будет (…) не громоздкость, неясность и сложность формы, как это считается теперь, а, напротив, краткость, ясность и простота выражения. [62]

Надо стараться довести свою мысль до такой степени простоты, точности и ясности, чтобы всякий, кто прочтёт, сказал бы: «Только-то? Да ведь это так просто!» А для этого нужно огромное напряжение и труд. [63]

Простота (…) мысли (…) происходит от двух противоположных причин: от совершенного непонимания вопроса и от глубокого всестороннего изучения его. [64]

…Простота – необходимое условие прекрасного. Простое и безыскусственное может быть нехорошо, но непростое и искусственное не может быть хорошо. [65]

Совершенно простым и понятным языком ничего дурного нельзя будет написать. Всё безнравственное представится столь безобразным, что сейчас будет отброшено… [66]

Простота всегда привлекательна. От этого привлекательность детей и животных. [67]

Это страшная ошибка – думать, что прекрасное может быть бессмысленным. [68]

Правда коротка; ложь всегда многословна. [69]

Простота – необходимое условие и признак истины. [70]

Истинно полезное, истинно доброе и потому истинно великое всегда просто. [71]

Величайшие истины – самые простые. [72]

Простота есть покорность Богу. [73]

– 7 –

Нынешние декаденты (…) говорят, что для поэзии нужны крайности добра и крайности зла. Что без этого нет поэзии. Что стремление к одному добру уничтожает контрасты и потому поэзию. Напрасно они беспокоятся. Зло так сильно – это весь фон – что оно всегда тут для контраста. Если же признавать его, то оно всё затянет, будет одно зло, и не будет контраста. Даже и зла не будет – будет ничего. Для того, чтобы был контраст и чтобы было зло, надо всеми силами стремиться к добру. [74]

Красота, радость только как радость, независимо от добра, отвратительная. Я узнал это и бросил. Добро без красоты мучительно. Только соединение двух, и не соединение, а красота как венец добра. [75]

Отвратительна животность зверя в человеке, (…) но когда она в чистом виде, ты с высоты своей духовной жизни видишь и презираешь её, пал ли, или устоял, ты остаёшься тем, чем был; но когда это же животное скрывается под мнимо эстетической, поэтической оболочкой и требует перед собой преклонения, тогда, обоготворяя животное, ты весь уходишь в него, не различая уже хорошего от дурного. Тогда это ужасно. [76]

Несчастны люди, т. е. существа, одарённые разумом и даром слова, когда они и то, и другое употребляют для того, чтобы жить, как животные. [77]

Радость жизни без соблазна есть предмет искусства. [78]

Упадок искусства есть вернейший признак упадка цивилизации. Когда есть идеалы, то во имя этих идеалов производятся произведения искусства; когда же их нет, как теперь у нас, – нет произведений искусства! Есть игра – словами, игра – звуками, игра – образами. [79]

Искусство, становясь всё более и более исключительным, удовлетворяя всё меньшему и меньшему кружку людей, становясь всё более и более эгоистичным, дошло до безумия – так как сумасшествие есть только дошедший до последней степени эгоизм. Искусство дошло до крайней степени эгоизма и сошло с ума. [80]

Искусство наше есть то же, что соус к пище. Если есть один соус – вкусно, но не будешь сыт и испортишь желудок. [81]

Искусство не есть наслаждение, утешение или забава; искусство есть великое дело. [82]

Мысль (…) есть та сила, которая движет жизнью и моей, и всего человечества. И потому несерьёзно обращаться с мыслью есть грех большой, и “verbicide” (убийство слова (англ.)) не меньше грех, чем “homicide” (убийство человека (англ.)). [83]

Мысль есть самое важное в человеке; сообразно мысли живут и поступают люди. Стало быть, хороша та книга, которая говорит мне, что мне делать. А люди стараются из книги сделать какую-то забаву, игрушку. Это всё равно что хлеб: хлеб существует затем, чтобы его есть, а кто скажет, что он существует для того, чтобы помягче на нём сидеть, это бессмыслица, чепуха. [84]

Что же это за страшная сила. (…) Как за колдовство, т. е. за таинственное воздействие злое, казнили, а за молитвы, таинственное воздействие доброе, прославляли, возвеличивали, так и с искусством надо. Это не шутка, а ужасная власть. [85]

Искусство есть одно из самых могущественных средств внушения. А так как внушено может быть и порочное (и порочное всегда легче внушается), и хорошее, то ни перед какими способами внушения не надо быть больше настороже, как перед внушением искусства. [86]

Ужасно! Слово, которое должно служить передаче мысли, до такой степени извращено!.. [87]

Им просто нечего сказать, а они ищут каких-то новых форм. Да зачем их искать? Если есть, что сказать, то только бы успеть сказать всё, что хочется, а формы искать не придётся. [88]

…Писать повести вообще напрасно, а ещё более таким людям, которым грустно и которые не знают хорошенько, чего они хотят от жизни. [89]

…Два рода писания, как будто похожие, а между ними бездна, прямая противоположность: один род законный, божеский, это – писание, писанное человеком для того, чтобы самому себе уяснить свои мысли (…). Другой род дьявольский, часто совершенно по внешности похожий на первый, это – писание, писанное для того, чтобы перед самим собою и перед другими затемнить, запутать истину… (…) Избави нас бог от этого. И потому всеми силами старайтесь не быть сочинителем… [90]

