тысячелѣтіямъ исторіи. Мы ихъ не знаемъ, закрыли отъ себя и знаемъ только то, что вчера и третьяго дня выдумали сотни людей, живущихъ въ Европѣ. Если это такъ, то мы и должны быть очень невѣжественны; а если мы невѣжественны, то понятно, что и народъ, которому мы предлагаемъ плоды нашего невѣжества, не хочетъ брать его. У него чутье не испорченное и вѣрное. —
Мы предлагаемъ народу Пушкина, Гоголя, не мы одни: Нѣмцы предлагаютъ Гете, Шиллера, Французы — Расина, Корнеля, Буало, точно только и свѣту, что въ окошкѣ, и народъ не беретъ. И не беретъ, потому что это не пища, а это hors d’oeuvres, десерты. Пища, которой мы живы, не та — пища эта — всѣ тѣ откровенія разума, которымъ жило и живетъ все человѣчество и на которомъ выросли Пушкины, и Корнели, и Гете. И если изъ насъ кто сытъ, то сытъ только этимъ, и этимъ только можно питаться не народу одному, но всякому человѣку.
И вотъ это то разсужденіе приводитъ меня къ началу — къ тому, какъ поправить то дѣло, что люди знающіе хотятъ передать свои знанія народу, а народъ не беретъ. Чтобы поправить это дѣло, надо, первое, перестать дѣлать то, что не нужно и вредно. Надо признать невозможность передачи черезъ книги извѣстнаго настроенія народа, надо понять, что только поэзія, которая независима отъ цѣлей, можетъ передавать настроеніе, a дидактическія, не имѣющія ни разумнаго, ни научнаго, ни художественныхъ достоинствъ, не только безполезны, но вредны, возбуждая презрѣніе къ книгѣ.
Надо признать то, что народъ есть люди такіе же, какъ мы, только ихъ больше насъ и они требовательнѣе и чутче къ правдѣ, и что потому все, что не совсѣмъ хорошо для насъ, совсѣмъ дурно для народа.
И третье главное: надо признать то, что для того, <чтобы давать другимъ, надо знать, что то, что мы даемъ, хорошо и нужно. Надо признать, что мы сами невѣжественны, что намъ не учить надо какой то народъ, отдѣльный отъ насъ, а что намъ всѣмъ надо учиться, и чѣмъ больше, тѣмъ лучше, и чѣмъ въ большей кампаніи, тѣмъ лучше.> Народъ не беретъ нашей пищи: Жуковскаго, и Пушкина, и Тургенева — значитъ пища — не скажу дурная, но не существенная. <Есть у насъ хорошая, та самая, которая напитала насъ — дадимъ ее, онъ возьметъ, a нѣтъ, то давайте <вмѣстѣ> пріобрѣтать ее. Вся неудача происходитъ отъ путаницы понятій: народъ и мы — не народъ, интелигенція. Этаго дѣленія не существуетъ. Мы всѣ безразлично отъ рабочаго мужика до Гумбольта имѣемъ одни знанія и не имѣемъ другихъ. Одинъ больше имѣетъ и больше ему недостаетъ. Другому больше недостаетъ, и онъ меньше имѣетъ.78 Разница между людьми состоитъ только въ томъ, что однимъ болѣе, другимъ менѣе доступно знаніе.
Надо найти ту, которая существенна. Если мы найдемъ ее, то всякій голодный возьметъ ее. — Но мы такъ пресыщены, что намъ трудно изъ всей массы нашей пищи выбрать существенное. И вотъ этотъ-то выборъ и сдѣлаетъ тотъ, кто голоденъ. Онъ не станетъ отворачиваться отъ настоящей пищи изъ каприза. Если онъ возьметъ пищу, значитъ это настоящая. Но у у насъ мало этой пищи — мы сами бѣдны. Мы забыли все то, чѣмъ вскормлены, все существенное и пробавляемся hors d’oeuvre’oмъ. Давайте искать ее. Если мы признаемъ, что мы сами невѣжественны, то мы поймемъ, что намъ не учить надо какой-то отдѣльный отъ насъ народъ, а что намъ всѣмъ надо самимъ учиться, и чѣмъ больше, тѣмъ лучше, чѣмъ въ большей компаніи, тѣмъ лучше. Пускай исчезнетъ прежде всего это искуственное дѣленіе: народъ и не народъ, интелигенція (этаго дѣленія и не существуетъ; сколько я знаю грамотныхъ мужиковъ, несомнѣнно болѣе способныхъ учиться, чѣмъ кандидаты университета), а будетъ учиться не въ маленькомъ классѣ, у маленькаго учителя и вмѣстѣ въ миліонномъ классѣ у великаго вѣковаго учителя, и будетъ учить не десятокъ приготовленныхъ студентовъ въ маленькой аудиторіи, a миліоны всѣхъ читающихъ. Эта то общность ученія и будетъ главнымъ ручательствомъ его существенности, будетъ провѣркой, откидывающей все ложное, искуственное, временное.
