съ собой: Какъ я люблю, что она называетъ меня въ 3-мъ лицѣ. По нѣмецки это грубость, но я бы любилъ и по немецки. Отчего она[225] не находитъ мнѣ приличнаго названія? Замѣт[но], какъ ей неловко звать меня по имени, по фамиліи и по титулу. Неужели это отъ того, что я……. — «Останься ужинать», сказалъ мужъ. — Такъ какъ я былъ занятъ разсужденіемъ о формулахъ 3-го лица, я не замѣтилъ, какъ тѣло мое, извинившись очень прилично, что не можетъ оставаться, положило опять шляпу и сѣло преспокойно на кресло. Видно было, что умственная сторона моя не участвовала въ этой нелѣпости. Мнѣ очень стало досадно и [я] начиналъ было порядкомъ журить самого себя, когда меня развлекло весьма пріятное обстоятельство. Она съ большимъ вниманіемъ нарисовала что то, чего я не видалъ, подняла мелокъ немного выше, чѣмъ бы было нужно, положила его на столъ, потомъ, упершись руками на диванъ, на которомъ сидѣла, и передвигаясь со стороны на другую, придвинулась къ самой спинкѣ и подняла головку — головку съ тонкимъ и кругловатымъ очеркомъ лица, черными, полузакрытыми, но энергическими глазами, съ узенькимъ и острымъ, острымъ носикомъ и съ такимъ ртомъ, который съ глазами составлялъ одно и всегда выражалъ что нибудь новое. Въ эту минуту, какъ сказать, что онъ выражалъ? Была и задумчивость, и насмѣшка, и болѣзненность, и желаніе удержаться отъ смѣха, и важность, и капризъ, и умъ, и глупость, и страсть, и апатія, и еще мало ли что онъ выражалъ. — Немного погодя мужъ вышелъ, должно быть, приказать ужинъ.

Когда меня оставляютъ однаго съ ней, мнѣ всегда дѣлается страшно и тяжело. Когда я провожаю глазами тѣхъ, которые уходятъ, мнѣ также больно, какъ въ 5-й фигурѣ:[226] я вижу, какъ дама моя переходитъ на другую сторону и я долженъ оставаться одинъ. Я увѣренъ, что Наполеону не такъ больно было видѣть, какъ Саксон[цы] при Ватерлоо перешли къ непріятелю, какъ мнѣ въ первой юности было больно смотрѣть на эту жестокую эволюцію. Средство, которое я употребляю въ кадрили, употребляю я и при этомъ случаѣ: я дѣлаю [видъ?], какъ будто не замѣчаю, что я одинъ. И даже теперь разговоръ, который б[ылъ] начатъ до его ухода, кончился; я повторилъ послѣднія слова, сказанныя мною, прибавивъ только: «такъ стало быть», она повторила свои, прибавивъ: «да». Но вмѣстѣ съ тѣмъ тутъ же завязался другой, неслышный разговоръ.

Она. Я знаю, зачѣмъ вы повторяете то, что уже сказали: вамъ неловко б[ыть] одному и вы видите, что мнѣ неловко, — такъ чтобы казаться намъ занятыми вы заговорили. За это вниманіе васъ очень благодарю, но можно бы сказать что нибудь поумнѣе». — Я. Это правда, ваше замѣчаніе вѣрно, но я не знаю, отчего вамъ неловко; неужели вы думаете, что ежели вы однѣ, то я стану вамъ говорить такія вещи, которыя будутъ вамъ непріятны? И чтобы доказать вамъ, какъ я готовъ жертвовать своими удовольствіями для васъ, что[227] какъ мнѣ ни пріятенъ[228] нашъ теперешній разговоръ, я стану говорить громко. Или вы начинайте. — Она. Ну, давайте!

Я только что приводилъ ротъ въ порядокъ, чтобы сказать какую нибудь такую вѣщь, при которой можно бы было думать объ одномъ, а разговаривать о другомъ, какъ она начала разговоръ громкій, который повидимому могъ бы продолжаться долго; но въ такомъ положеніи самые замѣчательные вопросы падаютъ, потому что продолжается тоть разговоръ. Сказавши по фразѣ, мы замолчали, попробовали еще говорить, опять замолчали. Тотъ разговоръ. Я. — Нѣтъ, никакъ нельзя говорить. Такъ какъ вамъ, я вижу, неловко, лучше бы, еслибъ воротился вашъ мужъ. — Она (громко). «Человѣкъ, гдѣ Иванъ Ивановичъ? Попроси ихъ сюда». Ежели бы кто не вѣрилъ, что есть такіе тайные разговоры, то вотъ доказательство.

