три дѣвки тройкой, и на послѣдней парѣ ѣхалъ поваръ съ стряпкой блинницей Агафьей. Кромѣ этихъ людей ѣхалъ <верховой казачекъ для посылокъ>. Съ Краснаго Кабачка Баскачиха послала впередъ Скрынина къ Апраксину сказать, что она ѣдетъ. Скрынинъ вернулся и сказалъ, что велено въѣзжать прямо на дворъ, что Графа дома нѣтъ, но что Графиня велѣла въѣзжать.292 Выѣхавъ утромъ послѣ завтрака изъ Краснаго Кабачка, въ 11-мъ часу утра весь поѣздъ Баскачинской въѣхалъ въ Ямскую и по указаніямъ Скрынина, поѣхавшаго впередъ, выѣхалъ на новый прошпектъ. Баскачиха293 въ это утро встала рано и сама вышла на дворъ и при cебѣ велѣла обчистить лошадей, вымыть колеса и всѣмъ людямъ надѣть новое платье. Сама она одѣлась въ новое платье нѣмецкое и на голову повязала шолковый красный платокъ. Рыдванъ хоть и пообтерся дорогой и потрескался, былъ хорошо дѣланный дома, колеса кованныя новыя, лошади, хоть и прошли дорогу большую, были хороши. Вещи уложи[ли], чище все прибрали и въ парадѣ въѣхали въ Петербургъ. Княгиня Баскачиха не хотѣла ударить въ грязь лицомъ и въѣзжала, какъ надо быть Княгинѣ. — Но на самомъ Новомъ прешпектѣ, такъ назвалъ широкую улицу Скрынинъ, случилась бѣда. Верховой солдатъ въ синемъ кафтанѣ и красн….. налетѣлъ на переднюю повозку.

— Сворачивай, не велѣно! — кричалъ онъ.

И [1 неразобр.]

*№ 31.

156 лѣтъ тому назадъ въ Царствованіе Петра I у крестьянина села Вяземскаго Чернскаго уѣзда родился ребенокъ — мальчикъ. — Мальчикъ этотъ родился 3-го Сентября послѣ обѣда въ то время, какъ никого не было дома. Хозяинъ и отецъ Онисимъ Петровъ былъ въ полѣ, доваживалъ послѣднюю рожь съ своей матушкой Кириловной, а въ домѣ оставались только двѣ дѣвочки — одна 7, а другая — 3 лѣтъ и брюхатая Марѳа. Она хотѣла ѣхать съ хозяиномъ за снопами, да свекровь не велѣла ей, а приказала выбрать послѣднюю конаплю. —

Набравъ 9 снопочковъ, перевязавъ и сложивъ ихъ, Марѳа хотѣла еще брать, но только хотѣла согнуться, какъ почуяла, что ей нынче ужъ больше не работать. Дѣвчонки ея обѣ были съ нею, старшая тоже помогала, дергала замашки, а маленькая сидѣла на межѣ и забавлялась съ гороховой плетью.

— Дунька! А Дунька! — крикнула мать на старшую дѣвочку, стараясь безъ стона выговорить слово, — возьми Машку на руки, <да> снеси въ избу, а сама бѣги телятъ загони.

Пока Дунька убиралась съ Машкой и ея стручьями, Марфа зашла въ середину конапель, туда, гдѣ она знала была лежка (Скотина еще съ весны тамъ лежала.) и, съ трудомъ, пригнувшись, стала разгребать руками рыхлую, теплую и сырую294 отъ ночнаго дождя землю. Оправивъ лунку, она стала рожать, съ трудомъ удерживая стоны, чтобъ не слыхали сосѣдки бабы, также бравшія конопли на сосѣднемъ загонѣ. —

Марѳа мучалась недолго. Еще Дунька не прибѣжала назадъ съ улицы, какъ уже въ лункѣ лежалъ ребеночекъ и Марѳа крестилась на востокъ, благодаря Бога за то, что онъ скоро простилъ ее.

