к переходу в лучший мир, если выразить это точнее вне времени: слить свою жизнь с её безвременным началом, с Добром, с Любовью, с Богом. – Боюсь только одного: чтобы это так сильно и благотворно действующее на меня сознание единственной разумности и свободы, радостности жизни в Боге не притупилось, не потеряло своё возносящее меня от дрязг жизни, освобождающее действие. Ах, кабы всем, кабы всегда так. [168]

…Что же сделает один человек в толпе, несогласной с ним? Нет рассуждения, которое бы очевиднее этого показывало неправду тех, которые употребляют его. Бурлаки тянут барку против течения. Неужели найдётся такой глупый бурлак, который откажется влечь в свою лямку, потому что он один не в силах тянуть барку против течения. Тот, кто признаёт за собою, кроме своих прав животной жизни – есть и спать, какую-нибудь человеческую обязанность, знает очень хорошо, в чём эта человеческая обязанность, точно так же, как знает это бурлак, на которого надета лямка. Бур– лак очень хорошо знает, что ему надо только влечь в лямку и идти по данному направлению. Он будет искать того, что ему делать и как, только тогда, когда он сбросит с себя лямку. И что с бурлаками и со всеми людьми, делающими общую работу, то и в деле всего человечества: каждому надо не снимать лямку, а влечь в неё по данному хозяином направлению. И на то и дан разум один всем людям, чтобы направление это было всегда одно. И направление это дано так очевидно несомненно, и во всей и жизни окружающих нас людей, и в совести каждого человека, во всём выражении мудрости людей, что только тот, кто не хочет работать, может говорить, что он не видит его. [169]

…Тот, кто искренно задаст себе вопрос, что делать, и, отвечая на этот вопрос, не будет лгать перед собой, а пойдёт туда, куда поведёт его разум, тот уже решил вопрос. Если он только не будет лгать перед собой, он найдёт, что, где и как делать. [170]

Есть два приёма деятельностей людских, и по тому, какого из этих двух родов деятельностей они преимущественно держатся, и два рода людей: одни употребляют свой разум на то, чтобы узнать, что хорошо и что дурно, и поступают сообразно этому знанию; другие поступают, как им хочется, и потом уже употребляют свой разум на то, чтобы доказать, что то, что они сделали, хорошо, а чего не сделали, дурно. [171]

Чем больше живёшь, тем больше убеждаешься в том, что ум люди употребляют только на то, чтобы оправдывать свои безумные поступки. [172]

Самая обычная и распространённая причина лжи есть желание обмануть не людей, а самого себя. [173]

Ложь перед другими далеко не так важна и вредна, как ложь перед собой. Ложь перед другими есть часто невинная игра, удовлетворение тщеславия; ложь же перед собой есть всегда извращение истины, отступление от требований жизни. [174]

Мы все знаем, что значит лгать перед людьми, но лжи перед самими собой мы не боимся; а между тем, самая худшая, прямая, обманная ложь перед людьми ничто по своим последствиям в сравнении с той ложью перед самим собой, на которой мы строим свою жизнь. [175]

Говорить и делать правду нужно всегда, даже в самых пустых делах не позволять себе лжи. Не то важно, что большое или малое зло произойдёт от твоей неправды, а то дорого, чтобы самого себя никогда не осквернять ложью. [176]

Надо не переставая учиться делать, говорить и думать правду. Только тот, кто начнёт учиться этому, поймёт, как мы ещё далеки от правды и как многому ещё надобно нам учиться. [177]

Ложь достигает только самых ближайших и ничтожных целей и всегда вредит самым важным, вечным задачам человека. Ложь тем и страшна, что она скрывает духовное, единое во всех, существо и потому препятствует возможности единения. С человеком лгущим не может быть никаких отношений, кроме животных. [178]

Ложь есть умышленное извращение истины, которое может быть совершено только ради достижения целей животной личности. [179]

Мы удивляемся перед растением (как мухоловка), которое проявляет признаки разума. Так же удивительно, когда разумное существо проявляет только признаки жизни животной или растительной. [180]

…Жизнь без объяснения её значения и смысла и без вытекающего из него неизменного руководства есть жалкое существование. [181]

..Если бы мне предложили дать единый совет, совет, который я считаю наиболее полезным для людей нашего века, я бы сказал им только одно: ради бога, остановитесь хоть на мгновение, перестаньте работать, оглянитесь вокруг, подумайте, что вы из себя представляете и какими бы вы должны были быть, подумайте об идеале. [182]

…Мне так несомненно ясно, что все наши беды, всё, всякое зло оттого, что мы живём без религии и живём усиленным, напряжённым темпом, отчего зло это ещё ужаснее. [183]

Без религии, т. е. установленного отношения к бесконечному духовному, человек – бесхвостая обезьяна, умеющая делать фонографы, баллоны, бомбы и т. п. [184]

Отчего одни люди понимают жизнь религиозно, другие нет? Это самая большая разница, какая только может быть между людьми. Религиозные люди – это настоящая духовная аристократия. И как их мало. [185]

Есть только два рода людей: религиозные, живущие для исполнения Общей воли, и нерелигиозные, живущие для себя. Это два более различные существа, чем волк и заяц. [186]

Большинство людей живёт не думая; большинство людей так расточает свои силы в борьбе за существование, что у них не остаётся времени, чтобы подумать: они просто принимают то, что есть, за то, что должно быть. В этом главная причина трудности познания истины. [187]

