становится до 12. В 1 становится до 4. В 4 с половиной становится и до 8. И так каждый день. Вот что значат свистки, которые мы слышим в постели». Об этих впечатлениях московской жизни Толстой подробно сообщает Черткову в своем письме к нему от 27 марта 1884 г.286 Еще подробнее эпизод о прачке и проститутке рассказан в главе XX той редакции текста «Так что же нам делать?», которая печаталась в «Русской мысли», но была запрещена цензурой. В окончательной печатной редакции эта глава стала XXIV (отсюда и указание на то, что она написана не ранее 27 марта 1884 г.).

Возобновление работы над статьей относится к апрелю 1884 г. Толстой решает ее напечатать с тем, чтобы гонорар употребить на дело помощи политическим заключенным. 18 апреля он записывает в Дневнике: «Перечитывал рукописи, потом свою рукопись о переписи. Хочу ее напечатать в пользу несчастных. Я сомневался, нужно ли помогать политическим заключенным. Мне не хотѣлось, но теперь я понял, что я не имею права отказывать. Рука протянута ко мне. «И в темнице посети». Пошел к Юрьеву,287 но дошел только до театра. Слабость хуже всех дней». Через два дня в Дневнике записано: «Придет Юрьев, статья о переписи складывается ясно. Напишу. Начал писать, но нездоров… Пришел Юрьев. Ему говорил о помощи… Затеял кончить статью о переписи. Не знаю, хорошо ли?» На следующий день такая запись: «Нашел статью (была черновая). Немного поправил. И понес в типографию. Я сам не верю в эту статью». 25—27 апреля Толстой пишет Черткову: «Я начал печатать в «Русской мысли» свою статью о том, что вышло из моей статьи о переписи (я говорил вам), но не знаю, кончу ли. Развиваются другие мысли. Я начинаю чувствовать себя более бодрым, чем последнее время, и хотелось бы период этой бодрости употребить на дело Божье».288

Таким образом очевидно, что в апреле 1884 года статья была передана для напечатания в «Русскую мысль», в незаконченном виде. Оригиналом для набора послужили первые 32 страницы (нумерация от 1 до 30) рукописи, описанной под № 7. На этих страницах имеются типографские пометы наборщика. Текст, помеченный наборщиком, обрывается на III главе. В ГТМ сохранилась корректура на пяти гранках, в которой набор доведен как paз до того места, на котором обрывается 32-я страница (см. описание этой корректуры под № 8). Очевидно, у наборщика под руками больше не было текста. Толстой между тем продолжал работу над статьей в надежде доставить ее продолжение в редакцию журнала. Работа однако подвигалась очень туго и неуверенно, о чем свидетельствуют следующие записи в Дневнике: 22 апреля. «Взялся за статью. Поправил немного, но дальше описания дома не идет. Надо перескочить к выводу. Всё не верю в эту работу. А казалось бы хорошо… Иду ходить без цели. Тянет к Ржановке». 23 апреля. «Читал газету. Потом сел зa работу — не идет». 24 апреля. «Попробовал писать, но не могу». 27 апреля. «Пытался продолжать статью. Не идет. Должно быть, фальшиво. Хочу начать и кончить новое. Либо смерть судьи, либо записки несумашедшего».289 28 апреля. «Утром опять попытался. И решительно не могу продолжать свою статью. Тонкости, и потому будет ложь». 29 апреля. «Не могу писать… Всё до обеда ходил около Ржановского дома. Совсем не жалко. Заходил в квартиры. Моют бабы ужасные и ругаются. Сидят на бревнах оборвыши. Всё это было в субботу». 30 апреля. «Пробовал писать — не могу… Смерть Ив. Ильича достал — хорошо и скорее могу». 1 мая. «Стал поправлять «Ив. Ильича» и хорошо работал. Вероятно, мне нужен отдых от той работы, и эта — художественная — такая». 2 мая. «Стал заниматься — не пошло… Мне опять тяжело. Писать не могу». 3 мая. «Попытался тщетно писать то ту, то другую статью. О переписи важно, но не готово в душе». 4 мая. «Взялся за работу. И опять с одной статьи перескакивал на другую. И бросил». 6 мая. Толстому кажется, что он уяснил себе что-то важное для своей статьи, и он записывает: «Неожиданно уяснилась статья о переписи и работал утро». 7—8 мая он пишет В. Г. Черткову: «Я начал писать статью, но не кончил».290 Однако в дальнейшем опять наступают колебания, остановки, задержки в работе, уверенность сменяется неуверенностью и наоборот. В Дневнике читаем такие записи: 13 мая. «Стал поправлять статью. Не идет». 15 мая. «Писал хорошо. Всё уясняется». 18 мая. «Работа не идет. Но и не могу отстать от нее». 19 мая. «Нечем помянуть месяц. Ничего не сделал. Попытки и начало работы тогда только можно счесть за дело, когда кончу». 21 мая. «Попытался писать — не идет». 22 мая. «Пробовал писать — тщетно». 23 мая. «Сажусь писать. Ничего не вышло». 28 мая. «Перечел свою статью — хорошо может быть». Того же 28 мая Толстой пишет секретарю редакции «Русской мысли» H. Н. Бахметьеву: «Свою статью пишу и пришлю или привезу если не в июне, то в июле».291

Но ни к июню, ни к июлю статья не была готова; работа над ней однако шла у Толстого хотя и с перебоями и с сомнениями. В Дневнике в связи с ней находим следующие записи: 31 мая. «Кажется, просмотрел написанное. Дальше не могу итти. А доволен. И очень сильно и «к делу» дальнейшее». 4 июня. «Переписанный отрывок прочел и чуть подправил». 10 июня. «Обдумывал свою статью. Кажется, ложно начато. Надо бросить».