— Матушка пресвятая <Пятница,> Батюшка ты мой Господи, Угоднички Божіи, батюшки. Спаси помилуй, спаси помилуй, спаси помилуй! — проговорила она, радуясь за себя и за ребеночка, который копошился въ лункѣ и кричалъ. Присѣвъ надъ ребенкомъ, Марѳа разсмотрѣла его и, увидавъ, что мальчикъ, еще разъ привстала и еще перекрестилась. Потомъ она сѣла тутъ же на землю, засучила узкіе рукава рубашки до локтя, достала рукою конопельку, смяла ее между ногтей, отбила кострику, ссучила, послюнявила ниченку и, какъ она много разъ видала, перевязала пупочекъ295 разъ и два, затянула и, проговоривъ «господи благослови», откусила его пальца на два повыше и подняла ребеночка, огладивъ со спинки его приставшую черную землю. Она хотѣла ужъ нести его въ избу, но опять заломило296 спину, она вспомнила о мѣстѣ и, наступивъ на пуповину босой ногой, привставъ, потянулась и вывела мѣсто. Теперь уже она положила ребенка на занавѣску, поднялась съ нимъ и босыми ногами закопала мѣсто въ лунку.

— Ну Господи благослови! — и она, раздвигая плечомъ зеленую сверху и желтую снизу конопель, тяжело висѣвшую полнымъ зерномъ, выбралась на тропинку и понесла свою прибыль черезъ дворъ въ избу. — Ребеночекъ кричалъ и сосѣдка услыхала его, но теперь Марѳа не боялась того, чтобы узнали люди, она радовалась. Когда она подошла къ двору, она оглянулась на солнце. Оно уже заходило за ракиту.

— Ну теперь свекровь не будетъ корить — мужика родила, — подумала Марѳа, — и Онисимъ мой Ѳедорычъ радъ будетъ.

Проходя сѣнями, Марѳа подхватила одной рукой мальчика, а другой захватила соломки свѣжей молотьбы, которая была принесена для постели, и, отворивъ избу, вошла въ избу. Постеливъ соломки на лавку, Марѳа положила на него сына, достала изъ чугуна воды, стростила ее съ холодной въ ведеркѣ, и вымыла сына, потомъ достала изъ сундучка рубаху чистую и занавѣску, и полотна стараго, завернувъ въ него мальчика съ ногами, сѣла на297 рундукъ передъ печью и стала кормить его. Покормивъ его, она заснула. Проснувшись, встала, приготовила ужинать и стала поджидать мужа и свекровь съ поля. —

Дунька помогала ей и Дунька же первая разсказала свекрови и мужу о томъ, что мамушка родила Павлушку другаго. —

* № 32.

Онисимъ <Бодровъ> родился въ 1721 году въ вотчинѣ, бывшей до самаго этаго же 21 года Гагаринскою. Въ самый годъ его рожденія права на эту вотчину перешли въ другія руки. Дѣдъ Онисима въ самое это время былъ въ298 Петербургѣ, куда его завезъ съ собой Прикащикъ Гагаринской, Платонъ Беркутъ.

* № 33.

1.

Съ тѣхъ поръ, какъ онъ сталъ себя помнить, Онисимъ Ивановъ Бодровъ помнилъ себя въ домѣ и во второмъ съ края дворѣ отца своего Ивана Бодрова, <на краю большой деревни, сидѣвшей на большой дорогѣ>. Прежде всего онъ выучился называть себя — просто Аниска, а потомъ выучился называться и всѣмъ полнымъ именемъ.

— Ну ка, Аниска. Чей ты, скажи? — спрашивалъ его, бывало, отецъ, сидя послѣ обѣда на лавкѣ подъ святыми и притягивая его къ себѣ рукою. —

— Скажи, Анисушка. Не робѣй, свѣтикъ, скажи батѣ, какъ тебя звать, — говорила бабушка, выучившая его этому.

И онъ помнилъ, что и отецъ, и бабушка, и мать, сбиравшая со299 стола и останавливавшаяся при этомъ, смотрѣли на него ласково, одобрительно, и онъ дѣлалъ большія усилія памяти и выговора, и вдругъ изъ него вырывался тонкій голосокъ и, выпрямляя свою маленькую грудку и встряхивая волосами, онъ вскрикивалъ: Анисимъ Иванычъ Бодровъ.

— Ай молодецъ! — говорилъ отецъ, гладя его своей огромной рукой по головѣ. И только что отецъ выпускалъ его, онъ бѣжалъ къ бабушкѣ, и бабушка тоже ласкала его и давала либо лепешки кусокъ, либо корку кашки.

Бабушка же выучила его молиться, прежде еще, чѣмъ онъ зналъ, какъ зовутъ отца и мать и мѣсто, въ которомъ онъ живетъ.

