которая, совпадая с занятием Вены французами, хотя и должна бы была, мало радовала австрийцев.

Император Франц весьма долго и милостиво (как говорили придворные) изволил беседовать с князем Андреем Болконским.[2067] После императора молодого человека желали видеть все значительные особы венского двора, находившегося тогда в Брюнне: императрица одна и другая, эрцгерцогиня, тетка, племянница государя и эрцгерцога одного и другого, военный министр, граф С., князь А. и другие.

После аудиенции императора низшие придворные лица с сияющими лицами встречали и приветствовали молодого адъютанта, старались вступить с ним в разговор, польстить ему.[2068] Князь Андрей чувствовал,[2069] как придворные с жадностью обсасывали с него весь тот мед милости, которым удостоил его император; <толпа> придворных с шорохом ветра по листьям незаметно подвинулась к нему с обеих сторон, когда он вышел из дверей кабинета императора Франца.[2070]

Все самые старчески унылые лица делались счастливо молоды, улыбаясь ему и расспрашивая его о победе.

Приглашения на обеды и вечера сыпались со всех сторон.[2071]

Князь Андрей понравился особенно женщинам, которые находили, что он имеет что-то рыцарское (особенно с подвязанной рукой), достойное и меланхолическое. Старые придворные, особенно военные, говоря по немецки, говорили, что[2072] der junge Herr ist etwas arrogant, aber ganz convenable.[2073]

Всем известно уже было, что Кутузов получит das Grosskreuz Maria Theresia, что адъютант, привезший известие, получает тот же орден низшей степени, и большие награды раздаются русскому войску. Об этом так же много говорили, как и о том, что Вена взята. Войною собственно мало занимались в Брюнне. Жизнь с придворной обстановкой, щегольством, праздниками и женщинами шла так же, как будто не было никогда в государстве ни гошпиталей с тяжелым запахом, наполненных стонущими, бледными раненными, ни выжженных и покинутых деревень, ни Вены, в которой уже командовал Мюрат.[2074]

Князя Андрея поразило даже то обстоятельство,[2075] что те значительные лица[2076]

* № 58 (рук. № 81. T. I, ч. 2, гл. X—XII).

[2077] Лицо у него было истощенное, ширококостное, жилистое и необыкновенно подвижное.[2078] Худое лицо его было всё покрыто крупными, молодыми морщинами, как будто кожа его лица была слишком широка для его исхудавшей костлявой наружности. Движения этой излишней кожи составляли главную игру его физиономии. То у него морщился лоб широкими складками, брови поднимались кверху, то брови опускались книзу и у щек образовывались крупные морщины. Глубоко поставленные, небольшие глаза всегда смотрели ярко, светло и[2079] спокойно. Во всем лице, фигуре его и звуке голоса, несмотря на утонченность одежды, утонченность приемов и французского изящного языка, которым он говорил, резко выражались характерные черты русского человека. Ни у немца, ни у француза, ни у англичанина, ни у итальянца[2080] аристократа не могло быть этих больших рук и ног, ни этой толстой, широкой кости, ни этих крупных преждевременных морщин и молодых, ясных глаз.[2081]

[В рукописи нехватает одного листа.]

– Он был очень милостив, – улыбаясь сказал князь Андрей, как бы защищая доброго человека, австрийского императора. – Однако, я заехал на секунду. Мне надо еще к князю N. N., к S. S., потом к F. – (он назвал высшие лица в Австрии). – Я не знаю, как я успею.

Билибин познакомил Болконского с своим гостем, австрийским дипломатом, графом[2082] Лихтенфельсом.

– La plume,[2083] – сказал он, указывая на дипломата, – et l’épée,[2084] – на Болконского. Граф[2085] Лихтенфельс посмотрел на сияющее лицо князя Андрея и слегка улыбнулся, как будто он знал хорошо и давно это выражение лиц, только что говоривших с коронованными особами, и рад был на лице князя Андрея встретить этого старого знакомого. Чтобы еще яснее видеть это выражение, он обратился к князю Андрею.

– Vous avez eu un succès écrasant, mon prince, on ne parle que de vous.[2086]

– Eh, m-r le comte, le seul succès que j’apprécie c’est d’avoir été le porteur de bonnes nouvelles,[2087] – сказал князь Андрей[2088] и взглядом спросил Билибина, что это за человек и как говорить с ним.

Билибин, морщась, повел ухом,[2089] показывая этим, что надо быть осторожным.

– Le prince a eu de la chance, – сказал Лихтенфельс,[2090] обращаясь к Билибину, – avoir été à un carnage comme celui d’avant hier, et en être échappé rien qu’avec cette jolie blessure. Souffrezvous?[2091]

– Мне совестно, что я своей повязкой вызываю эти вопросы, – сказал князь Андрей.[2092] – Это меньше, чем ничего – царапина.[2093]

– Vous savez que Koutouzoff recevra le grand cordon de Marie Thérèse?[2094] – сказал[2095] Лихтенфельс.

Князь Андрей поклонился[2096] в знак благодарности австрийцам от имени всего русского войска.

– Наш милый князь, – сказал Билибин, указывая на Андрея, – всегда счастлив, счастлив в женщинах.

– Вы бы не говорили, – перебил Болконский. – Где нам, солдатам, думать о женщинах.

– Счастлив на войне, – продолжал Билибин. – Два лучших счастья, господа. Важный вопрос, отчего пехотного поручика Брюхова или не ранят совсем, или ранят в нос или живот, и больно, и некрасиво, а блестящего адъютанта, как его, непременно в руку и лошадь убьют. Убили лошадь? – спросил он, смеясь и делая гримасу своей излишней кожей.

