бумажникъ съ птицей, подаренный мнѣ еще К[арломъ] И[вановичемъ], мнѣ стало ужасно совѣстно, и я все боялся, что я что-нибудь не такъ дѣлаю, особенно когда буфетчикъ гордо оттолкнулъ 2-хр[ублевую] бѣленькую, которую я предложилъ ему, говоря, что у него нѣтъ мелочи. —
За чаемъ на зеленыхъ скамеечкахъ подошелъ къ намъ старшій Ивинъ, который былъ уже въ 3-мъ курсѣ, носилъ заломленную назадъ фуражку, эатасканный сюртукъ, брилъ бороду и пользовался репутаціей отличнаго студента и лихаго малаго. Онъ очень обрадовался, увидавъ меня студентомъ, обращался со мною по товарищески, подсѣлъ къ намъ и велѣлъ дать полбутылки шампанскаго, чтобы поздравить меня. Мнѣ то же хотѣлось сдѣлать, но я не смѣлъ сказать это при всѣхъ, всталъ и, отозвавъ всторону слугу, попросилъ его, чтобы онъ и мнѣ принесъ полбутылку шампанскаго. Но потомъ, когда онъ отошелъ нѣсколько, догналъ его и сказалъ, чтобы онъ принесъ даже цѣлую. Мнѣ это очень было пріятно, но только когда принесли эту бутылку, и всѣ посмотрѣли другъ на друга, я покраснѣлъ ужасно и желалъ бы провалиться сквозь землю.
— «А это Nicolas мундиръ иногюрировать хочетъ», сказалъ Д[убковъ] славно!»
И мы выпили въ четверомъ 1½ бутылки. Я хотѣлъ даже спросить еще, но Д[митрій] сказалъ, что не надо, и спросилъ, что всѣ ли это мои деньги, когда я опять подалъ слугѣ за бутылку бѣленькую бумажку. И я опять солгалъ самымъ наглымъ образомъ, сказавъ, что у меня еще довольно, тогда какъ это была послѣдняя бумажка изъ 75 рублей, данныхъ мнѣ отцомъ на дорогу, потому что утромъ, когда я ходилъ покупать трубки и табакъ, я купилъ на 15 рублей машинку для зажиганія, которая въ этотъ же день и сломалась и вовсе не нужна была мнѣ.
Но зато послѣднее впечатлѣніе мое было чрезвычайно пріятно. Д[убковъ] какъ то больше оказывалъ мнѣ вниманія, чѣмъ прежде. Было ли это слѣдствіе того, что я такимъ молодцемъ расплачивался, или что онъ увидѣлъ, у меня б[ылъ] такой знакомый и на ты, какъ Ивинъ, но только передъ тѣмъ, какъ намъ разъѣзжаться, онъ третировалъ меня совсѣмъ по товарищески, говорилъ мнѣ «ты». Какое-то особенно пріятное чувство самодовольства и гордости разливалось во всемъ моемъ существѣ, когда онъ говорилъ мнѣ такъ, но я, какъ ни сбирался, все таки не смѣлъ сказать ему тоже «ты».
______________
VII.
ВАРИАНТЫ ИЗ ВТОРОЙ РЕДАКЦИИ «ЮНОСТИ».
* № 1.
Глава 1-я. <Новый взглядъ>. Что я считаю началомъ юности.
Я говорилъ, что дружба моя съ Дмитріемъ открыла мнѣ новый взглядъ на жизнь, ея цѣль и отношенія, сущность котораго состояла въ стремленіи къ нравственному усовершенствованiю.
<Такой взглядъ открыли мнѣ нѣсколько педантическіе бесѣды съ Дмитріемъ. Дидактической тонъ моего друга чрезвычайно нравился и сильно на меня дѣйствовалъ;> но жизнь моя шла все тѣмъ же мелочнымъ порядкомъ, всѣ добродѣтельные планы тотчасъ же забывались; какъ скоро я приходилъ въ столкновеніе съ людьми, я не думалъ о возможности постояннаго приложенія этихъ плановъ къ жизни, да и вообще они больше нравились моему уму, чѣмъ чувству.