«Я очень радъ, что мы теперь одни», продолжалъ я тѣмъ же способомъ разговаривать: «я вамъ замѣти[лъ] уже, что вы меня часто оскорбляете своимъ недовѣріемъ. Ежели я нечаянно дотронусь до вашей ножки своей ногой, вы сейчасъ спѣшите извиняться и не даете мнѣ времени сдѣлать того же, когда я только что, разобравъ, что это дѣйствительно ваша нога, хотѣлъ извиниться. Я за вами не могу поспѣть, а вы думаете, что я неделикатенъ».

Мужъ пришелъ. Мы посидѣли, поужинали, поговорили и я поѣхалъ домой въ половинѣ перваго.

Въ саняхъ.

Теперь весна, 25-е Марта. Ночь тихая, ясная; молодой мѣсяцъ виднѣлся напротивъ изъ за красной крыши большого бѣлаго дома; снѣгу уже мало.

«Подавай, N!…..

Одни мои ночныя санки были у подъѣзда, да и Дмитрій очень хорошо и безъ возгласа лакея слышалъ, что я выхожу, потому что слышно было его чмоканье, какъ будто онъ цѣловалъ кого нибудь въ темнотѣ, и которое по моимъ предположеніямъ имѣло цѣлью заставить маленькую лошадку сдвинуть сани съ камней мостовой, по которой непріятно скрипѣли и визжали подрѣза. Наконецъ санки подъѣхали. Услужливой лакей взялъ меня подъ локоть и повелъ сажать; ежели бы онъ не держалъ меня, я бы прямо прыгнулъ въ сани, теперь же, чтобы не оскорбить его, я пошелъ тихо и продавилъ ледочекъ подернувшейся лужи и замочилъ ноги. — «Благодарствуй, братъ». — Дмитрій, морозитъ? — Какъ же можно-съ; теперь все по ночамъ заморозки пойдутъ-съ. —

— Какъ глупо! Зачѣмъ я спрашиваю? — Не правда, ничего глупаго нѣтъ: тебѣ хочется говорить, быть въ сношен[іяхъ] съ людьми, потому что ты веселъ. Отчего же я веселъ? За полчаса ежели бы я сѣлъ въ сани, я бы не сталъ разговаривать. А оттого, что ты довольно хорошо говорилъ передъ отъѣздомъ, оттого, что ея мужъ тебя вышелъ провожать и сказалъ: «Когда жъ мы опять увидимся?» Оттого, что какъ только лакей тебя увидалъ, онъ сейчасъ встрепенулся и не смотря на то, что пахло отъ него петрушкой, онъ съ удовольствіемъ тебѣ услужилъ. Я ему какъ то далъ полтинникъ. Во всѣхъ нашихъ воспоминаніяхъ середина выпадаетъ, а остается первое и послѣднее впечатлѣніе, особенно послѣднее. Поэтому прекрасный обычай хозяину дома провожать гостя до двери, у которой, обыкновенно устроивъ ноги винтомъ, нельзя хозяину не сказать чего нибудь любезнаго гостю; не смотря ни на какую короткость отношеній, этимъ правиломъ пренебрегать не надо. Т[акъ] н[апримѣръ], «когда мы опять увидимся» ничего не значитъ, но невольно [изъ] самолюбія гость переведетъ такъ: когда[229] значитъ: пожалуйста поскорѣе, мы значитъ: я и жена, к[оторой] тоже очень пріятно тебя видѣть; опять значитъ: мы нынче провели вечеръ вмѣстѣ, но съ тобой нельзя соскучиться; увидимся значитъ: еще разъ намъ сдѣлай удовольствіе. И гостю остается пріятное впечатлѣніе. Также необходимо, особенно въ домахъ не хорошо устроенныхъ, гдѣ не всѣ лакеи, особенно швейцаръ (это самое важное лицо, потому что первое и послѣднее впечатлѣніе), учтивы, давать денегъ людямъ. Они васъ встрѣчаютъ и провожаютъ, какъ человѣка домашняго, и услужливость ихъ, источникъ коей полтинникъ, переводишь такъ: васъ здѣсь всѣ любятъ и уважаютъ, поэтому мы стараемся, угождая господамъ, угодить вамъ. Можетъ быть, только и любитъ и уважаетъ лакей, но все таки пріятно. Что за бѣда, что ошибаешься? ежели бы не было ошибокъ, то не было бы……..

«Аль бѣлены объѣлся!.. Чоортъ!..»

Мы съ Дмитріемъ тихохонько и скромнехонько ѣхали какимъ то бульваромъ и держимся ледочкомъ правой стороной, какъ вдругъ какой то «лѣшій» (Дмитрій такъ назвалъ послѣ его) въ каретѣ парой столкнулся съ нами. Разъѣхались, и только отъѣхавши шаговъ 10, Дмитрій сказалъ: «вишь, лѣшій, правой руки не знаетъ!»