– Ранили, – отвечал Болконский, улыбаясь[2097] и этой улыбкой показывая, как будто, что он знает, что не может пуля изуродовать его красивого лица.

– А, еще петербургской знакомый, – прибавил он, обращаясь к входившему в комнату.

В комнату вбежал князь Иполит, сын князя Василья, уже с утра следивший за князем Андреем, которого он считал своей обязанностью видеть.[2098] Князь Иполит, не соображая, одним инстинктом чувствовал, что князь Андрей в успехе и потому его неодолимо тянуло к нему возобновить знакомство. Узнав, что адъютант поехал к Билибину, он следом поскакал за ним и, не скрывая своей радости, не замечая хозяина, обратился прямо к нему. Князь Иполит со времени своего назначения в Вену состоящим при дипломатической канцелярии посланника, принял еще более поразительный вид merveilleux, т. е. франта того времени. Всё на его слабой фигуре было преувеличено. На руках его были те же перстни, на шее висела та же лорнетка и та же уверенность во всех приемах и в быстрых, отрывистых речах чем то, как будто всегда наполненного, рта.

Он был так рад, что встретил наконец Болконского, что ему в голову не приходил вопрос, насколько мог быть рад Болконский видеть его. Это не могло быть иначе по его мнению.

– Наконец то я вас нашел. Все мне говорят: Болконский, Болконский был так принят, а я еще не видал. Как я рад, что я поймал вас. Ну что? – говорил он, пожимая руку Болконского.– Bonjour,[2099] Лихтенштейн, bonjour, Билибин, – обратился он с своей, от отца наследованной фамильярностью. Болконский[2100] засмеялся, глядя на Иполита. На лицах Билибина и Лихтенштейна выразилась тоже улыбка ожидания забавы, которую доставит им своим разговором этот,[2101] хорошо оцененный ими дипломат.

Билибин оглянулся на Лихтенштейна и Болконского и, вздернув на одной стороне лба кожу своего лица и распустив ее на другой, как будто этим жестом приглашая их послушать,[2102] обратился к Иполиту.

– Savez vous, mon cher Kouraguine, – сказал он, – que la petite Louise se meurt de désespoir depuis que vous lui êtes infidèle, vilain Don Juan que vous êtes?[2103]

Иполит не хотел отрываться от князя Андрея, которому он говорил, как он был рад, узнав, что никто другой, а Болконский привез известие о победе, но не мог остаться равнодушным к этим словам. Лицо его радостно сморщилось и он испустил горловые, отрывистые звуки дикого смеха.

– Полноте, – сказал он, – вы всегда только о женщинах. А я так рад, что нашел этого дорогого Болконского. Мне дело есть. Княгиня З. велела мне вас привести к себе. Болконский, поедемте непременно. Она говорит, что она меня не пустит больше, коли я не приеду с вами. Вы должны ехать.

– Как же не ехать после такой важной причины, – сказал Болконский.

– Et à Vienne! – продолжал Билибин, обращаясь к Болконскому и Лихтенштейну. – Les désastres de l’armée française ne sont rien en comparaison des désastres qu’a produit cet homme parmi les femmes.[2104]

– О, я знаю этого ужасного человека, – подтвердил Болконский. Опять Иполит не мог не послушаться заводившей его руки. Он захохотал, но ему хотелось при князе Андрее показать себя более серьезным.

– À propos, – сказал он, еще смеясь и самым веселым тоном. – Savez vous la grande nouvelle: les français avant-hier sont entrés à Vienne et ont passé le pont. Voilà.[2105]

– [2106] Кто вам сказал, – поспешно спросил Лихтенштейн.

– Не помню, кажется Зомерштет.

– Вступили в Вену может быть, но не перешли мост, – поправил Лихтенфельс.

– Право не помню. Я помню, что он мне говорил, que l’entrée des troupes a été superbe.[2107]

– Pensez à l’état de Louise dans les bras de la soldatesque effrénée,[2108] – сказал Билибин.[2109] Иполит засмеялся.

– Louise… – начал он. Но Лихтенфельс перебил[2110] его.

– Конечно переход моста в Вене есть почти невозможность, но я бы желал знать ваше мнение, как военного человека, – обратился он к князю Андрею. – Какое бы движение предпринимала кутузовская армия, ежели бы Бонапарт направил ему в тыл другую половину своей армии? – Лихтенфельс сказал это с тонкой улыбкой человека, задававшего такой вопрос, ответ на который, какой бы он ни был, будет для него приятен.

Болконский находился нынешний день в том состоянии успеха, когда всё быстро понимается и всё кажется ясно и легко. Он понял улыбку Лихтенфельса. При предположении Лихтенфельса положение русской армии делалось хуже того, в котором находилась австрийская армия, сдавшаяся при Ульме. Допустив это предположение, он должен был признать либо то, что бывают такие положения, в которых капитулация бывает необходимость, либо должен был обещать, что русские войска сделают чудеса геройства, которых, вероятно, они не сделают.

– Я должен быть плохой тактик, – сказал князь Андрей, – потому что я молод. Как в нашем, так и в вашем правительстве не признается возможность быть молодым и хорошим генералом, хотя великой человек, с которым мы имеем дело, Буонапарте, очень убедительно доказывает нам противное.

– C’est ça![2111] – одобрительно крикнул Иполит.

– Однако… ваше мнение.

Князь Андрей прямо ответил тем словом, которое было в уме австрийского дипломата, когда он предлагал вопрос.

– Ульм! – сказал он, улыбаясь. – Ульма, извините меня, я не могу себе представить ни в каком случае. Ульм и русские войска…

– И я тоже… – закричал Иполит. Он знал, что всё, что говорит князь Андрей, которого так искали все при дворе, было правда.

– Вот видите, – шутя сказал Болконский.

– Однако, какой бы был