князь Андрей, с своей гордой манерой откидывая голову. Князь Иполит стал смеяться, глядя на свою правую руку.
– Надеюсь, что это было его последнее преступление, – сказала Annette Д.[989] – Les souverains ne peuvent pas laisser impuni un pareil crime et laisser un Néron souiller le trône de la France.[990]
– Государи пришлют посланников присутствовать при коронации[991] узурпатора, – сказал виконт иронически.
– Кроме России, – почти вскрикнула ожесточенная Annette Д.
– Что они сделали для Лудовика XVI, для Лудовика XVII, для королевы, для Madame Elisabeth? – ничего. Поверьте, ничего.[992]
– La tyrannie a toujours eut d’heureuses prémices,[993] – опять прочел он стихи из Британикюса.
– Да, счастливые начинания, – подхватила Annette, – но теперь дело дошло до той степени, что монархи не оставят этого. Война будет решительная и не может же, à moins que се ne soit une punition du ciel,[994] не может же он победить всю Европу.
– Я бы пошла на войну, – сказала маленькая княгиня, – ежели бы меня приняли. Я бы завоевала этого злодея. Я рада, что André идет.
Князь Иполит, долго смотревший на маленькую княгиню в лорнет, вдруг вскочил, пересел к ней и стал показывать ей, рисуя на столе, как нарисован герб Конде. Княгиня улыбалась, как ни странен ей показался переход разговора.
Маленькая княгиня с князем Иполитом отделились от общего разговора, остальные продолжали казнить бедного Наполеона. Его частная жизнь, его семья, его привычки – всё было разобрано и всё было дурно. Только один толстый юноша, обративший на себя внимание своим неудачным вмешательством во время рассказа, не принимал участия в хулах на Буонапарте, хотя и подсел ближе к vicomt’y с видимым намереньем вступить в разговор, но только краснел и, как кот, оглядываясь то на того, то на другого, всякой раз на того, кто говорил.[995]
– Всё таки он – величайший полководец, – сказал князь Андрей.
– Полноте, всё дело в счастии и в слабых противниках, – отвечал виконт.
– Слава богу, император австрийцов назначил Макка главнокомандующим, – сказала Annette. – Говорят, что он великий полководец. Ежели бы был жив Суворов.
– Надежда не на Макка, как бы он искусен ни был, – сказал Андрей Волхонский, – война, как шашки, где больше, те выиграют. У нас будет 600 тысяч против 250.
– Неужели оставят его на престоле Франции? – сказал виконт.
– Император будет тверд в своем намерении, – с грустью. свойственной ее речам о императоре, [сказала Annette]. – Он исполнит то, что объявил, он предоставит Франции избрать род правления. Он оставит именья эмигрантов за теми, кто их купил.
– Не продаем ли мы шкуру на живом медведе, – сказал князь Андрей. – А как вы думаете, какое правление пожелают французы, вы это знаете, виконт. Бурбонов?
Несмотря на свое одушевление в разговоре, Annette Д., как любезная хозяйка,[996] заметила молчавшего юношу и захотела le mettre à son aise.[997]
– Как вы думаете, захотят ли опять республики, вы еще недавно были в Париже, – спросила она.
Юношу вдруг прорвало.
– Я думаю, что вся нация умрет за величайшего человека мира, – начал он так быстро, как будто боялся, что опять ему придется молчать и что он не выскажет всего, что знает.
– Отчего? Почему вы так думаете? вы шутите? – посыпались восклицания. Но молодой человек, казалось, еще более одушевился этими воспоминаниями.
– Да, я был в Париже год тому назад, – продолжал он, – и не в Faubourg St. Germain, который весь теперь перешел на сторону императора и которому нужны только придворные титулы, а в народе, в армии.
– Ну, не все, m-r, позвольте вам заметить, – сказал vicomte.
Annette не знала, куда смотреть от неловкости и не могла себе простить, что пригласила этого юношу, не узна́в его. Она пригласила его из уважения к его отцу. Юноша был незаконный сын знаменитого богача и вельможи и не носил еще его фамилии. «Коли бы я знала, что он такой mal elevé[998] бонапартист». Но молодой человек был хуже, чем mal élevé и бонапартист. Он был якобинец.
– Всё равно, – продолжал он, – почти все. Он сам сказал: quand j’ai ou[vert] mes a[ntichambres]………….[999]
Ежели он казнил герцога Енгиенского, то это не ошибка и не преступление, они казнили многих и никто не знал. А человек, который подавил величайшую революцию – революция была великое дело. – Тут юноша показал свою молодость этим отчаянным и вызывающим отступлением. Ему всё хотелось сказать. – Он преступен не в том, что казнил герцога, а в том, что уничтожил республику, не он отдаст власть, которой злоупотребляла Директория. Его вызывали, он должен собрать все силы. И всех побил и еще побьет, потому что он представитель великих идей.
– Идей цареубийства? – воскликнула [Annette].
– Ну, это было дурно, но нельзя без крайностей. Величайшее дело мира. Убивая герцога, он выбирал между своей погибелью и погибелью ничтожного человека. – Он много и долго говорил, но никто не одушевился, один князь Андрей зажег огонь в глазах, любуясь на него.[1000] Сначала ужаснулись, но когда Annette увидала, что vicomte удерживается и что замять невозможно, она напала на него.
– А 18 brumaire, разве это не обман?[1001]
Vicomte: – Разве герцог был виноват, как сказал кто то, ежели бы он и был герой. Un héros de moins, un martyr de plus.[1002]
Маленькая княгиня: – A пленные в Египте?
Иполит: – Отец его был roturier.[1003]
Один князь Андрей не нападал. Молодой человек огрызался на всех и не успевал.
