чём мы согласны, не требовать от него согласия с тем, с чем он не согласен, и просили бы его не требовать того же от нас, то мы никогда и не нарушили бы главного завета Христа – единения, и были бы, не произнося слова Христос, гораздо более христианами, чем если бы мы какими бы то ни было средствами заставили людей сказать, что они поверили в Христа и разные догматы, в которые они не поверили. [86]

Бог – это весь бесконечный мир. Мы же, люди, в шару, не в середине, а в каком-либо месте (везде середина) этого бесконечного мира. И мы, люди, проделываем в своём шару окошечки, через которые смотрим на Бога, – кто сбоку, кто снизу, кто сверху, но видим все одно и то же, хотя представляется оно нам и называем его мы различно. И вывод из того, что видно в окошечках, для всех один: будем жить все согласно, дружно, любовно. Ну и пускай каждый глядит в своё окошечко и делает то, что вытекает из этого смотрения. Зачем же отталкивать людей от их окошечек и тащить к своему? Зачем приглашать даже бросить своё – оно, мол, дурное – и приглашать к своему? Это даже неучтиво. Если кто недоволен тем, что видит в своё, пускай сам подойдёт к другому и спросит, что ему видно, и пускай тот, кто доволен тем, что видит, расскажет то, что он видит. Это полезно и можно. [87]

Толстовства никакого не существует; есть вечные истины; если что сделал Толстой, так только то, что применил эти вечные истины к современной жизни. [88]

Я не позволяю себе, да и не считаю нужным обсуждать или осуждать вашу веру, чувствуя, во-первых, то, что если жестоко и недобро осуждать поступки, характер, даже наружность человека, то тем более жестоко, недобро осуждать самое драгоценное для человека, его святая святых, его веру; во-вторых, потому, что знаю, что вера человека складывается в его душе сложными, тайными внутренними путями и может измениться не по желанию людей, а по воле бога. [89]

Верование моё несогласно с вашим, но я не говорю и не советую вам оставить ваше и усвоить моё. Я знаю, что это для вас так же невозможно, как изменить вашу физиологическую природу: находить вкус в том, что вам противно, и наоборот. И потому не только не советую вам этого, но советую держаться своего и вырабатывать его дальше, если оно подлежит усовершенствованию и развитию. Человек может верить только тому, к чему он приведён совокупностью всех своих душевных сил. [90]

…Каждый верит по-своему, и если точно верит, т. е. установил своё отношение к Богу, то вера его священна. [91]

Цель одна, но у каждого свой путь. [92]

…Я только недавно сердцем почувствовал (…), понял, как вера человека ((…) если она искренна) не может уменьшить его достоинств и моей любви к нему. И с тех пор я перестал желать сообщать свою веру другим и почувствовал, что люблю людей совершенно независимо от их веры, и нападаю только на неискренних, на лицемеров, которые проповедуют то, во что не верят, на тех, которых одних осуждал Христос. Ведь стоит только подумать о тех миллионах, миллиардах людей – индусов, китайцев и др., которые поколениями живут и умирают, не слыхав даже о том, что составляет предмет моей веры. Неужели они мне не братья, одного отца-бога дети, оттого, что совсем иначе веруют, чем я, и мне надо разубеждать их в их вере и убеждать в своей? Нет, я думаю, что нам надо прежде всего любить друг друга, стараться как можно теснее сближаться. Чем больше мы будем любить друг друга, тем более мы почувствуем себя едиными в своих сердцах, и тем незначительнее покажутся нам несогласия наших умов и слов. [93]

…Знание других религий более всего уясняет свою и укрепляет в вере, а главное – основы её. [94]

У всех вер одни и те же основы. И не может быть иначе – человек везде один. [95]

Человечество должно объединиться в одной и той же вере, потому что душа человеческая (…) лишь кажется многообразной и различной в каждом отдельном человеке, на самом же деле – одна во всех существах. [96]

Но мне скажут: не может быть того, чтобы все люди разделяли одно и то же религиозное мировоззрение. Те, кто говорят так, говорят не о религиозном мировоззрении, а о разных философских, экономических, политических теориях. Эти могут быть различны, но религиозное мировоззрение всегда одно – одно потому, что одно только может быть высшим. [97]

…Веры шатки и противоречивы, а сознание одно и неизменно. [98]

Религия вечная, всемирная – одна: это – вера в того Бога, который и во мне, и вне меня, во всех людях и во всём живом. [99]

Истина проста и ясна, и открыта младенцам. И первая основная истина есть истина единения людей. И единение это возможно, если мы принесём ему в жертву наши привычки, нашу гордость ума, наше желание быть правым. [100]

…Из всех вер одна вера настоящая, это вера в любовь… [101]

…Христос указал нам путь, и верующие видели его всегда перед собой как прямую линию. Дело нашей жизни свести движение наше к этой прямой. [102]

Долг наш и наших современников (…) в том, чтобы постараться точным образом установить начала истинной религии, которая должна заменить ужасные суеверия церкви… [103]