Дальше опять длительный перерыв. Следующая запись в Дневнике по поводу статьи — почти через полтора месяца — 23 июля: «Перечитывал статью о переписи. И пересматривал другое». После этого под 6 августа записано: «Перечел опять статью о переписи. Всё не хочется бросить, поправлял кое-как». Наконец, последняя запись о работе над «Так что же нам делать?», довольно многозначительная, относится к 21 августа: «Перечел статью, и вдруг вся выяснилась. Я лгал, выставляя себя. Только перестать лгать, всё выйдет».

Дневник обрывается 13 сентября 1884 года, и дальнейший материал для истории писания и печатания статьи дают главным образом письма Толстого и к Толстому, преимущественно переписка Толстого с В. Г. Чертковым.

Как подвинулась зa это время работа, сказать трудно. Нужно думать, что сравнительно очень недалеко. Во всяком случае, рукопись № 14, в которую в первоначальном виде вошла и глава, соответствующая главе XVI текста «Русской мысли» и окончательного текста печатной редакции, не была еще закончена. Это явствует из письма Толстого к Черткову от 5—7 сентября 1884 г., в котором он, после рассуждений на тему о деньгах, пишет: «Я, встающий в 10 часов, пьющий кофе и чай, спящий на чистых простынях, слабый, бессильный, испорченный всеми похотливыми привычками, не могущий жить иначе, как паразит на чужой шее, я вдруг хочу помогать — кому же? Мужику, который заснёт в грязи на улице под шапкой, не будет спать 5 ночей и сработает в день то, чего я не сделаю в 10, который при этом добр, кроток и весел. Как мне помогать ему? Ведь это смешно. Можно делать себе эту иллюзию, отдавая ему исполнительные листы на других; но это не помощь, а развращение его. Вот об этом я хотел бы тоже написать в статье, которую я начал и, вероятно, не кончу».292

Эти слова в измененном и перефразированном виде вошли в главу XVI, но до 7 сентября, как видно из письма, глава эта еще не была написана.

Дальнейшие упоминания о работе над статьей — в письме Толстого к Черткову от 2 декабря 1884 г.: «Нынче пишу статью о переписи. Она томит меня, пока не разрожусь ею»,293 и в письмах к жене в Москву за декабрь. 10 декабря: «Всё утро работал хорошо».294 11 декабря: «Нынче я встал в 9 и с 10 до 2-х писал не очень хорошо, но и не бесполезно, — подвигаюсь». 12 декабря: «Всё утро очень хорошо работал. Перевалил самое трудное и теперь надеюсь кончить». 13 декабря: «Много писал, и, как всегда, что больше в лес, то больше дров. Всё разрастается, становится (для меня) более интересным». 15 декабря: «Встал я нынче рано и рано сел зa работу и работал часов 5 сряду и намарал бумаги много, но есть ли в этом мараньи толк или нет, не знаю. Т.е. неправда, знаю, что есть, и потому мне на душе легко». 15 декабря: «Утро всё много писал, кажется, порядочно. Думал кончить здесь, но вот поездка к князю295 помешала». На следующий день: «Встал рано, опять много писал».296

Как видим, в декабре 1884 г. Толстой очень интенсивно работал над статьей. Эта интенсивная работа продолжалась и в Москве, куда Толстой переехал после 15 декабря. В письме к Черткову от 2—3 января 1885 г. он писал: «Я не могу заниматься самым дорогим мне делом, я очень радостно занят своим писанием. Мне так ясно стало то, что прежде было неясно. Коли бы другим стало только вполовину так же. Надеюсь, что выйдет в Январе».297

О том, что именно к этому только времени Толстой уяснил себе окончательно вопросы, которые он разрешал в своей статье, явствует и из следующих слов заключительного абзаца главы XII «Так что же нам делать?»: «Мне казалось, что я всё знаю, всё понимаю относительно тех вопросов, которые вызывали во мне впечатления Ляпинского дома и переписи; но когда я попробовал сознать и изложить их, оказалось, что нож не режет, что нужно точить его. И только теперь, через три года, я почувствовал, что нож мой отточен настолько, что я могу разрезать то, что хочу. Узнал я новаго очень мало. Все мысли мои те же, но они были тупее, всё разлетались и не сходились к одному; не было в них жала; всё не свелось к одному, к самому простому и ясному решению, как оно свелось теперь».

Этой цитатой определяется и время окончательной отделки начальных глав статьи, в том числе и главы XII.

Толстой, видимо, торопился закончить и отделать для печати часть статьи, которая должна была появиться в январской книжке «Русской мысли» за 1885 г. Редактор этого журнала С. А. Юрьев, к которому Толстой относился с симпатией и с которым состоял в давней переписке, неоднократно просил его дать в журнал какое-нибудь свое произведение. В 1882 г. Толстой попытался напечатать в «Русской мысли» свою «Исповедь», но она была изъята цензурой из майской книжки. Там же Толстой собирался печатать статью «В чем моя вера?», также запрещенную цензурой. На