подбегая.
– Ваше благородие, – крикнул в это время фелдвебель, – гляньте ка сюда. – Он указывал назад. Но еще он не договорил, как послышались выстрелы, и сзади цепи видневшиеся в лесу роты, набиравшие дрова, с криком побежали назад. В лесу сзади показались солдаты.
– Это наши? – спросил Брыков, сам видя, что мундиры на этих солдатах были не наши. Слева двигалась колонна в мохнатых тапках, в которых нельзя было ошибиться; спереди, на той стороне реки, по чистому месту далеко видно было, как быстро и весело, казалось, подвигалась огромная масса, блестя штыками. Рота Брыкова была окружена и отрезана. Без команды все солдаты роты встали на ноги и молча оглядывались на все три стороны, с которых показался неприятель.
– Отхватили! – Была минута недоумения. Страха не было. Так они были спокойны до этого.
– Ну, брат, – послышался отчаянный голос среди мертвого молчания. И молчание, и нерешительность, и недоумение кончились и заменились страхом.
– Обошли. Пропали, брат. Со всех сторон! – послышались голоса.
Брыков вынул с трудом (она заржавела) тонкую шпажку и закричал что-то, чего никто не разобрал, потому что в эту же минуту молчанию последовал говор, шум и движенье. На лице капитана Брыкова менее всех других выражался испуг и замешательство, но его лицо было не спокойно. Его, видимо, пугало не столько положение его команды, сколько нравственное состояние этой команды, выражавшееся ясно в движениях, говоре. Некоторые солдаты уже тронулись к лесу, другие сжимались в одну кучку.
– Что ж стоять, всех заберут, – послышался отчаянный голос.
– Утикай до лесу![1895] Фелдвебель, этот красавец и атлет, с испугом глядел на капитана.
– Ваше благородие, ваше благородие, – говорил он, – прикажите…, но нельзя было разобрать, чего он хотел. Губа его дрожала. Страх и отчаянье, выраженное одним, неудержимо сообщалось всем и всё более и более подчиняло себе этих людей. Брыков большими шагами, как на смотру, побежал к солдатам.
– Справа, по одному, – крикнул он. Многие солдаты, смотревшие на него, только хотели исполнить его команду, как Брыков оглянулся нерешительно, и они остановились.
– Вправо, вправо, в лес, – закричал в это время чей-то решительный голос, человека, бежавшего мимо. Он подбежал к Брыкову и, тронув его за руку, увлекая его, побежал в лес направо. Вся рота, в беспорядке перегоняя один другого, тронулась за ним.
– Василий Игнатьич, там занято, там французы, – догоняя капитана Брыкова, закричал субалтерн офицер.
– Вправо я вам говорю, – кричал Долохов хмурясь, – что вы погубить роту хотите? Тут пробьемся.
Едва только последние бегуны роты, в числе которых был и Брыков, запыхавшийся от бега, и Долохов, оглядывавшийся беспрестанно, [добежали] до опушки леса, как десятка [?] два мохнатых шапок отделилось слева и побежало за ротой.
Долохов, добежав до первого дерева, остановился, прицелился и выстрелил в переднего из гренадер. Мохнатая шапка остановилась.
– Стой! – закричал Брыков[1896] и вслед за выстрелом Долохова раздались десятка два выстрелов наших. Солдаты подражали Долохову. За двадцатью гренадерами бежало не меньше батальона сплошной массой.[1897]
Еще раз наши выстрелили. Гренадеры остановились. Послышался залп французов,[1898] и сотни пуль просвистели, как оре[хи], обсыпали опу[шку] и два солдата упало. Долохов заряжал ружье.[1899]
Гренадеры тронулись и побежали, но не за нашими, а в обход, по дороге, перерезавшей лес, очевидно с целью отрезать наших.[1900]
Сначала Брыков пытался остановить роту, но голос пропал у него и он бежал с другими, ни о чем не думая. Долохов бежал почти впереди, но страх, сообщившийся всей роте, не сообщился ему. Он то оглядывался назад, то забегал вперед и соображал.
– Куда ж мы бежим? – сказал он Брыкову, подбегая к нему. Брыков остановился.
– А чорт их остановит. Стой! – закричал он – стройся!
Вопрос «куда мы бежим?», казалось, сообщился всем. Рота стала собираться. Брыков подозвал солдат.
– Ребята, дело гавно… надо напролом, умирать заодно…
Он послал отделенного унтер офицера осмотреть выход. Отделенный унтер офицер вернулся и сообщил, что и сзади были французы. Он говорил, что видимо – невидимо бежали в лесу по дороге. Долохов побежал к дороге.
– Капитан, ради бога, – сказал он, возвращаясь назад, – дайте мне двенадцать человек, я найду выход.
Близость неприятеля странно действует на людей. Вместо того, чтобы бояться больше, большей частью странно кажется, чего я боялся этой грозной массы издалека. Когда увидишь их вблизи, ведь это всё такие же люди и люди, которые боятся так же, как и я. Долохов испытал это чувство, когда он пошел на рекогносцировку. Он из за деревьев близко подкрался к французским гренадерам и ясно рассмотрел офицера и сержанта, которые говорили. На лице молодого, румяного офицера он ясно рассмотрел выражение нерешительности и робости, и это выражение уничтожило весь его страх. Он умолял капитана с такой уверенностью, что он не устоял. Долохову вдруг показалось так легко иметь дело, вместо этой грозной таинственной массы, с румяным офицером и его солдатом, так охватило его это охотничье чувство, которое говорит так сильно о том, как бы убить зверя, что заглушает всякое чувство опасности, что он не испытывал другого волнения, кроме радости, когда бежал с двенадцатью солдатами к дороге. Зверь его был румяный офицер. Не добегая несколько шагов до дороги, они увидали осторожно подвигавшиеся пары французов. Он оглядел канаву и бросился к ней. [Следует страница 90 и 91].
