прислать вам то, что я пишу, или часть этого. Никак не могу — не то что не хочу, напротив, очень хотел бы, но не могу, потому что все, что написано, так несовершенно, и так отрывочно, и так запутано, и так беспрестанно изменяется, что в том виде, в каком оно теперь, оно не может дать никакого понятия о том, чем бы я хотел, чтобы это было. От того, что переписывала Лидия Ивановна, кажется, ничего уже не осталось. Все это должно быть коротко, но так связано, как свод, который не может держаться без замка. И вот этот-то свод до сих пор еще не сведен мною. Но я не отчаиваюсь и работаю с большим напряжением, радостью и пользою для души. Что касается до книги Манассеиной, то мне очень жалко, что я написал про нее. Она не стоит того, чтобы отвечать на нее. Она лежит у меня без употребления, и я с этой же почтой посылаю ее вам. Вы сами это увидите. Если бы отвечать на все такие книги, то недостало бы времени ни на что другое, а времени мало и все меньше и меньше. Те доводы из отцов, на которые вы указываете, могут быть полезны для некоторых искренно сомневающихся людей и приписывающих значение внешнему авторитету, но я думаю, что таких мало. Я думаю, что человека, который, прочтя хотя только Нагорную проповедь, не говорю все Евангелие, не пришел к убеждению, что непротивление злу насилием составляет основное условие христианского жизнепонимания, такого человека не убедят никакие доводы. От души желаю вам здоровья, и еще больше душевного спокойствия. Очень радуюсь мысли увидеть вас в Москве.
Л. Толстой.
62. 1894 г. Октября 11.
11/X, 94. СПб. Фуршт., 50, 4.
Покорно благодарю Вас, Лев Николаевич, за Ваши ответные строки и за присланную книжку Манассеиной. Вполне согласен с Вами, что возражать на эту книжку не следует, но сама по себе она мне интересна и знакома. Некогда что-то очень на это похожее сочинял Гречулевич, познаниями которого, кажется, воспользовался Саблер, и, вероятно, таким образом вышло это «merci». Надо думать, что это и есть те громы, которые они выдвинули бы против неприятных им толкований, если бы их высокое о себе понятие допустило их до состязания с разумом. Теперь я не сомневаюсь в происхождении этой книги, и она мне интересна как образец того, на чем думают укрепиться враги истинного учения Христова. Что Вы пишете о тщете доказательств, то тоже вполне верно, и я давно уже наскучил себе этими разговорами и бегу от них, но они всюду слышатся, и отмалчиваться от них иногда невозможно. Но, однако, всячески надо воздерживаться и не разводить рацей ни с кем из тех, кто ищет «разглагольствий», а не пользы душевной немедленно. Те и другие люди всегда ясно видны, и их можно узнать и различить. Книгу Вам возвращаю. Писали Вы о ней в самом деле, может быть, напрасно: это заставило говорить о ней в литературных кружках и содействовало ее известности. За просьбу мою о катехизисе, пожалуйста, простите меня: я бываю часто очень спешлив и хотя после о том часто сожалею, но исправить себя не могу. Конечно, Вам неудобно давать мне читать столь важное сочинение в недовершенном виде. Сочинение это самое важное из всего, что Вы написали, и его надо совершить в неспешности и покое. Я жду его и удивляюсь, как Вы с этим делом справитесь! Должно быть, это можно выразить словами, и всех лучше можете сделать это Вы, но и Вам это не легко придется. Но только не пренебрегите и стилем. Тут это будет иметь большое значение. В «Царстве Божием» и еще негде в последних вещах чувствуются дописки, сделанные на маржах и внесенные в текст «силом». В катехизисе, вероятно, этого не будет, ибо это вредит силе впечатления. Помоги Вам Бог сделать это сочинение самым лучшим образом. Повидаться с Вами и побеседовать не наспех, для моей душевной пользы, я чувствую огромную потребность, и так как мне теперь несколько лучше и я сделал кое-какие работки, то могу дозволить себе душевный праздник. Если позволит Бог, я думаю просить друзей нанять мне 2 комнаты на все святки и хочу приехать в Москву с моею воспитанницею, как только начнутся зимние каникулы в Annen Schule, где она учится. Без нее я боюсь ехать, а у нее есть знакомство с Ив. Ив. Горбуновым и с Пошей. Я бы хотел пожить в Москве недели две и отдохнуть с единомысленными людьми, но сбудется ли это — еще не знаю, а только очень этого желаю, и время для этого самое удобное есть святки, когда свободна моя провожатая, знающая припадки моей предательской болезни (грудной жабы). Если можно будет дать мне тогда познакомиться там с катехизисом, то Вы мне дадите; а если нельзя, то я просить не буду, и Вам мне не придется отказывать. Знаю, что у Вас был гр. Орлов, в доме тетки которого я живу, и видел Варвару Николаевну Мак-Гахан, которая была у меня два раза и привозила Ваше письмо. Она очень искренно усиливается «понять Ваше учение», и, к сожалению, это ей никак не удается. Она ищет не «разглагольствий», а «репортицы» и, вероятно, будет сбивчиво изъяснять то, что без нее уже известно в Америке. Здесь она все заправлялась у Саблера и очень хотела «изучать о. Иоанна». Был у меня Петр Николаевич Ге и с женою своею, которая читала мне то, что она написала для Стасова о Н.Н.Ге. Мужу ее это не нравится, и он не хотел бы, чтобы это печаталось, но я не мог его поддерживать, потому что это все-таки хоть содержательно и воспроизводит жизнь Ге, а не счеты посторонних лиц между собою. Простите меня, что я Вам докучаю, и не лишайте меня своей нравственной поддержки.
