христианства, я нахожусь в полном согласии с вами и потому мог искренно просить вас вычеркнуть или оговорить примечаниями то, что составляет особенность моего субъективного миросозерцания. Не знаю, что выйдет из этого, но я во всяком случае очень благодарен вам.

Искренно любящий и уважающий вас Лев Толстой».313

Для предполагаемого тома Толстой набросал следующее предисловие:314

Предлагаемый томъ содержитъ въ себѣ, кромѣ 4-хъ народныхъ разсказовъ, три статьи: Исповѣдь, N, N,315 не появлявшіяся до сихъ поръ въ Россіи. Послѣднія статьи эти печатаются съ нѣкоторыми исключеніями и примѣчаніями. Исключенія тѣхъ мѣстъ, которыя могли бы вызвать недоразумѣнія, и примѣчанія, объясняющія значеніе могущихъ вызвать неправильныя толкованія мѣстъ, сдѣланы компетентнымъ въ этомъ дѣлѣ лицомъ316 и <пользующимся полньмъ довѣріемъ,> съ согласія автора.

Но еще до того, как пойти на известный компромисс, добровольно подчинив себя благожелательной цензуре Иванцова-Платонова, Толстой, видимо по совету Черткова, бывшего тогда в Англии, решил печатать готовую уже часть статьи за границей, не прекращая однако дальнейшей работы над ней.

В ответ на письмо Черткова от 22 мая 1885 г., в котором он еще раз советует Толстому поскорее окончить статью, чтобы приняться за художественные рассказы для народа и, между прочим, рекомендует вместо «Так что же нам делать?» поставить другое заглавие — «Что мне делать?»,317— Толстой пишет в письме от 1—2 июня того же года: «То, что вы мне пишете про мои писанья, не только не неприятно мне, но полезно и убедительно. Я чувствую, что убеждаюсь вашими доводами. Но — есть «но» — и меня всё-таки тянет к умствованию — и не из тщеславия — я верно знаю, а как будто для того, чтобы разделаться с той ложью, в которой я жил с моими товарищами лжи. Вас поведут казнить за истину из гостиницы, в которой вы стояли, вы лучше сделаете, если, несмотря на важность того, что вам предстоит, вы не забудете отказать обед, на который вы приглашали, и заплатить хозяйке и прачке, расчесться со всеми, чтоб никого не обидеть. — Так и мне чувствуется, что нужно расчесться с моим миром — художественным, ученым, — объяснить, что и почему я не делаю того, чего они ждут. Вы подумаете, это отговорка. Может быть, но последняя. Еще до получения вашего письма я говорил Грибовскому…,318 что эта моя статья есть последняя (так я хочу и надеюсь), обращенная к моему кружку заблудших… Ваше замечание, что лучше назвать «Что мне делать?» — справедливо, и я им воспользуюсь. А то задор и гордость. Ну да это кончать надо. — Только плохо пишется в деревне: меня так и тянет косить, рубить, что я и делаю».319

В письме от 9 и 10 июня Чертков спешит сообщить Толстому свою радость по поводу отказа его от первоначального заглавия статьи: «Я так рад, — пишет он, — что вы согласны относительно заглавия «Что же нам делать?» Я столько раз видел, что заглавие это портило впечатление от статьи многих, которые вполне сочувствовали ее содержанию» (АТБ).

Между тем заглавие для статьи Толстым еще не было придумано, и Чертков торопит Толстого сделать это, так как рукопись им уже отослана для печати. В цитированном только-что письме он пишет Толстому: «По желанию Свешниковой320 я привез из России экземпляр «Веры» и «Что же нам делать» и доставил одной ее знакомой в Париже, которая в свою очередь, вероятно, сдаст для издания в Женеве на русском (пока издана только «Исповедь»). Нельзя ли послать ей другое заглавие, вместо «Что же нам делать»? Как вы хотите? Это очень важно для значения статьи. Т. е. какое другое заглавие будет, не особенно важно, а важно, чтобы не это» (АТБ).

В ответ на это письмо Толстой пишет 17—18 июня: «Думал сейчас, какое бы придумать заглавие «Что же нам делать» и не придумал. «Могу ли я помогать ближнему?», «Какова моя жизнь?», «Великое дело добро»? Не придумаете ли вы?» 25 июня Чертков отвечает Толстому: «Относительно заглавия… статьи «Так что же нам делать» мне кажется, что нельзя лучше придумать, чем одно из приведенных вами: «Какова моя жизнь». Это просто и вполне соответствует духу статьи… Пожалуйста, в следующем вашем письме (уже в Петербурге) сообщите мне ваше окончательное решение относительно заглавия, и могу ли я послать вышеприведенное заглавие женевским издателям. Статья уже послана к ним» (АТБ). В письме от 4 июля Толстой окончательно соглашается на заглавие «Какова моя жизнь?»: «Заглавие статьи, если вы одобряете, так и пошлете».321 В ответ на это письмо Чертков 15 июля пишет: „«Что же нам делать?» доставлено, мне сообщают, в Женеву и печатается. По получении вашего письма я сообщил о перемене заглавия на «Какова моя жизнь?» Очень просят продолжения. Не пришлете ли вы мне ту часть, которую еще окончили? Я бы переписал, если нужно“ (АТБ).