Молодой человек: – Он желает мира и равенства.
Князь Андрей: – Разумеется хорошего, иначе равенство ниже себя, с ловкостью человека, знающего, с кем [имеет] дело, a pont d’Arcole [2 неразобр.] au pays de sa personne.[1004] И великая мысль grandioso.
Он стушевал нападки Андрея. Разошлись недовольные. Князь Андрей выходил с ним.
– Ну как ты выстрелил, Петруша, ты никогда так ужасен, красен не был.
– Не могу.
М[аленькой] к[нягине] надевали сапоги. К[нязь Андрей] подавал, Иполит оглаживал воротник.
– И вчера вы совсем не то говорили. Вы всё меняетесь.
– Пускай, я говорю, что думаю.
Андрей презрительно на жену. Иполит уверяет ее, что он не поехал к посланнику для нее. Она: – Напрасно.
– Поедем, Lise, – строго.
Lise проходит. Иполит подсаживает. Андрей Пьеру (сзади): поедем чай пить ко мне.
Лиза из кареты: – Прекрасно, поедемте все.
Андрей: – Нет, спать пора. Пошел же, дурак! – на кучера.
Иполит поехал к посланнику, никак понять не может, как открыться в любви, (чувствует, что не то, а слыхал). Нет холостяка, который бы скверно не смотрел на жену.
Пьер жалеет еще, что многого не сказал. В карете она заигрывает:
– Что ты, милый, я что-нибудь сделала, я всё готова.
– Ничего, ничего. Всё хорошо. «Боже мой, на что я женился».
И со всей, не найденной в жене любовью, переходит к другу. Разговор о князе Василии. Он – идиот. Confidences[1005] отношений к жене.
– Ты слаб, но я завидую. О поэзии. Андрей не понимает. Об intérieur’e[1006] князя Василья.
– Брось кутежи с ним.
– Брошу.
Пьер едет домой, оргия Анатоля. Он принимает участие. Девка умнее его. Анатоль: гадость для гадости. Он, как красивая кукла, ничего нет в глазах.
* № 2 (рук. № 49. Т. I, ч. I, гл. V—VI).
26.
M-r Pierre был неуклюж. Когда он встал, еще заметнее стала его неловкость. Толстый, сутуловатый, с жирными руками, висевшими как плети и которые он не знал, куда девать, он, как говорится, «не умел войти в салон» и еще менее из него выйти. Когда Annette Д. прощалась с Лизой и он, дожидая времени откланяться,[1007] переминался с толстой ноги на ногу, оглядываясь на всех и цепляя стулья, он был жалок. И еще удивительнее казалось, глядя на него, что такой человек, не умеющий совершенно держать себя в гостиной, тоже позволял себе иметь свое мнение и говорить неприличные речи.
Когда наконец Annette Д. повернулась к нему и с христианской кротостью, выражая прощенье ему за его выходку, кивнула ему и сказала:
– Надеюсь вас увидать еще, но надеюсь тоже, что вы перемените свое мнение, – когда она сказала ему это, он ничего не нашелся сказать, только наклоняясь замигал под очками и показал всем еще раз, как не пристала ему его выходка. Он сам, казалось, чувствовал это – краснел и смеялся.
Князь Андрей Болконский взял его за руку, проходя через столовую (Он, видимо находившийся с m-r Ріеrr’ом в близких отношениях).
– Ну, mon cher, я совсем не ожидал, как ты вдруг пустил в ход все каскады… – сказал он ему.
Князь Андрей подле m-r Pierr’a поражал еще больше своей изящной,[1008] изнеженной и неприступно-гордой[1009] осанкой. Он не был так развязен, как князь Иполит, который везде разваливался, хватал всё руками, и везде близко совал свой нос, но видно было, что ничто в мире не могло заставить этого невысокого, с маленькими ручками и ножками человека заставить смутиться, заторопиться или иначе, как высоко, нести голову и иначе, как сверху, смотреть на всех в мире.
Он отстал от жены, которая шла впереди, и взяв за руку m-r Pierr’a шел с ним, волоча по светлому паркету свою саблю, которую этот изнеженный человек, казалось, не мог и поднять, и чуть позванивая маленькими серебряными шпорами на маленьких женских ножках.
– Vous n’avez jamais été si terrible. Ты никогда не был так ужасен, – сказал он, утешая его.
– Не могу, – заговорил m-r Pierre, опустив голову, глядя через очки и останавливаясь.
– Вы совсем не то говорили месяц тому назад, m-r Pierre, – сказала маленькая княгиня, оглядываясь, – вы всё меняетесь, всё меняетесь.
– Говорю, что думаю, пускай меняюсь, – продолжал m-r Pierre. – Какже не видать ничего ни в революции, ни в Наполеоне, ничего, кроме личных интересов Бурбонов, потому что…
Князь Андрей не стал слушать продолжение этой речи, которую m-r Pierre начал с такой же живостью как в гостинной, и готов был в зале продолжать. Князь Андрей, вышел в переднюю и, подставив плечи лакею, накидывавшему ему бобровую шубу, хмурясь смотрел на пустой угол, прислушиваясь к болтовне своей жены с князем Иполитом, своей новой,[1010] растянутой походкой выбежавшим тоже в переднюю.
Он близко стоял подле беременной хорошенькой княгини, бормотал не шопотом, но и не так громко, как говорят обыкновенно, близко к ее лицу нагибая свое лицо.
Два лакея, один княгинин, другой его, дожидаясь, когда они кончат говорить, стояли с шубами и слушали с непроницаемыми лицами их непонятной для них французской говор. Княгиня, как всегда, говорила