всякой другой, у нас есть одно дело – проявлять живущий в нас дух божий и соединяться им посредством любви со всем окружающим нас. [43]
Верю, что всё к лучшему, всё благо, что чем тяжелее материальные условия: болезнь, страдания, приближение к смерти, к переходу в другое существование, тем выше поднимается сознание своего духовного существа. Как коромысло весов: чем ниже опускается один конец, тем выше поднимается другой. [44]
Истинное благо наше в сознании, а страдания помогают вызыванию сознания своей божественной природы. [45]
В болезнях, слабости, страданиях есть много хорошего, чего не знают здоровые, и от многого спасают болезни. Цените их. [46]
Тяжёлыми нельзя признать никакие условия, потому что тяжесть проистекает не из внешних условий, а из своего отношения к ним. [47]
…У человека есть разум, который он может употреблять на усиление внутренней жизни, при котором является большое равнодушие к [внешним] условиям, или, напротив, направить его на создание наибольшей чувствительности к этим условиям. Это всё зависит от того, кто воспринимает эти условия. (…)
(…)
(…) Чем более люди чутки к (…) условиям, тем больше это их мучает. [48]
Сейчас в дурном духе: всё нехорошо, всё мучает, всё не так, как бы мне хотелось. И вот вспоминаю, что жизнь моя только в том, чтобы освобождаться от того, что скрывает мне меня, и тотчас же всё перестанавливается. Всё, что мучало, представляется пустяками, не стоящими внимания, то же, в чём жизнь и что даёт её радости, сейчас передо мной. Только бери. И вместо досады спокойное обращение на себя, и то, что мучило, становится материалом переработки. А переработка эта всегда возможна и всегда даёт лучшую радость жизни. [49]
Да, «всё в табе и всё сейчас», как говорил Сютаев (Василий Кириллович Сютаев (1819–1908) – крестьянин, религиозный мыслитель. Был знаком с Толстым.), и всё вне времени. Так что же может случиться с тем, что во мне и что вне времени, кроме блага. [50]
Как всё трудно, когда полагаешь все беды вне себя, и как всё легко, когда поймёшь, что всё в тебе. [51]
…Все трудности жизни, как то: недовольство окружающим, одиночество, даже телесные страдания – всё разрешается одним: перенесением интереса, центра тяжести своей жизни из жизни телесной (…) в жизнь духовную… [52]
Со всех сторон кажется, что стоят неразрешимые дилеммы: и так нехорошо, и так дурно. И стоит только перенести вопрос из области внешней в область внутреннюю, в свою жизнь: понять, что это только поприще для моего внутреннего совершенствования, что это экзамен, мерка моего нравственного развития, опыт, насколько я могу и хочу делать дело Божие, увеличение любви – и всё разрешается так легко, просто и радостно. [53]
Не только думаю, но твёрдо верю, что, что бы ни случилось с нами, всё зависит от того, как мы к этому относимся, и все страдания (…) легко могут быть обращены во благо, если принимаются без жалости к себе… [54]
Все внешние бедствия, которые могут постигнуть человека, понявшего то, что зло для него может быть только в его поступках, ничто в сравнении с благом того спокойствия и свободы, которое он испытывает, зная то, что нет для него другого зла, кроме того, которое в нём самом. [55]
Человек, живущий духовной жизнью, не может быть лишён блага, потому что благо это в нём самом. [56]
Благо дано нам. Наше дело только в том, чтобы знать это. [57]
Я верю, что мир так устроен, что все материальные страдания возмещаются духовными радостями, если только мы как должно принимаем их. [58]
Какое удивительное свойство – духовное понимание (сознание) жизни. Оно, как самый удивительный волшебник, претворяет всякое зло внешнее в благо, и величайшее такое зло в величайшее благо. [59]
Покорись беде, и беда покорится. [60]
Ты (…) неверно говоришь, что для служения нужны внешние силы. Это неправда, здоровья и внешних сил не нужно. Этим-то и поразительна для меня благость и мудрость бога, что он дал нам возможность блага, независимо от всех каких бы то ни было материальных условий. Нам дана возможность духовной жизни, духовного совершенствования, увеличения в себе любви, приближения к богу (…) – дана эта возможность, ничем не могущая быть остановленной. Только надо верить в эту духовную жизнь, перенести в неё всю свою энергию. Это как крылья у птицы. Жить можно и должно всей материальной жизнью, работая в ней; но как только препятствие, так развернуть крылья и верить в них, и лететь. И эта духовная жизнь всегда свободна, всегда радостна, всегда плодотворна. [61]
Богу (…) служить, я знаю, что совершенно одинаково можно, поднимая 12 пудов одной рукой или имея силу только кивнуть головой (…). Только перенести смысл своей жизни из достижения внешних, во времени и пространстве поставляемых целей в служение Отцу теперь теми силами, какие в моей власти, и как отпадают как ничтожные, безразличные вещи всё то, что называется в мирской жизни счастьем и несчастьем. [62]
– 5 –
Борьба с тем, что представляется злом, т. е. с более тёмным сознанием, возможна только через свет, через всё большее и большее просветление своего сознания. И потому справедливо, что если бы не было зла, т. е. темноты, не было бы добра – света. [63]