Интересы: пища, одежда, жилища и улучшение этих предметов и увеличение денег. Все борются, одни вверху, другие внизу, но стремления у всех одни – все гипнотизируют, заражают друг друга этой жадностью и все горят одним желанием, стремятся в одну сторону, и только отдыхаешь при виде детей, сумасшедших и пьяных. [188]

«Как океан объемлет шар земной, так наша жизнь объята снами». Мало того – снами: объята бессознательной рефлективной жизнью. Не только рефлективною, но рассудочною, признаваемой большинством людей жизнью, но не имеющей в себе истинных свойств жизни. Истинная жизнь, жизнь, сознающая своё божественное начало, только как редкие островки на этом океане бессознательной жизни, совершающейся по определённым материальным законам. И только эти моменты, складываясь друг с другом (исключая всё разделяющее их), составляют истинную жизнь. Остальное сон. [189]

Жизнь начинается только тогда, когда начинается божеское сознание, т. е. сознание себя сыном, слугою Бога, а остальное всё рефлексы, и в остальном правы материалисты, считая её только механизмом. Она и есть механизм, управляемый высшим сознанием. [190]

Настоящая, серьёзная жизнь только та, которая идёт по сознаваемому высшему закону; жизнь же, руководимая похотями, страстями, рассуждениями, есть только преддверие жизни, приготовление к ней, есть сон. [191]

…Как бывает во сне что-нибудь такое страшное, что прибегаешь к последнему средству, спрашиваешь: не сон ли это? Делаешь усилие и просыпаешься. Так же и в жизни. Когда живёшь не духовной жизнью – страдаешь и не знаешь, как быть. И тогда надо тоже спросить себя: не спишь ли? [192]

…На войне солдаты, находясь под выстрелами в прикрытии, когда им делать нечего, старательно изыскивают себе занятие, для того, чтобы легче переносить опасность. [Все люди – такие солдаты, спасающиеся] от жизни: кто честолюбием, кто картами, кто писанием законов, кто женщинами, кто игрушками, кто лошадьми, кто политикой, кто охотой, кто вином, кто государственными делами. [193]

Большинство людей живут так, как будто идут задом к пропасти. Они знают, что сзади пропасть, в которую всякую минуту могут упасть, но не смотрят на неё, а развлекаются тем, что видят. [194]

Сколько таких людей, с которыми не говоришь вовсю, потому что знаешь, что они во хмелю. Кто в хмелю корысти, кто тщеславия, кто влюблённости, кто прямо во хмелю наркотиков. Избави нас бог от этих опьянений. Эти опьянения (…) ставят преграды между людьми, мешают тому единению, которого хочет бог. [195]

Часто (…), ходя по городу и иногда слушая ужасные, жестокие и нелепые разговоры, приходишь в недоумение, не понимаешь, чего они хотят, что они делают, и спрашиваешь себя: где я? Очевидно, дом мой не здесь. [196]

– 7 –

Говорят, одна ласточка не делает весны; но неужели оттого, что одна ласточка не делает весны, не лететь той ласточке, которая уже чувствует весну, а дожидаться. Так дожидаться надо тогда и всякой почке и травке, и весны не будет. [197]

Уж как крепок лёд, и как скрыта земля снегом, а придёт весна, и всё рушится. Так и тот, застывший, как будто и не движущийся строй жизни, который сковал нас. Но это только кажется. Я вижу уже, как он стал внутренно слаб, и лучам солнца и всем нам, по мере ясности отражающим эти лучи, надо не уставать отражать их и не унывать. [198]

…Унывать нам нельзя. Сколько бы мы ни падали, ни сбивались с дороги, ни засыпали на ней, мы знаем, что другого пути – другой жизни – нет, как та, которая даёт благо неотъемлемое, и потому не можем не быть радостны и счастливы всякий раз, как вступаем опять в истинную жизнь, из которой нас на время выбрасывают наши слабости, про которые знает тот, кому мы хотим служить, тот, для кого и кем мы живём. [199]

…Между волею бога и существующим порядком полное несогласие, и происходит борьба. Тысячелетия уже идёт эта борьба между законами божьими и человеческими, между любовью и ненавистью, и безостановочно, с каждым веком, с каждым годом, каждым днём и часом свет побеждает тьму, и люди всё более и более приближаются к идеалу, указанному всеми пророками, Христом и нашим сердцем, и исход борьбы несомненен. [200]

Очень тяжёлое время мы переживаем. Грустить не надо. Это как роды; мучения (…) – после них будет радость. Люди переродятся; эти самые несчастья натолкнут их на духовное сознание. [201]

Carthago delenda est (Карфаген должен быть разрушен (лат.).). Жизнь, та форма жизни, которой живём теперь мы (…) – delenda est, должна быть разрушена, говорил я, и буду твердить это до тех пор, пока она будет разрушена. Я умру, может быть, пока она не будет ещё разрушена, но я не один, со мной стоят сотни тысяч людей, со мной стоит истина. И она будет разрушена, и очень скоро. [202]

Знаю я, что я не увижу последствий (…) моего воззвания, но знаю так, знаю вернее смерти, что последствия эти будут. Будут не в том смысле, что сложится такой или иной мною предвидимый и желаемый строй