Переписка. Лев Николаевич Толстой, Николай Семенович Лесков
1. 1887 г. Апреля 18.
18 апреля 87 г. СПб. (вечером).
Сейчас заходил ко мне Павел Иванович Бируков и известил меня, что Вы на сих днях будете в Москве. Он и Владимир Григорьевич Чертков очень желают, чтобы могло осуществиться мое давнее, горячее желание видеться с Вами в этом существовании. Я выезжаю в Москву завтра, 19-го апреля, и остановлюсь в Лоскутной гостинице. Пробуду в Москве 2-3 дня и буду искать Вас по данному мне адресу (Долгохамовническом пер., No 15). Не откажите мне в сильном моем желании Вас видеть, и — если это письмо найдет Вас в Москве, — напишите мне: когда я могу у Вас быть. Излишним считал бы добавлять, что у меня нет никаких газетных или журнальных целей для этого свидания.
Любящий и почитающий Вас Н. Лесков.
2. 1888 г. Июня 26.
26 июня 88 г., Аренсбург.
Не посердитесь на меня, Лев Николаевич, что я беспокою Вас моими строками. Живучи здесь на морском берегу, в тиши и уединении — я перечитал наново лекции покойного друга моего Филиппа Алексеевича Терновского по церковной истории и нашел в них нечто, чего как будто не замечал прежде. Упоминается о направлении, которое обнаружилось в III веке у христиан в Севастии. — что они признавали войну делом непримиримым с христианскою верою, и воевать не хотели, но в солдаты шли, когда их забирали насильно, но там (в службе) опять оружия для нанесения смерти и ран в руки не брали, а чтобы отстоять свое убеждение, — безропотно подвергались мучительствам и позорной смерти. Таких, «святых мучеников, иже в Севастии» — поминает и ваша греко-восточная церковь, но я пропускал это ранее мимо ушей и никакого внимания на это не обращал. Теперь же и хотел бы покопаться в этих делах, да не могу. Здесь нет ни Прологов, ни Четьих Миней и вообще — никаких житейских книг; а у Вас, я предполагаю, — они есть. Усердно прошу Вас посмотреть в них: что там рассказано о мучениках севастийских? Если же найдете что-либо из подробностей, то не будете ли так милостивы, чтобы заказать сделать для меня выписку я ту выписку мне прислать сюда в Аренсбург, так как мне здесь же хотелось бы об этом писать. Равномерно — нет ли у Вас церковной истории Гизелера и Гагенбаха, которыми пользовался покойный Терновский и у которых предмет был трактован, без сомнения, полнее и свободнее, чем у русского профессора. У меня же есть копии казенной переписки о том, что делать с духовными христианами, которых впервые набрали в рекруты в 30-х годах и они повели себя во многом подобно, как мученики, «иже в Севастии». Император Николай тогда велел отдать их в «профосы», чтобы устыдить их и унизить, но они этому были рады и чистили ямы с удовольствием. К несчастию их, какой-то гарнизонный дока доискался, однако, что к обязанности «прохвостов» и принадлежит также «заготовление розог и шпицрутенов», и самое исполнение палачевских обязанностей в обозе. Все это, как видите, — очень любопытно и дает прекрасный, живой материал, но чтобы приняться за его обработку — надо иметь выписку из того, что житийные книги передают о мучениках в Севастии. Не откажитесь пособить мне в этой моей литературной нужде, и я тотчас по получении выписки примусь писать «Прохвоста».
Преданный Вам и любящий Вас Н. Лесков.
Адрес мой просто: «Аренсбург на Эзеле, Никл. Семн. Лескову». Надо писать «на Эзеле», а то письма нередко посылают «в Оренбург».
3. 1888 г. Июля 23.
23 июля, 88, Аренсбург.
Досточтимый Лев Николаевич.
Покорно Вас благодарю за письмо Ваше от 17 июля которое я получил здесь вчера. Оно мне было и утешением, и радостью, и ободрением. Отправив письмо к Вам, я стал себя укорять, для чего я это сделал? Зачем я позволил себе Вас утруждать просьбою, да еще такою хлопотною? И стал я на себя сердиться ежедневно, и положил в уме, что Вы мне не должны отвечать, потому что просьба моя груба и нахальна. Вы меня утешили, ибо я вижу, что просьба моя не показалась Вам неуместною. Мне ведь не к кому было обратиться с этим вопросом, кроме Вас. Я радуюсь, что Вы здоровы и отдыхаете среди любимых Вами сельских занятий, и я получаю ободрение в Вашем совете работать, не заботясь об угодничестве цензуре. Я от этого много страдаю материально, но еще более от дocaждений редакторских. Эти господа думают, что непременно надо иметь их точки зрения и их заботы… За всем этим маешься, маешься, да и устанешь, и начинаешь сам в себе сомневаться. В Вашем слове я всегда черпаю силу, которая в нем есть и которая мне доступна для усвоения. А потому я глубоко благодарен Вам за Ваше теплое и ласковое письмо. Совестно мне перед девицами, которых Вы понудили сесть ради меня за «Пролог», но чтобы не лицемерить, — не смею от этой помощи отказаться, а реку яко же обычно есть архиереям: «Приемлю, благодарю и ничесо же вопреки глаголю». Справку, думается, можно сделать, легко, если у Вас есть «месяцеслов» Косолапова. Там (помнится) есть оглавление и алфавит. Надо найти «Севастиа», или «Себастия», а потом «мученики иже в Севастии», — тогда сейчас и найдется то, что нужно. Выписочку мне нужно небольшую, но в которой бы содержалась «суть», и притом подлинными словами «Пролога» или «Минеи», потому что я имею такой план, — что мальчик раскольничьей семьи, перешедший в господствующую церковь, — живет с дедушкой, добрым стариком, но дремучим буквоедом, в землянке, на задворках и читает ему о мученицех в Севастии, 12 лет открывает в книге то, что дед «чел, чел да не узрел». Придут начетчики, и 12-летний хлопец с ними будет спорить о духе, и «остро придет им слово его», и «да не разорит он предания», отдадут его в солдаты, как «худую траву — из поля вон». А там он пойдет «под пеструтины», и будет «профосом» во исполнение повеления. Его доброта, чистосердечие; насмешки над ним; он «прохвост». Аудитор богомольный научит заставить его быть «обозным палачем». Надо удавить жида и поляка. «Прохвост» отказывается и делается новомученик по севастийскому фасону. Таков мой план или моя затея, но я не знаю: что там написано о севастийцах? Пособите мне, и молодым графиням на том же кланяюсь. Пишу же Вам все это со скоростию для того, чтобы Вы не послали мне справки сюда, на Эзель, так как я на сих днях отсюда собираюсь уехать, а к 10-му августа буду, или надеюсь быть в Петербурге (Фурштадская, No 50, кв. 4). Прошу адресовать мне выписочку в Петербурге.