Но пришло время, когда это чувство само собой, безъ посторонняго вліянія со всей силой молодаго самостоятельнаго открытiя пришло мнѣ въ душу, пробудило новое еще для меня чувство раскаянія и положило начало совершенно новому моральному движенью. —
Въ душу каждаго человѣка вложено одинаковое прекрасное представленіе идеала нравственного совершенства, и каждому дана способность, по мѣрѣ движенія жизни, обсуживанья ея явленія и сравненія ихъ съ этимъ идеаломъ. Но для этаго обсуживанья и сравненья нужна извѣстная степень силы мышленья или моральнаго уединенія, которыхъ не допускаетъ молодая жизнь съ ея шумнымъ, ласкающимъ страсти, разнообразнымъ ходомъ. — Но иногда вдругъ совершенно случайно приходитъ эта минута морального уединенья и способность обсуживанья со всей силой сдержаннаго моральнаго стремленія, и съ тѣмъ большей силой, чѣмъ дольше она спала, проникаетъ въ душу человѣка и обновляетъ ее какъ будто вдругъ пришла человѣку минута сводить счеты въ моральной книгѣ, за долго пропущенное время. Такихъ минутъ я не зналъ въ моемъ дѣтскомъ и отроческомъ возрастѣ. Я зналъ чувство досады, но раскаянія, этаго болѣзненнаго упрека въ невозвратимой моральной потерѣ я еще никогда не испытывалъ. Такого рода минуту моральнаго счета съ самимъ собою, (потому что я уже года 2 жилъ самостоятельно, и уже набралось достаточно пропущенныхъ счетовъ), породившую въ первый разъ чувство раскаянія, я полагаю началомъ юности. Какъ ни мало времени продолжались эти моральные порывы, и какъ ни долго (года иногда) проходило времени отъ однаго до другаго, я все таки считаю ихъ главными замѣчательными событіями жизни. Ежели нельзя назвать естественнымъ состояніемъ то восторженное состоянiе души, въ которомъ она находится во время этихъ минутъ моральнаго уединенія, то еще менѣе можно смотрѣть какъ на естественное состояніе то, въ которомъ находится душа въ то время, когда она совершенно теряетъ способность обсуживанья и сравненья. Даже я нахожу, что всѣ событія этой необдуманной туманной жизни только потому интересны, что они подготавливали тѣ порывы, которые были настоящей жизнью. — Чѣмъ болѣе шуму, разнообразія, ошибокъ бывало въ необдуманной періодъ, чѣмъ бывалъ онъ продолжительнѣе, тѣмъ съ большей силой и яркостью вдругъ пробуждался голосъ совѣсти, тѣмъ глубже и строже разбиралъ прошедшую жизнь разсудокъ, тѣмъ съ большей горечью, вспоминалъ я о прошедшемъ и съ большимъ наслажденіемъ мечталъ о будущемъ.
Въ то время, которое я кладу началомъ юности, вотъ въ какомъ положеніи находился и я и все наше семейство.
** № 2.
<Когда меня позвали обѣдать, и я, проходя черезъ сѣни, увидалъ экипажъ, который стоялъ на дворѣ, мнѣ сейчасъ же пришла мысль, что нынче, сейчасъ же начнется и что она здѣсь. Но ничуть не бывало: это былъ экипажъ старой барышни Роговой, въ очкахъ и съ фальшивыми огромными буклями, которая очень часто ѣздила къ намъ послѣ кончины бабушки. Эта Рогова приходилась намъ какъ-то родственница. — При бабушкѣ я ее никогда не видалъ, но въ то время, какъ покойница была уже при смерти, барышня Рогова вдругъ появилась и прожила цѣлую недѣлю въ нашемъ домѣ, ухаживала за бабушкой, плакала, блѣднѣла, вся тряслась отъ волненья, когда бабушка была при смерти, но, главное, все закупила, что нужно было для похоронъ, пригласила священниковъ, дѣлала обѣдъ, нашла мѣсто и съ тѣхъ поръ пріѣзжала къ намъ очень часто, дѣлала для насъ покупки въ гостинномъ дворѣ, въ чемъ, всѣ говорили, она была удивительная мастерица, и всегда появлялась, когда у насъ въ домѣ были какія-нибудь отношенія съ духовенствомъ. Своими свѣденіями и ловкостью въ этомъ послѣднемъ отношеніи она гордилась еще болѣе, чѣмъ искуствомъ торговаться. Барышня Рогова, занимаясь этими дѣлами, нисколько не имѣла корыстныхъ видовъ и ни въ какомъ случаѣ не принадлежала къ разряду приживалокъ, которыми еще больше, чѣмъ богатыя