Как только люди говорят о своих мыслях и чувствах, то всё ясно и верно. Вся путаница идёт от людей, у которых нет своих мыслей и чувств, а они хотят о них говорить. [91]

Деятели нынешней науки и искусства не исполнили и не могут исполнить своего призвания, потому что они из обязанностей своих сделали права. [92]

Литература была белый лист, а теперь он весь исписан. Надо перевернуть или достать другой. [93]

– 8 –

Цель художника не в том, чтобы неоспоримо разрешить вопрос, а в том, чтобы заставить любить жизнь в бесчисленных, никогда не истощимых всех её проявлениях. [94]

Главная цель искусства (…) та, чтобы проявить, высказать правду о душе человека, высказать такие тайны, которые нельзя высказать простым словом. От этого и искусство. [95]

Самое важное в произведении искусства – чтобы оно имело нечто вроде фокуса, т. е. чего-то такого, к чему сходятся все лучи или от чего исходят. И этот фокус должен быть недоступен полному объяснению словами. Тем и важно хорошее произведение искусства, что основное его содержание во всей полноте может быть выражено только им. [96]

Удивительно! Что такое музыка? (…) В живописи, в литературе всегда примешан элемент рассудочности, а тут ничего нет – сочетание звуков, а какая сила! Я думаю, что музыка – это наиболее яркое практическое доказательство духовности нашего существа. [97]

…Искусство захватывает вечное, и это вечное даёт ему силу и смысл. [98]

Знание. Наука, образование, воспитание

– 1 –

«…Мы все согласны в этом одном: для чего надо жить и что хорошо. Я со всеми людьми имею только одно твёрдое, несомненное и ясное знание, и знание это не может быть объяснено разумом – оно вне его и не имеет никаких причин и не может иметь никаких последствий.

Если добро имеет причину, оно уже не добро; если оно имеет последствие – награду, оно тоже не добро. Стало быть, добро вне цепи причин и следствий.

И его-то я знаю, и все мы знаем.

А я искал чудес, жалел, что не видал чуда, которое бы убедило меня. А вот оно чудо, единственно возможное, постоянно существующее, со всех сторон окружающее меня, и я не замечал его!

(…)

(…) И я удивлялся, что, несмотря на самое большое напряжение мысли (…), мне всё-таки не открывается смысл жизни, смысл моих побуждений и стремлений. А смысл моих побуждений во мне так ясен, что я постоянно живу по нём… (…)

Я ничего не открыл. Я только узнал то, что я знаю. Я понял ту силу, которая не в одном прошедшем дала мне жизнь, но теперь даёт мне жизнь. Я освободился от обмана, я узнал хозяина.

(…)

Я искал ответа на мой вопрос. А ответ на мой вопрос не могла мне дать мысль, – она несоизмерима с вопросом. Ответ мне дала сама жизнь, в моём знании того, что хорошо и что дурно. А знание это я не приобрёл ничем, но оно дано мне вместе со всеми, дано потому, что я ниоткуда не мог взять его.

Откуда взял я это? Разумом, что ли, дошёл я до того, что надо любить ближнего и не душить его? Мне сказали это в детстве, и я радостно поверил, потому что мне сказали то, что было у меня в душе. А кто открыл это? Не разум. Разум открыл борьбу за существование и закон, требующий того, чтобы душить всех, мешающих удовлетворению моих желаний. Это вывод разума. А любить другого не мог открыть разум, потому что это неразумно».

«Да, гордость», – сказал он себе… (…)

«И не только гордость ума, а глупость ума. А главное – плутовство, именно плутовство ума. Именно мошенничество ума», – повторил он.

(…)

«Да, то, что я знаю, я знаю не разумом, а это дано мне, открыто мне, и я знаю это сердцем…» [1]

Мы думаем и говорим даже: зачем бог, послав нас в мир, не сказал нам словами понятными и ясными, кто он и зачем мы живём; но мы забываем (…), что только наша слабость говорить неточными, недостаточными, односторонними, двусмысленными словами, а что у бога (…) есть другой язык, другое средство передачи истины: средство это наше внутреннее сознание и наше положение в мире. И если бы мы не ждали ни от бога, ни от пророков, ни от себя словесного выражения своего положения и отношения к миру, мы бы не переставая чувствовали присутствие того высшего сознания, которое открывает нам смысл нашей жизни и её закон. [2]

Разум и ум – два совершенно различных свойства. Есть много людей с большим умом, лишённых разума. Ум есть способность понимать и соображать жизненные, мирские условия; разум же есть божественная сущность души, открывающая ей её отношение к миру и богу. [3]

Разум есть сознание своей жизни и познания её смысла и назначения, и отыскивания путей, по которым человек может исполнить это назначение. Ум есть способность видеть отношение явлений между собою и может видеть цели не разумные. Разум для достижения своих целей всегда пользуется умом, но ум может быть употребляем для целей совершенно неразумных. [4]

…Ум безразлично направляет свою способность рассуждения на всё, что попало, тогда как разум всегда рассматривает и определяет отношения явлений только ввиду достижения установленной разумом цели жизни. Разум есть орудие, данное человеку для исполнения своего назначения, или закона жизни, и так как закон жизни один для всех