Преданный Вам Николай Лесков.
Примечания
В примечаниях использованы следующие сокращения: Летописи — Летописи литературное музея кн. 12. М., 1948 Лесков — Н.С.Лесков. Собрание сочинений в 11-ти т., М., 1956-1958 Жизнь Лескова — Андрей Лесков. Жизнь Николая Лескова. В 2-х т., М., 1984 Толстой — Л.Н.Толстой. Полное собрание сочинений в 90 томах. ЯПб — Яснополянская библиотека Толстого
В обширном эпистолярном наследии Лескова (полностью еще не опубликованном) переписка с Львом Толстым занимает исключительное место. Подавляющее большинство корреспондентов писателя — издатели, редакторы журналов и газет самых разных направлений, публицисты, критики, богословы, и меньше всего среди них собратьев по перу. Так, например. А.С.Суворину Лесковым было отправлено 75 посланий, а Достоевскому — 3. публицисту, критику, издателю П.К.Щебальскому — 46, а Гончарову всего 4, В.А.Гольцеву — 13 а Писемскому 6. Но даже эта немногочисленная переписка посвящена в основном издательским делам, за исключением, быть может, переписки с Писемским, в которой Лесков касается его романов. С Толстым все было иначе. С ним, пожалуй, единственным велся подлинно профессиональный диалог, затрагивающий множество проблем писательских, религиозных, жизненных, экзистенциальных. Первое письмо Толстому Лесков написал 18 апреля 1887 года, где высказал свое «горячее желание видеться» с ним «в этом существовании» (желание это осуществилось: спустя два дня в Москве, в Хамовническом доме писателя и второй раз — в январе 1890 г. в Ясной Поляне). Последнее было отправлено им 11 октября 1894 года. До нас дошло 51 письмо Лескова и 10 ответных, московских и яснополянских. Не найдены 6 лесковских посланий и 7 толстовских. Настоятельная потребность в личном и эпистолярном общении с «высокочтимым» выдающимся современником ощущалась Лесковым давно. Он как-то признался Суворину: «Я люблю и почитаю этого писателя и слежу за его делом страстно… Мне все приходится пробираться и побираться, где бы можно сказать о Толстом не банальное, шаблонное слово» (*). И в самом деле следил пристально и неустанно, и неоднократно говорил нешаблонное слово, выступая в печати со статьями, заметками в защиту Толстого от его несведущих хулителей, пристрастных, бесконечно далеких от постижения сути толстовских свершений, его алчущего истины беспокойного духа. Впервые Лесков заявил о себе как стороннике идей Толстого, их защитнике, в «отчете» под названием «Герои отечественной войны по гр. Л.Н.Толстому», посвященному выходу в свет пятого тома «Войны и мира», и в дальнейшем продолжал внимательно следить за «высокочтимым» мастером, почти на каждую его публикацию отзываясь в печати, и всякий раз не «шаблонно». «Власти тьмы» посвящены Статьи «О драме Л.Н.Толстого и ее варианте». «По поводу драмы «Власть тьмы» («Петербургская газета», 1887, No 38, с. 62). Он откликнулся и на появление толстовского «Календаря с пословицами на 1887 год», на его народные рассказы и повесть «Смерть Ивана Ильича». Уже после смерти писателя был опубликован его очерк «Рассказы кстати» («По поводу «Крейцеровой сонеты») («Нива», 1899, No 30). Толстовиана, созданная Лесковым, отразила всю сложность и многогранность его восприятия творчества русского гения. Автор «Войны и мира» и «Исповеди» стал Лескову необыкновенно близок, дорог и душевно необходим. «О Л.Н. мне все дорого и несказанно интересно, — писал он В.Г.Черткову. — Я с ним всегда в согласии, и на земле нет никого, кто мне был бы дороже его. Меня никогда не смущает то, чего я с ним не моту разделять; мне дорого его общее, так сказать, господствующее настроение его души, и страшное проникновение его ума. Где есть у него слабости, — там я вижу его человеческое несовершенство и удивляюсь, как он редко ошибается, и то не в главном, а в практических применениях, что всегда изменчиво и зависит от случайностей» (**).
(* Лесков. T. 11, с. 301. *)
(** Там же, с. 356. **)
Лесков вошел в жизнь Толстого как духовный единомышленник, благодарный и искренний его почитатель, в отличие от остальных собратьев не коривший его за «уход» от искусства, за небрежение своим призванием. Лесков пишет часта, пространно, взволнованно, явно стремясь выговориться, сказать многое о себе, о своем душевном состоянии, о своей работе, начатой и завершенной, о трудной издательской судьбе своих произведений. Он делится своим мнением о недавно увидевших свет легально и подпольно религиозно-философских трактатах Льва Толстого, ни разу не вспомнив при этом, что его корреспондент — еще и замечательный прозаик и романист. Толстой пишет реже, сдержанней, короче, без интимной доверительности, которой проникнуты послания его корреспондента. На эту особенность их переписки обратил внимание сын Лескова: «С Толстым бралась чуждая натуре умягченность тона. Случались сбои. Вообще же чувствовалась напряженность, калейдескопичность сообщаемых злободневных вестей, слухов… Неустанная хвала утомляла хвалимого. Равновесие переписки утрачивалось. Одна сторона