Если ты спрашиваешь, зачем зло? я отвечаю вопросом: зачем жизнь? Зло затем, чтобы была жизнь. Жизнь проявляется в освобождении от зла. [64]
Зло есть то поле, которое пашет добро, те дрова, которые сжигает добро, та свеча, на которой горит свет добра. [65]
Темнота – колыбель солнца. Для звёзд нужен мрак. [66]
Мир настолько зол, насколько я сам зол. Раз двадцать случалось со мной в жизни, что то, что я считал злом, послужило мне к добру. Всё меньше и меньше зла нахожу я в жизни; всё больше и больше блага… [67]
…Зло есть только в нас, (…) зло есть отступление от требований нашей духовной природы. Для человека, живущего духовной жизнью, всё то, что мы считаем злом, есть только средство приближения к (…) освобождению от грехов, заблуждений… [68]
Мучения, страдания испытывает только тот, кто, отделив себя от жизни мира, не видя тех своих грехов, которыми он вносил страдания в мир, считает себя невиноватым и потому возмущается против тех страданий, которые он несёт за грехи мира и для своего духовного блага. [69]
…Зла нет и не может быть (…) то, что мы называем злом и что чувствуем как зло, – суеверие. Это – то, что мы называем злом, есть только указание наших ошибок, а исправлять себя, освобождаться от ошибок – самая большая радость. Так что то, что мы называем злом, есть только приготовление к радости. [70]
…Зло, если вдуматься, всегда только уклонившееся от истинного направления добро. Какое бы зло ни взять, всегда в его основании лежит добро. [71]
Все страсти только преувеличение естественных влечений – законных: 1] тщеславие – желание знать, чего хотят от нас люди; 2] скупость – бережливость чужих трудов; 3] любострастие – исполнение закона продолжения рода; 4] гордость – сознание своей божественности; 5] злоба, ненависть к людям – ненависть к злу. [72]
С. Л. Толстой (Сергей Львович Толстой (1863–1947) – композитор, музыковед, общественный деятель. Сын Льва Николаевича Толстого.) об отце:
«Он считал, что ложное мышление – основная причина зла в мире; люди дурно живут не потому, что они злы по природе, а потому, что они неразумно мыслят; и они невменяемы, как душевнобольные». [73]
Мысль есть уяснение истины, и потому дурные мысли это только недодуманные мысли. [74]
Жизнь есть желание блага. (Всё, что живёт, живёт только потому, что желает блага; что не желает блага, то не живёт.) [75]
Мы не можем понимать жизнь иначе, как движение к благу. Такою должна быть жизнь. И она действительно такова, если мы верно понимаем её. [76]
Мы не можем говорить, что жизнь не благо, потому что мы не знаем никакого большего блага, чем жизнь. И потому если жизнь кажется тебе не благом, то виновата не жизнь, а ты. [77]
Жизнь человека есть стремление к благу; к чему он стремится, то и дано ему – жизнь, не могущая быть смертью, и благо, не могущее быть злом. [78]
Я чем дольше живу, тем яснее вижу, что в жизни только добро. Насколько исправляешься, настолько чувствуешь то добро. [79]
Чем человек умнее и добрее, тем больше он замечает добра в людях. [80]
…Зла объективного нет. То, что мы называем злом, есть непонятое и недоступное нашему пониманию добро. [81]
Неорганическое есть только то, жизнь чего мы не можем понять. Для блохи неорганическое есть мой ноготь. Точно так же и зло есть непонятое добро. [82]
Я согласен (…), что бог не может быть создатель зла, и всегда говорил и писал, что зло есть только непонятое нами по нашим грехам добро. [83]
…Вы не верите в бога любви, того, который, кроме блага, ничего не может дать вам, а страдание своё приписываете ему. Если бы в комнате никого не было, кроме человека, в любви которого я уверен, и я почувствовал, что меня ударили сзади, я бы подумал, что упало на меня что-нибудь или взошёл кто-нибудь, но никак не приписал бы удар тому, в любовь которого я верю. [84]
Я истинно верю, что всё на свете добро и что мы огорчаемся только потому, что недалеко видим. [85]
Если страдаешь, то это только оттого, что не видишь всего (ещё не наступило время), не раскрылось то, что совершается этим страданием. [86]
…Дурного ничего не может случиться с человеком, а (…) всё, что кажется нам дурным, кажется нам таким только потому, что мы далеко отошли от свойственной нам духовной жизни, в которой нет и не может быть ничего дурного… [87]
…Ничего дурного внешнего нет и не может случиться ни со мной, ни с любимыми людьми, а (…) одно дурное, что может случиться, но над чем я властен, – это моё отступление от свойственного мне и данного для блага моего и всех окружающих чувства любви. [88]
…Худого нет вне нас, а если внешние условия указывают нам на худое в нас, то это только хорошо. [89]
…Жизнь есть совсем не та путаница и страдания, которые мы себе представляем под этим словом, а нечто очень простое, ясное, лёгкое и всегда радостное. [90]
…Уныние для христианина есть признание в своём неверии в истину Христову. Для того, кто понял её и верит в неё, не может быть уныния, потому что не может быть ничего дурного, а всё благо. И если человеку, верующему в Христову истину, представится что-нибудь дурно в мире,