Каждое утро, какъ только его будили, онъ спалъ съ бабушкой, — когда на печкѣ, когда на конникѣ, когда на полу въ холодной, — бабушка разглаживала ему волосы, становила его лицомъ къ300 Богу и, показывая, какъ складывать крестъ тремя маленькими его пальчиками, она водила его рученкой не ко лбу, а почти къ маковкѣ, къ правому плечу, лѣвому, къ пупку, пригинала низко его голову къ пупку и заставляла повторять молитву «господи, Іисусе Христе, сыне божій, помилуй насъ», а потомъ «Богородице дево, радуйся» и опять пригинала его голову, а потомъ ужъ мыла его лицо, застегивала воротъ, оправляла поясокъ, разбирала, когда былъ досугъ, разческой волосы и обувала и надѣвала шубенку и пускала на улицу. — Бога Аниска зналъ уже такъ давно, что не могъ вспомнить, когда онъ узналъ про него. Всѣ приказанія свои о томъ, что не надо было дѣлать, бабушка подтверждала указаніемъ на Бога. «Смотри, Богъ не велитъ, свѣтикъ». Когда онъ или хотѣлъ молока въ середу, или хотѣлъ побить братишку, — «Богъ накажетъ,301 паршивецъ», — говаривала она, указывая рукой на передній уголъ и сама всегда съ ужасомъ и благоговѣніемъ глядя на него. Бабушка такъ глядѣла на образа, какъ она ни на кого и ни на что другое не глядѣла и, понимая этотъ взглядъ, Аниска самъ смотрѣлъ на Икону и свѣчку всегда съ тѣмъ же чувствомъ, которое онъ видѣлъ на лицѣ бабушки. Бабушка была самое главное и близкое лицо во время перваго дѣтства Аниски. Отецъ рѣдко бывалъ дома, мать бывала чаще дома, но всегда она хлопотала то у печки, то ткала, то пряла, то съ ребятами и Аниска мало ее помнилъ. Ребята же всѣ были меньше его. И только ужъ когда Аниска подросъ, онъ сталъ играть съ братишкой Прошкой. Аксютку дѣвку и Родьку онъ качалъ и кормилъ иногда, когда приказывала матушка или бабушка.

————

* [КНЯЗЬ ФЕДОР ЩЕТИНИН.]

(1877—1878 г.)

№ 1.

Война кончилась. Войска стояли на югѣ Россіи. — Командующимъ войсками былъ назначенъ извѣстный своимъ счастьемъ и успѣхомъ по службѣ князь Ѳедоръ Мещериновъ. Ему было 34 года, а онъ ужъ былъ Генералъ-лейтенантъ, Генералъ Адъютантъ и Командующій войсками, изъ нѣкотораго приличія только передъ старыми полными генералами не названный Главнокомандующимъ. —

Какъ у всякаго человѣка, быстро идущаго впередъ по избранной дорогѣ, [у князя] были враги и были страстные поклонники. Но враги ничего не могли сказать противъ Мещеринова, кромѣ того, что онъ молодъ и, хотя уменъ, но не такъ302 уменъ и образованъ какъ можно бы желать въ его положеніи; но никогда Мещериновъ не поставилъ себя въ такое положеніе, гдѣ бы замѣтенъ былъ недостатокъ ума или образованія. Для того, что онъ дѣлалъ, было всегда у него достаточно ума и образованія.

Говорили, что онъ ушелъ такъ далеко, благодаря своему искательству въ властныхъ людяхъ; но никто не могъ сказать, чтобы искательство его было не благородно. Онъ любилъ сильныхъ міра сего, и его любили. И онъ не виноватъ былъ, что его дружбы были въ этомъ сильномъ кругу. Въ униженіи себя передъ кѣмъ либо никто не могъ уличить его. Говорили, что онъ любилъ веселье и женщинъ; но онъ самъ первый говорилъ это. Говорили, что онъ умѣлъ показывать лицомъ товаръ своихъ заслугъ, что была театральность въ его дѣйствіяхъ; но онъ самъ говорилъ, что онъ любитъ303 величіе, и онъ никогда не могъ быть смѣшенъ <для большой массы>; а если были люди, находившіе смѣшное въ его величіи, то ихъ смѣхъ былъ слишкомъ тонкій, чтобъ сообщаться массамъ и казался смѣхомъ зависти. Страстные поклонники говорили, что онъ былъ великій человѣкъ, очевидно призванный къ великому. Но всѣ — тѣ, которые такъ или иначе думали, должны были соглашаться въ томъ, что человѣкъ этотъ независимо отъ своихъ свойствъ, какъ янтарь независимо отъ своихъ свойствъ, имѣлъ еще