учителя. Если учитель побывал в околодке, и народ знает, какие были результаты его учения, — он ценит его по этим результатам, как хорошего или дурного учителя; но, помимо учительских качеств, народ смотрит на то, чтобы учитель был человек близкий к мужику, умеющий понимать его жизнь и говорить русским языком, и потому всегда предпочтет сельского городскому учителю. Но при этом народ не имеет никаких пристрастий или антипатий к какому бы то ни было классу: дворянин, чиновник, мещанин, солдат, дьячок, священник — всё равно, только бы был человек простой и русский. Поэтому крестьяне и не имеют никакого повода исключать церковнослужителей из учителей, как это делают земства. Земства выбирают учителей из чужих людей, выписывают из городов, народ же приискивает их в своей среде. Главное же различие в этом отношении между взглядом обществ и земства состоит в том, что у земства есть один тип, — учитель, слушавший педагогические курсы, кончивший курс семинарии или училища, в 200 руб. У народа, который не исключает и этого учителя и ценит его, если он хорош, есть градации всех возможных учителей. Кроме того, у бóльшей части училищных советов есть определенные любимые типы учителей, и большею частию типы, чуждые народу и чуждые народа, и есть нелюбимые типы. Так, очевидно, любимый тип многих уездов Тульской губернии есть учительницы. Нелюбимый же тип есть церковнослужители, и во всем Тульском уезде и Крапивенском нет ни одной школы с учителем из духовных лиц, чтò в административном отношении очень замечательно. В Крапивенском уезде 50 приходов. Церковнослужители суть самые дешевые учителя, так как имеют оседлость и большею частию могут учить в своем доме с помощью жены, дочерей, — и они-то, как нарочно, все обойдены, как будто они самые вредные люди.

По отношению к вознаграждению учителей отличие взгляда народа от взгляда земства уже почти всё высказано в предыдущем. Оно состоит: 1) в том, что народ берет себе учителя по средствам и признает и знает по опыту, что учителя есть на все цены: от двух пудов муки в месяц до 30 руб. в месяц; 2) что учителя надо вознаграждать только за зимние месяцы, те, в которые может быть ученье; 3) что народ как в устройстве помещения, так и при вознаграждении учителя, всегда умеет найти дешевый путь вознаграждения: он дает муку, сено, подводы, яйца и различные мелочи, незаметные для мира, но улучшающие положение учителя; 4) главное то, что учителю платят и прибавляют — или родители учеников помесячно, или всё общество, пользующееся выгодами школы, а не незаинтересованная прямо в этом деле администрация.

Земско-министерское ведомство в этом отношении и не может поступать иначе, как оно поступает. Норма жалованья для образцового учителя дана, следовательно нужно собрать как бы то ни было эти средства. Например, предполагается обществом учредить школу, — волость дает известное количество копеек с души. Земство соображает, сколько прибавить. Нет требований других школ, — оно дает больше, иногда вдвое того, чтò дало общество; иногда, если все деньги распределены, дает меньше или вовсе отказывает. Так, в Крапивенском уезде есть общество, дающее 90 рублей и земство к ним приплачивает 300 руб. на школу с помощником; и есть другое общество, дающее 250 руб., и земство приплачивает 50 руб., и третье общество, которое предлагает 56 руб., и земство отказывает ему в прибавке и в открытии школы, так как этих денег недостаточно для нормальной школы, а деньги уже распределены. Итак, главные различия в административном отношении взгляда народа и земства следующие: 1) Земство обращает большое внимание на помещение и тратит на него большие деньги; — народ обходит эти затруднения домашними экономическими средствами и смотрит на школы грамотности, как на преходящие, временные учреждения; 2) Земско-министерское ведомство требует ученья круглый год, за исключением июля и августа, и нигде не вводит вечерних классов; — народ требует ученья только зимою и любит вечерние классы; 3) Земско-министерское ведомство имеет определенный тип учителей, ниже которого оно не признает школы, и имеет отвращение к церковникам и вообще местным грамотеям; — народ никакой нормы не признает и избирает учителей преимущественно из жителей местных; 4) Земско-министерское ведомство распределяет школы случайно, т. е. руководствуясь тем только, чтобы могло составиться нормальное училище, и не заботится о той бòльшей половине населения, которая при этом распределении остается вне школьного образования; — народ не признает не только определенной внешней формы школы, а самыми разнообразными путями приобретает себе на всякие средства учителей, устраивает школы худшие и дешевые на маленькие средства, хорошие и дорогие на большие средства и при этом преимущественно обращает внимание на то, чтобы все местности пользовались на свои деньги ученьем;

5) Земско-министерское ведомство определяет одну меру вознаграждения, довольно высокую, и произвольно увеличивает прибавку от земства; — народ требует наивозможнейшей экономии и распределяет вознаграждение так, чтобы оно платилось прямо теми, чьи дети учатся.