<Прежде всего, сообщая другъ другу всѣ тѣ мысли и знанія великихъ умовъ, которыя были, излагая ихъ книги доступнымъ языкомъ.>
79Соберемтесь всѣ тѣ, которые согласны въ этомъ, и будемъ, каждый въ той области, которая ему больше знакома, передавать тѣ великія произведенія ума человѣческаго, которыя сдѣлали людей тѣмъ, чѣмъ они есть. Соберемтесь, — будемъ собирать, выбирать, групировать и издавать это.
————
* НАГОРНАЯ ПРОПОВѢДЬ.
Проповѣдь къ народу Господа нашего Іисуса Христа.
Іисусъ вышедши увидѣлъ множество народа и сжалился надъ ними, потому что они были какъ овцы безъ пастыря, и началъ учить ихъ много. Мф. VI, 34.
Вся земная жизнь Господа нашего Іисуса Христа проходила въ томъ, что онъ училъ людей80 всѣми дѣлами своими, всею жизнью своей.81 Он училъ ихъ въ синагогахъ — и въ Назаретѣ, и въ Капернаумѣ, и въ Іерусалимѣ, въ храмѣ и на берегу моря, и на лодкѣ, и на горѣ, и въ городахъ и селеніяхъ. Онъ училъ ихъ, и дивились Іудеи ученію (I. VII, 15). И дивились ученію Его, ибо Онъ училъ ихъ какъ власть имѣющій, а не какъ книжники (Мф. VI, 22), такъ что они дивились и говорили: откуда у него такая премудрость и сила? (Мф. ХІІІ. 54.) Утромъ пришелъ въ храмъ, и весь народъ шелъ къ нему. Онъ сѣлъ и началъ учить ихъ. (I. VII, 2.)
Чему же училъ Іисусъ? Неужели все ученіе Его для насъ только то, что онъ отвѣчалъ на злые вопросы книжниковъ и фарисеевъ? Только то, что онъ отвѣчалъ на сомнѣнія учениковъ, тѣ притчи, кот[орыя] онъ говорилъ народу и потомъ наединѣ разъяснялъ ученикамъ? Неужели не дошло до насъ все то ученіе, которому дивился народъ и которымъ онъ проповѣдывалъ Евангеліе Царствія всѣмъ простымъ людямъ. Неужели только тѣ счастливы, которые жили при немъ и слышали Его, знаютъ все Его ученіе, а мы только можемъ догадываться о немъ и понимать Его черезъ толкованіе такихъ же грѣшныхъ и слабыхъ людей, какъ мы? Неужели Богъ, сойдя на землю, чтобы спасти насъ, не далъ намъ возможности услыхать Его божественный голосъ? Этаго не могло быть и этаго нѣтъ. Богъ сошелъ на землю и открылъ истину всѣмъ намъ? и мы слышимь, если у насъ есть уши слышать, Его божественный голосъ. Много разъ Христосъ говорилъ о своемъ ученіи въ притчахъ, какъ о понятномъ уже Его ученикамъ, много разъ Онъ разъяснялъ то изъ Его ученія, что было непонятно, много разъ говорилъ о насъ по случаю исцѣленія слѣпаго или воскрешенія Лазаря, говорилъ по случаю посланія ученикамъ, но говорилъ не полно, какъ людямъ уже знающимъ его.82 А Сынъ Божій сказалъ не то. Онъ сказалъ (Мф. XI, 28, 29, 30): «Прийдите ко Мнѣ всѣ труждающіеся и обремененные, и Я успокою васъ. Возьмите иго Мое на себя и научитесь отъ Меня: ибо Я кротокъ и смиренъ сердцемъ; и найдете покой душамъ вашимъ. Онъ сказалъ: иго Мое благо, и бремя Мое легко. Какже мы говоримъ — трудно. — Кто жъ не правъ: Онъ или мы? Онъ будетъ судить насъ, да онъ и теперь судитъ и обличаетъ насъ. Мы говоримъ — трудно, да знаемъ ли мы то бремя и то иго, какое Онъ велѣлъ намъ взять на себя? Мы пальцемъ не притронулись къ этому игу, а говоримъ, что оно трудно. Какое иго Онъ хотѣлъ, чтобы мы взяли на себя? Заповѣди Его — гдѣ же они?.