Верно Вам преданный и благодарный Н. Лесков.
4. 1888 г. Августа 5.
5 августа 88, Аренсбург.
Вот смотрите, что делает кто-то или что-то: провиденциальность, случайность, или «ирония судьбы». Вы — я слышал — высоко цените прекрасный ум и прекрасное, честное направление покойного Филиппа Алексеевича Терновского, автора «Первых веков христианства», «Византизма в истории» и т. д. Он умер униженный, выгнанный с обеих кафедр (университетской и академической) и оставил детей без хлеба и без помощи. Выгонял его Меделянов по настоянию Лампадоносцева, а этому, чтобы задушить человека великой души (я его знаю и имею основание так называть), нужен был не брезгливый человек, который бы составил обвинение по пунктам. Для этого явился бывший директор гимназий в Польше, зять Степана Громеки, Ефим Крыжановский. Он изготовил обвинение против Терновского и сам получил за то место в Ученом Комитете Синода и стал отличаться по перегонке лютеран в «воспитавшую его веру». Теперь читайте, что случилось. Пришел он случайно или неслучайно в тот самый, Киев, где его руками был удушен Терновский, и тут и испустил омраченный дух свой, и легли они оба на одном кладбище… Получу ли от Вас вспомогательное указание о мучениках севастийских? Адрес: Пб. Фуршт. 50. Уезжаю с Эзеля завтра.
Любящий Вас Лесков.
5. 1888 г. Октября 1.
Лев Николаевич.
Не откажите мне помочь, чтобы в «Русских ведомостях» напечатали прилагаемое мое письмецо. Это надо сделать в Москве, а не в Петербурге, потому что злая выдумка идет из Москвы. Поп, которому давали читать, будто «открыл сходство между патриархом и Филаретом», после чего будто «Русская мысль» «ахнула, и сама отказалась печатать». Здесь этому верят, особенно в несмысленном бомонде. Пожалуйста, помогите мне восстановить правду и пришлите номерок, где мое письмо будет напечатано. Тут все раболепствуют и склонны верить, что уж что-нибудь «ужасное» да есть в Зеноне. Помощь Ваша и внимание ко мне — оживляют меня и дают мне силу, которой часто недостает от обидного притеснения. Храни Вас Бог на радость нашу и укрепление изнемогающего духа.
Н. Лесков.
1.10.89. Спб.
6. 1889 г. Апреля 30.
30 апреля 89 г. СПб.
Лев Николаевич.
Вчера я послал Вам под бандеролькой мой маленький новый рассказ «Фигура». Он позволен к печати и должен явиться в журнале «Труд» (приложение к «Всемирной иллюстрации»). Это тот самый рассказ о родоначальнике украинской штунды, о котором я писал Вам некогда, испрашивая у Вас совета, чтобы сделать из этого маленький роман. Не получив ответа, я скомкал все в форме рассказа, сделанного очень наскоро. Тут очень мало вымысла, а почти все быль, но досадно, что я из были-то что-то важное позабыл и не могу вспомнить. Кроме того — я Сакена никогда не видал и никаких сведений о его привычках не имею. Оттого, вероятно, облик его вышел бесхарактерен и бледен. Не могу ли я попросить Вас посолить этот ломоть Вашею рукою и из Вашей солонки? Не укажете ли в корректуре: где и что уместно припустить для вкуса и ясности о Сакене, которого Вы, я думаю, знали и помните. Пожалуйста, не откажите в этом, если можно, и корректуру с Вашими отметками мне возвратите; а я все Вами указанное воспроизведу и внесу в текст в отдельном издании. Буду ждать от Вас хоть одной строчки ответа. Гатцук передал мне свой разговор с Вами обо мне. Спасибо Вам, что знаете меня и говорите обо мне. В суждении своем Вы вполне правы: не столь много требуется «на нужу, сколько наружу». Душевное состояние мое, однако, улучшилось и много улучшилось после того, как Вы мне написали, что «все хорошо и полно жаловаться». Я не жалуюсь более, и в самом деле стало легче. Помогите мне выправить и дополнить «Фигуру» в отношении неизвестного мне Сакена. Если Павел Иванович Не-Гайдуков у Вас — то прошу сказать