Способствовать уничтожению (…) отдельных религий и основанию одной всемирной религии – одно из лучших призваний человека в наше время. [104]

– 5 –

Преданность воле божьей – необходимое условие христианской жизни – исключает возможность определённого желания и потому прошения, молитвы о том, чтобы случилось то-то и то-то. [105]

Каково бы было положение тела, если бы каждая клеточка могла просить – и с успехом – Бога о том, чтобы для неё были по её желанию размещены клеточки или чтобы не умирала она сама и те клеточки, которые ей приятны. [106]

То, что больше всего похоже на веру: просительная молитва, есть именно неверие – неверие в то, что зла нет, что просить не о чем, что если тебе худо, то это только показывает тебе, что тебе надо поправиться, что происходит то самое, что должно быть и при чём ты должен делать, что должен. [107]

Как Бог должен относиться к молитвам, если бы был такой Бог, которому можно бы было молиться? Так же, как должен бы относиться хозяин дома, в котором проведена вода, к которому пришли бы жильцы просить воды. Вода проведена, вам стоит только повернуть кран. Так же приготовлено для людей всё, что им может быть нужно, и Бог не виноват, что вместо того, чтобы пользоваться проведённой чистой водой, одни жильцы таскают воду из вонючего пруда, другие приходят в отчаяние от недостатка воды и молятся о том, что им дано в таком изобилии. [108]

Как странно и смешно просить Бога. Не просить надо, а исполнять Его закон, быть Им. Одно человеческое отношение к Богу это то, чтобы быть благодарным Ему за то благо, которое он дал мне как частице Его. Хозяин поставил своих работников в такое положение, что, исполняя то, что он показал им, они получают высшее доступное их воображению благо (благо душевной радости), а они просят его о чём-то. Если они просят, то это значит только то, что они не делают то, что им предназначено. [109]

Если ты молишься, то делаешь это только для себя, для того, чтобы напомнить себе о том, что ты такое и что ты должен делать, и потому не думай, чтобы можно было угодить богу молитвой: угодить богу можно только повиновением ему. [110]

Молитесь ежечасно. Самая нужная и самая трудная молитва – это воспоминание среди движения жизни о своих обязанностях перед богом и законом его. Испугался, рассердился, смутился, увлёкся – вспомни, кто ты и что ты должен делать. В этом молитва. Это трудно сначала, но привычку эту можно выработать. [111]

Молитва – в том, чтобы, отрешившись от всего мирского, внешнего, вызвать в себе божественную часть своей души, перенестись в неё, посредством неё вступить в общение с Тем, Кого она есть частица, сознать себя рабом Бога и проверить свою душу, свои поступки, свои желания по требованиям не внешних условий мира, а этой божественной части души. [112]

Под молитвой я понимаю обращение ко всему тому, непостижимому мне, но единственно истинно существующему, совершенному, чего я чувствую себя проявлением, частицей и с которым я могу иметь общение только одним путём: любовью, любовью к нему самому и ко всем проявлениям его в ближних. (…)

Бог не личность, не может быть личностью, ни сознательным существом, потому что и личность, и сознательность есть свойства нашей ограниченности; но, несмотря на свою непостижимость, есть одна сторона, посредством которой мы можем общаться с ним. Это есть любовь. Вся жизнь наша и цель её есть увеличение любви, и об этом увеличении в себе любви, о всё большем и большем слиянии своей души с богом, об этом одном может для меня быть молитва. [113]

Иногда молюсь в неурочное время самым простым образом, говорю: Господи, помилуй, крещусь рукой, молюсь не мыслью, а одним чувством сознания своей зависимости от Бога. Советовать никому не стану, но для меня это хорошо. Сейчас так вздохнул молитвенно. [114]

…Иногда крещусь. Особенно часто, садясь за работу, вызываю и поддерживаю в себе этим жестом с детства связанное с ним умилённо-религиозное настроение. Я знал прекрасного человека доктора, совершенно свободомыслящего, который, умирая, показал своим воспитанникам на висевшую в углу икону Николая.

(…)

Да, внешние формы безразличны, но только до тех пор, пока им не приписывают важного и обязательного значения. Когда же формы обязательны, они губительны для истинной жизни. [115]

Если я, умирая, буду креститься, то пусть не думают, что я верю в Христа Бога и в церковное учение – крещусь я потому, что это движение выражает для меня преданность воле Божьей и сознание своей греховности, и желание освободиться от неё. [116]

…Единственный достойный Бога и всегда слышимый Им, и всегда каждому из нас доступный способ молитвы есть молитва делами, совершаемыми для Него, ввиду Его. В области, обнимаемой этой молитвой, есть и слова, но большей частью обращённые к другим, а не к себе. Слова – это орган общения между людьми. Дела же, под которыми я разумею и духовное состояние, и даже преимущественно духовное состояние – это способ общения с Богом.

И это я думаю и