Печатание книги «Какова моя жизнь?» заняло довольно много времени, и она вышла в издании М. Элпидина в Женеве, без обозначения года, лишь в 1886 г. Текст книги печатался под тем же заглавием и без всяких изменений и в женевском журнале «Общее дело» за 1886 г., издававшемся тем же Элпидиным (февраль — июнь, №№ 82—86).

Книга разбита на двадцать глав, и в основу ее положен был текст, набранный для «Русской мысли», с добавлением конца главы XX, причем для первых пятнадцати глав использован был текст отпечатанных для январского номера листов, а для последующих (до середины главы XX), видимо, текст гранок. В книге множество опечаток и механических пропусков отдельных фраз и слов, не устраненных ни во втором ее издании (1889), ни в третьем (1902), являющимися механическими перепечатками первого.

В то время как шло печатание книги «Какова моя жизнь?», Толстой продолжал работать над продолжением статьи, вновь вернувшись к главам о деньгах, главам, которые, как ему раньте представлялось, были уже закончены. Предвидя сетования Черткова по поводу того, что работа над художественными рассказами всё еще задерживается из-за работы теоретической, Толстой пишет ему 13—14 июля: «Вы мною будете совсем недовольны. По утрам пишу всё статью «Что нам делать», о деньгах, податях и значении правительства и государства и по вечерам кошу так, что руки болят; но мне кажется, что я ничего дурного этим не делаю. В писании моем много мне открывается нового и важного для меня самого. И я не могу быть спокоен, не разъяснив этого, тем более, что всё это только служит разъяснением учения Христа».322 О том же говорит Толстой и в письме к Черткову от 23—24 июля: «и всё писал, поправлял о деньгах. Вы увидите, что это интереснее, чем вам кажется. Хотя согласен, что есть темы для меня более полезные. Впрочем, что полезно, то Бог знает, только бы во всех делах итти по пути единому».323

Приблизительно к началу августа Толстой, вероятно, закончил писание глав о деньгах и на некоторое время отошел от работы над статьей, с тем чтобы в конце месяца вновь за нее приняться. 29—30 августа он пишет Черткову: «Я начал писать продолжение «Что делать» и несколько дней не работал».324 12 сентября С. А. Толстая пишет Н. Н. Страхову: «Лев Николаевич пишет понемногу вторую часть «Так что же нам делать?», но больше ходит в лес рубить деревья, собирать грибы, или пашет…»325

В конце сентября и в октябре Толстой опять очень интенсивно трудится над статьей, торопясь, видимо, закончить ее. В середине октября он пишет Т. А. Кузминской: «Я так хорошо работаю над своею статьею, что извожу на эту работу весь дневной заряд… Вели Маше поцеловать за меня милого Николая Николаевича и скажи ему, что кроме желания знать то, что он хотел сказать вам об Иване дураке,326 я часто думаю о нем и желал бы очень знать его мнение о моем писании об органической и эволюционной теории в науке, которую я считаю суеверным вероучением царствующей науки. Он поймет все эти страшные слова».327

Николай Николаевич, о котором идет здесь речь, — H. Н. Страхов — друг Толстого, бывший с ним, как известно, в оживленной переписке, затрагивавшей темы религиозного, философского и научного характера. В письме — прямое указание, что в это время Толстой работал как раз над главами XXIX—XXXIV «Так что же нам делать?», посвященными в значительной своей части критике органической и эволюционной теорий.

О напряженной работе над статьей Толстой сообщает в это время в письмах и к жене и к Черткову. В письмах, написанных Толстым к С. А. Толстой зa октябрь, —неоднократные указания на это: «Спал прекрасно, нынче встал рано и, убравшись, много писал, к сожалению не «Ивана Ильича», а о том, почему мы не видим незаконности, неразумности и несчастья нашей жизни» (ПЖ, стр. 272). «Я все эти дни очень много работаю, хотя и не то, что хотел, но и то хорошо опрастывает место» (стр. 273). «Много продвинулся в статье. Я поперхнулся ею, и покуда не выперхну — не освобожусь» (стр. 273). „Никуда не хожу, никого не вижу, много работаю и руками и «головой, как чорт»“ (стр. 275). «Целую неделю я был в напряженном, рабочем состоянии и нынче чувствую, что ослабел. Хочется нынче вечером, после продолжительной работы утром, не думать и не писать» (стр. 277). «Очень много работаю, пишу, но подвигаюсь медленно, недостаточно скоро по желанию… Нынче я писал много, но не хорошо. Очень хочется кончить и нужно эту статью, чтоб уж никогда не возвращаться к этим вопросам» (стр. 278). «Я не отчаиваюсь и ужасно желаю написать «Ивана Ильича» и сейчас ездил и думал о нем. Но не могу тебе выразить, до какой степени я весь поглощен теперь этой работой, уже тянущейся несколько лет и теперь приближающейся к концу. Нужно самому себе выяснить то, что было не ясно, и отложить в сторону целый ряд вопросов, как это случилось со мной с вопросами богословскими» (стр. 280).

О том же — и в письмах к Черткову. 15—16 октября Толстой пишет ему: Живу 4-й, кажется, день (не вижу, как дни идут) один в деревне — один с Александром Петровичем.328 Работается так много, как давно не было. Только горе, пишу всё рассуждения в статью «Что надо делать». И знаю и согласен с вами, что другое нужнее может быть людям, да не могу — нужно выперхнуть то, что засело в горле. И кажется, скоро освобожусь».329 23 октября, Толстой, оправдываясь в том, что почти всё свое время тратит на писание не художественной работы, снова пишет Черткову: «С тех пор получил