[1901] Майор Ахрасимов с улыбающимся лицом встретил Брыкова и его роту.
– Капитан, стройте роту.
– Где генерал? – спросил Брыков.
– Генерал ранен, – отвечал Ахрасимов.
Действительно, генерал, напутавший всё, ездил без дела под огнем до тех пор, пока был ранен.
– Хороши распоряженья, – сказал Долохов.
– Позвольте мне к вам. – Ахрасимов не ответил; он скомандовал сборной команде, над которой он принял команду, трогаться (его дух поддержал падающий дух. Приятно встретить новое мужество. Знать, что не мы одни работаем, а и другие, значит не пустяки) и, оставшись сам в арьергарде, пропустил весь остаток полка. Сзади слышалась перестрелка. Полк скоро столпился с другим полком, и перестрелка была уже далеко. Всё были свои. Так совершено было отступление и на левом фланге.
Смерклось. Все войска были уже вне вы[стрелов], шли [?] кто искал дороги, кто окликал друг друга, считали. Все думали, что они одни пострадали больше всех, все ругали начальство, как это всегда бывает. Но дело еще не кончилось. В темноте, на левом фланге угрожающе трещали и блестели огни перестрелки в темноте, в самой деревне Грунте.[1902]
Это был[1903] знаменитый майор… засевший [?] с своей командой в деревне. Долохов был с ним.
Уже в темноте они подходили к Грунту, думая, что отделались, как вдруг французы, как бы озлобленные на эту кучку людей и их упорство, бросились на них.
– Стоять! – закричал Ахрасимов, выхватывая ружье из рук убитого солдата, и сам выстрелил.
– Маиор, в дома! – закричал Долохов и побежал назад.
Команда последовала его примеру, и два дома сделались крепостями. Из них то и около них слышалась последняя перестрелка.
Французы попытались взять дома приступом, но скоро отказались, и <рота французов> прошла мимо их, опять отрезав Ахрасимову с ротой Брыкова отступленье.
* № 41 (рук. № 75. Т. І, ч. 2, гл. XX).
В это время три батальона французских гренадер обошли полк, рассыпанный в лесу, и открыли по нем огонь. Они открыли огонь в то время, как подъехал генерал, приказывая отступать. Брыков с своей ротой был в лесу. Генерал, ныряя, отъехал.
– Подлец начальство. Кто же поведет полк?
Солдаты испугались и побежали. Брыков стоял равнодушно, но не зная, испугался тоже, испугался преимущественно того, не виноват ли он? Испуг его был так силен, что он остановился под градом пуль с десятком солдат и не двигался с места. Труднее всего в сраженьи – начать. Перейти из обыкновенного человеческого положения в положение убийцы. Когда начинают атаку, то всё подготовляет, здесь чувство было застигнуто врасплох.
– Надо сбор бить – тревогу, – проговорил Брыков.
– Ваше благородие, видимо – невидимо, надо влево, к дубнячку, – говорил солдат. Брыков всё стоял. Двух солдат убили около него, остальные побежали, и он пошел скорым шагом, оглядываясь. Долохов нашелся первый.
– Бегите, я засяду. Кто со мной? – Они засели. Он видел близко и ясно французов и оттого не боялся.
* № 42 (рук. № 75. T. I, ч. 2, гл. XX).
На левом фланге рота отрезанная Брыкова пробилась на штыки, как писали в реляции, и на плечах удержала неприятеля и тем дала время полку собраться и построиться.[1904] Вот как это случилось.[1905]
Начальники спорили, а полк продолжал собирать дрова; только один батальон был в прикрытии. В этом батальоне была рота Брыкова. Она стояла над оврагом, в котором была каменоломня, в редком лесу. Солдаты лежали на полугоре. Брыков сидел повыше, под кустом, у огня с др[угим] оф[ицером] и Долоховым, когда с правой стороны с криком показались бегущие солдаты, рубившие дрова. Один из них потерял фуражку и упал и, вскочив, засмеялся.
– Что вы? Что? Куда?
В то же мгновение Долохов с унтер офицером Ш. побежали к каменоломне.
– Он, хранцуз, по всему бугру, – были ответы. Не успели солдаты пробежать, как на противуположном бугре показались французы. Ему не верилось, но так это было. Они чуждые, далекие так близко, что и им странно было. Замешательство было в них. Прежде чем успел еще Брыков скомандовать и подбежать к своей роте, как послышался один резкий звук, другой выстрелов наших, и солдаты роты тронулись. В рядах послышались голоса: – «отрезали…» Вид бегущих дровосеков и неожиданность дурно подействовали на солдат роты Брыкова. Солдаты начали стрелять прежде команды и спутали ряды, что весьма дурной признак. Брыков[1906] нахмурился, подбежал к рядам и со всего размаху ударил рукой по щеке первого солдата, к которому подбежал. Это был здоровый рябой урод. Он вытянулся, подставя щеку.
– Кто велел стрелять? где команда? – Хмурое лицо Брыкова имело странный вид, не похожий на то, что было на смотру. Он хмурился нарочно. – Эка невидаль! – сказал он. Солдаты с уважением смотрели на него, и уважение это еще более увеличилось после того, как французы в это самое время дали залп по роте. Звуки свиста пуль, казалось, еще более придали тона голосу Брыкова. Он не оглянулся на французов и мрачно продолжал смотреть на вытягивающегося побитого солдата.
– Слышал команду стрелять? А? Отрезали. Я те дам – отрезали. Вы куда? – Но один стонал. – Двое снесут, – и Брыков отвернулся. Но рота смешалась и продолжала стрелять.
– Ваше благородие, обходят. –