стою.
Михайла (к Марфе, идет к столу, тяжело дыша). Ну, Марфа, здоровую свечу за него поставь. Кабы не он, избил бы тебя вдребезги.
Марфа. Чего же и приждать от тебя: бейся всю жисть, и пеки, и вари, а как что…
Михайла. Ну буде, буде. (Подносит прохожему вино.) Пей. (К жене.) А ты что слюни-то распустила. Уж и пошутить нельзя. На деньги, прибери: две трешницы да вот два двугривенных.
Акулина. А чай-сахар я приказывала.
Михайла (достает сверток из кармана и подает жене. Марфа берет деньги и, уходит в чулан, молча оправляя платок). Бестолковое это бабье сословие. (Опять подает прохожему.) На, пей.
Прохожий (не пьет.) Пейте сами.
Прохожий (пьет.) Будьте благополучны.
Игнат (к прохожему). А видал ты, я чай, виды. Ох хороша на тебе бонжурка. Хформенная бонжурка, и где ты такую достал. (Показывает на его оборванную куртку.) Ты ее не оправляй, она и так хороша. В годочках она, значит, ну да что ж делать? Кабы у меня такая же была, и меня бы бабы любили. (К Марфе.) Верно говорю?
Акулина. Напрасно это, Агеич, что, ничего не видамши, человека на смех поднимать.
Прохожий. Потому необразованность.
Игнат. Я ведь любя. Пей. (Подносит.)
Прохожий пьет.
Акулина. Сам говорил, что от ней качества все, и в тюрьме из-за ней сидел.
Михайла. По каким же делам сидел?
Прохожий (очень захмелевший). За экспроприацию страдал.
Михайла. Это как же?
Прохожий. А так что пришли к нему, к толстопузому. Давай, говорим, деньги. А то вот: ливольвер. Он туды, сюды. Вынул две тысячи триста рублей.
Акулина. О господи.
Прохожий. Мы только хотели, как должно, распорядиться суммой, Зембриков руководствовал. Налетели… эти воронья. Сейчас под стражу в тюрьму заключили.
Игнат. И денежки отобрали?
Прохожий. Известно. Да только не могли они меня обвинить. Прокурор на суде мне такое слово сказал: вы, говорит, украли деньги. А я сейчас ему в ответ: крадут воры, я говорю. А мы для партии экспроприацию совершили. Так он и не мог мне ответа дать. Туды, сюды, ничего не мог ответить. Ведите, говорит, его в тюрьму, значит в заточение свободной жизни.
Игнат (к Михайле). И ловок же, сукин сын. Молодчина. (Подает прохожему.) Пей, едрена палка.
Акулина. Тьфу, нехорошо говоришь ты.
Игнат. Я, бабушка, это не поматершинно, а только так, поговорка у меня: едрена палка, едрена палка. Будь здорова, бабушка.
Марфа приходит, стоя у стола, разливает чай.
Михайла. Вот и хорошо. А то что, обижаться. Я говорю. Спасибо ему. Я тебя, Марфа, во как уважаю. (К прохожему.) Ты что думаешь? (Обнимает Марфу.) Я мою старуху так уважаю, во как уважаю. Старуха моя, одно слово, первый сорт. Я ее ни на кого не променяю.
Игнат. Вот и хорошо. Бабушка Акулина. Пей. Я угощаю.
Прохожий. Что значит сила енерции. То все в меланхолии находились, а теперь одна приятность. Дружеское расположение. Бабушка, я любовь имею к тебе и ко всем людям. Братцы миленькие. (Поет революционною песню.)
Михайла. Уж дюже разобрало его – с голодухи-то.
Второе действие
Та же хата. Утро. Марфа и Акулина. Хозяин спит.
Mарфа (берет топор). Пойти дров нарубить.
Акулина (с ведром). Избил бы он тебя вечор, кабы не энтот. А не видать его. Аль ушел? Должно, ушел.
Уходят одна за другой.
Михайла (слезает с печи). Вишь ты, солнышко-то уж высоко. (Встает, обувается.) Видно, за водой с старухой ушли. Болит, голова болит. Да не стану. Ну ее к чертям. (Молится богу, умывается.) Пойти запрягать.
Входит с дровами Марфа.
Марфа. А вчерашний побирушка? Аль ушел?
Михайла. Должно, ушел, не видать.
Марфа. Ну и бог с ним. А человек, видно, умный.
Михайла. За тебя заступился.
Марфа. Чего мне.
Михайла одевается.
А чай-сахар вчерашние ты прибрал, что ль?
Михайла. Я чаял, ты взяла.
Входит Акулина с ведром.
Марфа (к старухе). Матушка, не ты взяла покупку?
Акулина. И знать не знаю.
Михайла. Вечор я на окно положил.
Акулина. И я видела.
Марфа. Где же ему быть? (Ищут.)
Входит сосед.
