверно, а духовный говорит: врёшь, прекрасно. То, что ты называешь скверным, это то самое точило, без которого затупилось, заржавило бы самое дорогое, что есть во мне. [2]
Бедствия – это оселок для человеческой жизни. Только страданием можно наточить душу. [3]
Если у тебя есть враг, отравляющий твою жизнь, надо ли тебе желать избавиться от него? Нет. Если ты сумеешь воспользоваться своим врагом так, чтобы выучиться на нём: прощать, любить врагов, то то, что приобретаешь этим, гораздо больше благо, чем то, которое ты бы имел, избавившись от врага. И не только больше; но то было благо временное, а это – вечное, не для одной только этой жизни. [4]
Наши враги могут для нас быть полезнее наших друзей, ибо друзья часто прощают нам наши слабости, тогда как враги обыкновенно отмечают их и привлекают к ним наше внимание.
Не пренебрегай суждениями врагов. [5]
…Чем тяжелее были страдания – если только удавалось в христианском духе принимать их (…) – тем полнее, сильнее, радостнее, значительнее становилась жизнь. – Так часто повторяется не искренно, что страдания нужны нам и посылаются богом, что мы перестали верить в это. А это самая простая, ясная и несомненная истина. Страдания, то, что называется страданиями, есть условие духовного роста. Без страданий невозможен рост, невозможно увеличение жизни (…). Если бы у человека не было страданий, плохо бы ему было. От этого и говорят в народе, что того бог любит, кого посещают бедствия. (…) Я понимаю, что человеку может сделаться грустно и страшно, когда долго его не посещают страдания. Нет движений роста жизни. Страдание есть страдание только для язычника, для непросвещённого истиной (…). Но страдание перестаёт быть им для христианина – оно становится муками рождения… [6]
Человек никогда не бывает ближе к богу, как когда он бывает в беде. [7]
Есть рассказ о том, что человек за грехи был наказан тем, что не мог умереть. Можно смело сказать, что если бы человек был наказан тем, что он не мог бы страдать, то наказание это было бы такое же тяжёлое. [8]