————
* КИТАЙСКАЯ МУДРОСТЬ.
КНИГИ КОНФУЦЫ.
Китайцы самый старый народъ на свѣтѣ. Китайцы самый большой народъ на свѣтѣ. Ихъ 450 милліоновъ, чуть не въ двое больше, чѣмъ всѣхъ вмѣстѣ русскихъ, нѣмцевъ, французовъ, итальянцовъ, англичанъ. Китайцы самый мирный народъ на свѣтѣ. Имъ чужаго не нужно, и они не любятъ воевать. Китаецъ хлѣбопашецъ. Царь ихъ самъ запахиваетъ. И отъ того китайцы самый мирный народъ на свѣтѣ.
Они говорятъ: если человѣкъ говоритъ, что онъ умѣетъ хорошо воевать, знай, что этотъ человѣкъ большой преступникъ.
Китайцы живутъ по своему, не по нашему. Они знаютъ, какъ мы живемъ, и не перенимаютъ нашей жизни. Они считаютъ, что ихняя жизнь лучше. Ни французъ, ни русскій, ни нѣмецъ, ни турокъ, никакой народъ на свѣтѣ не выдержитъ въ работѣ противъ китайца, чтобъ такъ мало съѣсть и такъ много сработать, зато ни одинъ народъ на свѣтѣ не можетъ противъ китайца сработать землю и прокормиться на ней. Гдѣ на десятинѣ прокормится одинъ русскій, два нѣмца, тамъ на той же десятинѣ прокормится 10 китайцевъ.
Китайцы стали теперь наѣзжать въ Америку, и американцы работники не знаютъ, какъ быть.
Китайцы дешевле, лучше, честнѣе работаютъ противъ ихнихъ, а берутъ меньше и сбили на всѣ работы цѣны. Одни американцы говорятъ: надо ихъ брать, другіе говорятъ: надо ихъ гнать. А думай, не думай, работу заберетъ тотъ, кто лучше работаетъ. И лучше человѣкъ тотъ, который другимъ зла не дѣлаетъ, меньше себѣ беретъ, а больше другимъ даетъ. Китайцы зла не дѣлаютъ, ни съ кѣмъ не воюютъ и больше даютъ и меньше берутъ. Стало, они лучше. А если лучше, надо узнать, въ чемъ ихъ вѣра.
Вотъ ихъ вѣра: Они говорятъ (это говоритъ ихъ учитель Чу-хи):
Люди всѣ произошли отъ Отца Небеснаго, и потому нѣтъ ни однаго человѣка, чтобы въ сердцѣ ему не было заложено любви, добродѣтели, правды, обходительности и мудрости. Но хоть и во всѣхъ людяхъ есть отъ рожденія природное добро, только рѣдкіе изо всѣхъ могутъ это добро въ себѣ воспитать и возрастить до конца. Отъ этаго то и бываетъ, что не всѣ люди знаютъ, могутъ знать то добро, которое есть въ нихъ, и не могутъ его въ себѣ возрастить. Но за то люди съ болышимъ смысломъ, умомъ и мудростью природной могутъ возрастить въ себѣ свое душевное добро, и эти то отличаются отъ толпы другихъ людей. Вотъ этимъ то людямъ Отецъ Небесный и далъ приказъ быть вожаками, учителями людей, изъ рода въ родъ приказалъ имъ управлять ими и научать ихъ, съ тѣмъ чтобы и всѣ вернулись къ своей природной чистотѣ.
Вотъ такъ то Фу хи, Чанпунчъ, Гоанти, Іао и Чунъ и получили отъ отца Небеснаго высшій санъ, и такъ то ихъ помощники исполняли ихъ приказы. И оттого вездѣ разошлись ихъ поученія.
И вотъ дошло до того подъ конецъ, что во дворцахъ царей и въ самыхъ послѣднихъ деревушкахъ не было такого мѣста, гдѣ бы не учились. Какъ только мальчику равнялся 9-й годъ — будь онъ царскій, княжескій сынъ или простаго мужика, —