Сосед. Что же, Тихоныч, по дрова едем, что ли.
Михайла. А то как же. Зараз запрягу. Да, вишь, пропажа у нас.
Сосед. Вот как, что же такое?
Марфа. Да вот хозяин вечор покупку привез из города: чай-сахар, положил тут на окно. Мне невдомек прибрать. Глядь – нынче нет.
Михайла. Грешим на прохожего, ночевал.
Марфа. Такой из себя худощавый, безбородый.
Михайла. Пиджачишка в лохмотьях.
Сосед. Кучерявый, нос с горбинкой?
Михайла. Ну да.
Сосед. Сейчас повстречал. Подивился, что дюже шибко шагает.
Михайла. Скорей всего он. Далече встрел?
Сосед. За мост еще, я чай, не вышел.
Михайла (хватает шапку и быстро уходит с соседом), Догнать надо. Вишь, шельмец. Он это.
Марфа. Ох, грехи, грехи. Не миновать, что он.
Акулина. А как не он. Так-то раз, годов двадцать тому было, так же сказали на человека, что лошадь увел. Собрался народ. Тот говорит, сам видел, как он обротывал, тот говорит, что видел, как он повел ее. А лошадь пегая, дядина, заметная. Собрался народ, стали искать. Попался им в лесу тот самый парень. Ты, говорят. Он говорит: знать не знаю, ведать не ведаю. Поклянись, говорят. Клянется, божится, что не он. Что, говорят, смотреть на него. Бабы верно сказывали, что он. Что-то сказал он грубое. Егор Лапушкин, помер он. Горячий мужик был, развернулся, ни кстя ни моля, бац его в морду, ты, говорит, вдарил раз, набросились все, стали бить успятками, кулаками, добили до смерти. Что же думаешь? На другой неделе нашли настоящего вора, а этот вовсе не вор, только в лесу хотел дерево облюбовать.
Марфа. Известное дело, как бы не согрешили. Хоть он и в низкой степени, а человек, видно, хороший.
Акулина. Да уж больно опустился. И взыскать с такого нечего.
Марфа. Вот галдят. Ведут, видно.
В горницу входят Михайла, сосед и еще старик и парень. Вперед себя вталкивают вчерашнего прохожего.
Михайла (держит в руках чай-сахар, к жене). У него в штанах и нашли. Воришка, сукин сын.
Акулина (к Марфе). Он и есть – сердешный, и голову повесил.
Марфа. Это он вечор, видно, о себе говорил, что как выпьет, так и тащит что попало.
Прохожий (в волнении). Я не вор, я экспроприатор. Я деятель и должен жить. Вы понять не можете, что хотите делайте.
Сосед. К старосте али прямо к уряднику?
Прохожий. Говорю, что хотите делайте. Я ничего не боюсь и могу пострадать за убеждения. Кабы вы были люди образованные, вы бы могли понимать…
Марфа (мужу). А бог бы с ним. Покупку вернули. Пустить бы его без греха… Пущай идет.
Михайла (повторяет слова жены). Без греха… пущай идет. (Задумывается. Строго к жене.) «Пущай идет». Спасибо, научила. Без тебя не знаем, что делать.
Марфа. Жалко его, сердечного.
Михайла. Жалко! Поучи, поучи, без тебя не знаем, что делать. То-то дура. «Пущай идет». Идет-то идет, да ему слово сказать надо, чтоб он почувствовал. (К прохожему.) Так слушай ты, мусью, что я тебе сказать хочу. Хоть и в низком ты положении, а сделал ты дюже плохо, дюже плохо. Другой бы тебе за это бока намял да еще и к уряднику свел, а я тебе вот что скажу: сделал ты плохо, хуже не надо. Только уж больно в низком ты положении, и не хочу я тебя обидеть. (Устанавливается. Все молчат. Торжественно.) Иди с богом да впредь так не делай. (Оглядывается на жену.) А ты меня учить хочешь.
Сосед. Напрасно, Михайла. Ох, напрасно, повадишь их.
Михайла (все держит в руке покупку). Напрасно так напрасно, мое дело. (К жене.) А ты меня учить хочешь. (Останавливается, глядя на покупку, и решительно подает ее прохожему, оглядываясь на жену.) Бери и это, дорогой чаю попьешь. (К жене.) А ты меня учить хочешь. Иди, сказано, иди. Растабарывать нечего.
Прохожий (берет покупку. Молчание). Ты думаешь, я не понимаю… (Голос дрожит.) Я в полном смысле понимаю. Избил бы ты меня, как собаку, мне бы легче было. Разве я не понимаю, кто я. Подлец я, дегенерат, значит. Прости Христа ради. (Бросает на стол чай-сахар и, всхлипывая, быстро уходит.)
Сосед. Аж заплакал, сердешный.
Михайла (жене). А ты меня учить хочешь.
Марфа. Спасибо чай не унес, а то бы и на заварку не было.