Кажется, излишне распространяться о том, в какой мере ясно выражается в этих требованиях здравый смысл народа, в противуположность тому искусственному устройству, в которое при самом его нарождении уже пытаются заковать дело народного образования. Но кроме этого, чувство справедливости невольно возмущается против такого порядка вещей. Посмотрите, что собственно делается. Народ почувствовал потребность образования и начал действовать к достижению своей цели. Кроме всех налогов, которые он платит, он наложил сам на себя налог для образования, т. е. стал нанимать учителей. Что же мы сделали? «А, ты платишь еще, — сказали мы. — Постой же, ты глуп, груб. Давай деньги, мы тебе устроим это лучше».

Народ отдал деньги (как я говорил, во многих земствах сбор на училища прямо обратили в налог). Взяли деньги и устроили ему образование.

Я не повторяю о том, что устроено образование искусственное, но как устроили самое дело? В Крапивенском уезде 40.000 душ, считая и девочек, по последней ревизии. На 40.000 душ, по таблице Буняковского распределения 10.000 православного населения по возрастам за 1862 г., мужского пола от 6 до 14 лет должно быть 1.834, женского пола — 1.989; итого 3.823 на 10.000. По моим же наблюдениям — более этого, вероятно, от прибыли населения, так что среднее число учащегося населения смело можно положить в 4.000. В школе средним числом бывает в больших центрах 60 учащихся, в малых же центрах от 10 до 25. Для того чтобы все учились, нужны школы в большей половине населения в малых центрах по 10, 15 и 20 учеников, так что норма училища, по моему мнению, не более 30 человек. Сколько же нужно училищ на 16.000? — 16.000 делим на 30 = 530 училищ. Положим, что хотя при открытии школ поступят все ученики от 7 до 15-летнего возраста, но что не все они будут ходить в продолжение всех 8-ми лет; скинем со счетов 1/4 часть, т. е. 130 училищ и, следовательно, 4.200 учащихся. Положим, школ 400. Устроено только 20 училищ. Земство дает 2.000 руб., прибавило 1.000, стало 3.000. С крестьян собирается, с некоторых по 15 к. с души, около 4.000. На постройки училищ идет 700 руб., на педагогические курсы в один год издержано 1.200 руб. Но положим, что земство будет действовать совершенно просто и разумно, не тратя на курсы и другие пустяки; положим, что со всех крестьян будет собирать по 15 к. нового училищного налога; какая же будущность этого дела? С крестьян 6.000, с земства 3.000, итого 9.000. Положим, что прибавится еще 10 школ. 9.000 только в обрез достанет на поддержание этих школ, и то только в том случае, если училищный совет будет действовать в высшей степени разумно и экономно. Следовательно при земской администрации 30 школ на 40.000 душ есть высший предел того, до чего может достигнуть распространение школьного дела в уезде. И этого предела может достигнуть школьное дело только в том случае, если все крестьяне наложат на себя налог в 15 к. с души, чтò весьма сомнительно, если распоряжение этими деньгами будет в руках не крестьян, а земства. Я не говорю о возможной со стороны земства прибавке к 3.000, потому что и эта прибавка в 3.000 рублей частью лежит на тех же крестьянах, с другой стороны, ничем не обеспечена и составляет совершенно случайное средство. Итак, чтобы привести дело народного образования в то положение, в котором оно должно быть, т. е. чтобы на 40.000 душ было 400 училищ, и чтобы школы не были игрушкой, а отвечали на действительную потребность народа, нет другого выхода, как наложить на крестьян не 15 к., а 3 р. с души, с тем чтобы составилась та необходимая сумма в 300 руб. на училище. Да и тогда я не вижу причины, почему устроилось бы столько школ, сколько нужно. Разве мы не видим, что теперь, когда самое простое арифметическое вычисление показывает, что одно средство для преуспевания школ есть упрощение приемов, простота, дешевизна устройства школы, педагоги, как будто на пари, выдумывают, как бы потруднее, посложнее, подороже (и не могу не прибавить — похуже) придумать обучение? У гг.. Бунакова и Евтушевского я насчитал на 300 руб. учебных пособий, по их понятию, совершенно необходимых для устройства первоначальной школы. А в педагогических кружках только и речи, чтобы готовить в семинариях учителей, таких усовершенствованных, что его и за 400 руб. не наймешь в деревню. На том пути усовершенствований, на каком стоит педагогия, для меня совершенно очевидно, что если бы собрали с уезда 120.000 руб., педагоги нашли бы им место и в 20 училищах, с подвинчивающимися столами, семинариями для учителей и т. п. Разве мы не видели, что в Крапивенском уезде закрыли 40 школ, и те, которые закрыли, вполне уверены, что они подвинули этим школьное дело, так как у них теперь 20 школ хороших? И замечательнее всего, что те, кто заявляет эти требования, нимало не заботятся ни о том, нужно ли это тому народу, для которого они всё это готовят, ни еще менее, кто за это будет платить? Но земства так затуманены всеми этими требованиями, что не видят простого расчета и простой справедливости. Точно человек попросил бы меня купить для него в городе 2 пуда муки на месяц, а я бы на этот рубль купил ему коробку вонючих конфект и еще упрекал бы его в невежестве за то, что он недоволен.

Следуя своему правилу, что критика должна указывать на то, каким должно быть то, чтò нехорошо, постараюсь