Не думайте, чтобы Дмитрій былъ робкій человѣкъ или не скоръ на отвѣтъ. Нѣтъ, онъ, напротивъ, хотя былъ небольшого роста, съ бритой бородой (но съ усами), онъ глубоко сознавалъ собственное достоинство и строго исполнялъ долгъ свой, но причиной въ этомъ случаѣ его слабости были два обстоятельства. 1) Дмитрій привыкъ ѣздить на экипажахъ, внушающихъ уваженіе, теперь же мы ѣхали на пошевенькахъ, запряженныхъ очень маленькой лошадкой въ весьма длинныхъ оглобляхъ, такъ что даже кнутомъ съ трудомъ можно было достать ее, и лошадка эта заплетала жалко задними ногами, что́ въ зрителяхъ постороннихъ могло возбудить насмѣшку, поэтому тѣмъ болѣе обстоятельство это было тяжело для Дмитрія и могло уничтожить чувство [1 неразобр.] 2) Должно быть вопросъ мой: морозитъ ли? напомнилъ ему такого же рода вопросы осенью въ отъѣздѣ. Онъ охотиикъ; охотнику есть о чемъ замѣчтаться — и забыть ругнуть впопадъ кучера, который не держитъ правую руку. У кучеровъ, какъ и у всѣхъ, тотъ правъ, кто съ бо́льшей увѣренностью и прежде крикнетъ на другого. Есть исключенія; напримѣръ Ванька никакъ не можетъ крикнуть на карету, одиночка, даже щегольская, съ трудомъ можетъ крикнуть на четверню; впрочемъ все зависитъ отъ характера, отъ обстоятельствъ времени, а главное, отъ личности кучера, отъ направленія, въ которомъ ѣдутъ. Я одинъ разъ видѣлъ въ Тулѣ разительный примѣръ вліянія, которое можетъ имѣть одинъ человѣкъ на другихъ дерзостью.

Было катанье на масляницѣ; сани парами, четвернями, кареты, рысаки, шелковые салопы — всѣ тянулись цѣпью по Кіевской, — пѣшеходовъ кучи. Вдругъ крикъ съ поперечной улицы: «держи, эй, держи лошадь то! Пади, эй!» самоувѣреннымъ голосо[мъ]. Невольно пѣшеходы посторонились, пары и четверни придержали. Чтожъ вы думаете? Оборванный извощикъ, стоючи на избитыхъ санишкахъ, размахивая надъ головой концами возжей, на скверной клячѣ съ крикомъ продралъ на другую сторону, покуда никто не опомнился. Даже буточники и то расхохотались.

Дмитрій хотя человѣкъ азартный и ругнуть любитъ, но сердце имѣетъ доброе, скотину жалѣетъ. Кнутъ онъ употребляетъ не какъ средство побужденія, но исправленія, т. е. онъ не погоняетъ кнутомъ: это несообразно съ достоинствомъ городского кучера, но ежели рысакъ не стоитъ у подъѣзда, онъ ему дастъ «раза». Я это сейчасъ имѣлъ случай замѣтить: переѣзжая изъ одной улицы на другую, лошадка наша насилу вытащила насъ и я замѣтилъ по отчаяннымъ движеніямъ его спины и рукъ и [по] чмоканью, что онъ б[ылъ] въ непріятномъ положеніи. Ударить кнутомъ? онъ къ этому не привыкъ. Ну, а что, ежели бы лошадь остановилась? Онъ не перенесъ бы этаго, хотя тутъ нельзя было бояться шутника, который бы сказалъ: «Аль кормить?» Вотъ доказательство, что Дмитрій дѣйствуетъ болѣе по сознанію долга, чемъ изъ тщеславія.

Я много еще думалъ объ многораз[лич]ныхъ отношеніяхъ кучеровъ между собою, объ ихъ умѣ, находчивости и гордости. Должно быть, при большихъ съѣздахъ они узнаютъ другъ друга, съ кѣмъ сталкивались, и переходятъ изъ враждебн[ыхъ] въ миролюбныя отношенія. Всѣ интересн[ы] на свѣтѣ, особенно отношенія тѣхъ классовъ, къ к[оторымъ] мы не принадлежимъ.

Ежели ѣдутъ экипажи по одному направленію, то распря бываетъ продолжительнѣе: тотъ, кто обидѣлъ, старае[тся] угнать или отстать, другой же иногда успѣваетъ доказать ему неправоту поступка и беретъ верхъ; впрочемъ, когда ѣдутъ въ одну сторону, то перевѣсъ