старушки, злоупотребляютъ съ нѣкотораго времени наши литераторы, она была богата и самостоятельна, но чувствовала призваніе къ духовенству и гостинному двору и совершенно безпристрастно предавалась этимъ наклонностямъ. Она даже оказала нашему дому очень много услугъ. Одно лишь, въ чемъ я могу упрекнуть ее, это то, что она купила мнѣ разъ отвратительнаго грогро съ цвѣточками на жилетъ, когда мнѣ хотѣлось чернаго атласу, и увѣряла, что для дѣтей это самое лучшее, и еще, что она смотрѣла на меня съ тѣхъ поръ, какъ я сталъ носить галстукъ, и въ особенности на Володю съ тѣхъ поръ, какъ онъ за обѣдомъ сталъ пить вино въ стаканѣ, какъ на такихъ развратныхъ людей, съ которыми чѣмъ дальше, тѣмъ лучше, особенно молодымъ дѣвушкамъ. Она была одна изъ тѣхъ старыхъ барышень, которыя вѣрятъ только дѣтямъ, дѣвушкамъ, старухамъ и монахамъ, для которыхъ ребенокъ, становящiйся мущиной, дѣлается чѣмъ-то вродѣ дикаго, опаснаго звѣря, а замужняя женщина — насмѣшкой и укоромъ, и была одной изъ главныхъ причинъ очень вреднаго для насъ удаленія отъ женскаго кружка нашего семейства. —>
Папа рѣдко обѣдалъ дома — 2 раза въ недѣлю въ англійскомъ клубѣ, у Кнезь Иванъ Иваныча по воскресеньямъ, или еще гдѣ-нибудь, такъ что большей частью разливала супъ и первое мѣсто занимала Мими. Когда гостей не было и насъ безъ Володи оставалось пятеро, мы обѣдали за круглымъ столомъ въ гостиной, передъ диваномъ. Съ тѣхъ поръ, какъ за обѣдомъ стала председательствовать одна Мими, мы, я и Володя, позволяли себѣ приходить въ серединѣ или вставать изъ за обѣда, сидѣть развалившись, спрашивать по 2 раза кушанье, пить вино стаканами и т. п., все вещи очень обыкновенныя, и, можетъ быть, удобныя, но которыя дѣлали то, что семейный обѣдъ и кружокъ вмѣстѣ съ своимъ decorum сталъ мало-по-малу терять для насъ всю свою прежнюю прелесть. Обѣдъ уже пересталъ быть, чѣмъ онъ былъ прежде — патріархальнымъ и вмѣстѣ торжественнымъ, какъ молитва, обычаемъ, соединяющимъ все семейство и раздѣляющимъ день на 2 половины. Мы сбирались ѣсть, но не обѣдать. Когда папа такъ, какъ въ эту страстную середу, обѣдалъ дома, было только веселѣе, но все-таки не было той торжественной прелести, которая была при покойницѣ maman и въ особенности при бабушкѣ. Когда она бывало въ чепцѣ съ лиловыми лентами бочкомъ выплывала въ столовую, и въ комнатѣ воцарялось мертвое молчаніе, и всѣ ожидали ея перваго слова. —
Мы уже сѣли за столъ, когда Володя съ Дубковымъ и Нехлюдовымъ вошли въ залу.
Папа, какъ мнѣ показалось, былъ очень радъ имъ, онъ видимо боялся скуки предстоящаго обѣда съ старой Анастасьей Дмитревной и дѣтьми; я замѣчалъ это по тому, какъ онъ подергивалъ плечомъ и все переставлялъ вокругъ себя графинчикъ, стаканъ и солонку. —
— «Садитесь, садитесь, сказалъ онъ имъ, отодвигая стулъ и передвигая приборъ. Настасья Дмитревна увѣряетъ, что нынче, по ея заказу, будетъ постная ѣда удивительная — какой-то кисель съ грыбами, съ клюквой, и коноплянымъ масломъ, — говоритъ, что прекрасно. Вы Дмитрий, подите сюда, а вы, Дубковъ, идите къ дамамъ. Настасья Дмитревна безъ васъ жить не можетъ».
Настасья Дмитревна улыбнулась, но, подвигаясь, сердито встряхнула лентами.
Несмотря на то, что Дубковъ былъ старше, гораздо почтительнѣе къ папа, гораздо пріятнѣе собѣседникъ и болѣе схожій съ нимъ характеромъ, чѣмъ Дмитрій, папа замѣтно предпочиталъ послѣдняго за то только, какъ я послѣ убѣдился, что Дмитрій былъ лучшей фамиліи и богаче Дубкова, хотя навѣрно папа не могъ имѣть никакихъ видовъ ни на знатность, ни на богатство Дмитрія, но такъ ужъ это была его привычка.
* № 3.
<Не говоря про насъ, уже и дѣвочки были такихъ лѣтъ, что Мими становилась для нихъ не начальница, а старый, чопорный, смѣшной, но добрый другъ. —> Я еще не простилъ Мими ея притѣсненія въ дѣтствѣ и, не считая необходимымъ впослѣдствіи подумать, что она въ самомъ дѣлѣ за женщина, продолжалъ не любить
