ее дать исполнить в балаганах на Святой. Был я недавно на гулянье, насмотрелся, наслушался я там всякой всячины… Знаете, мне стало совестно и больно, глядя на всё это безобразие. Тут же я дал себе слово обработать какую-нибудь вещицу для сценического народного представления. Нельзя так оставить… просто стыдно! Я взялся за первую попавшуюся тему и ждал, чтоб кто-нибудь пристегнул музыку к ней (это весьма важно для народных спектаклей); но музыканты – простите меня, – народ гордый, спускаться со своих высот не любят, не любят». По словам Серовой, «Первый винокур» на народной сцене не имел никакого успеха: зрители обиделись и решили, что, «господа потешаются над мужиками». – „Сообщив позднее Льву Николаевичу об эфекте, произведенном «Винокуром» на народ, – вспоминает далее В. С. Серова, я попросила у него позволения изменить конец, т. е. прогнать с позором чорта и тем прекратить пьянство, которое он завел своей наукой «курить вино из хлеба»“. – «Делайте, как знаете, – засмеялся Лев Николаевич, – я не признаю авторских прав и авторской собственности».522
6—7 июня Толстой писал П. И. Бирюкову: «Чертков пишет, чтобы я написал разрешение играть «Винокура». Я делаю это на обороте» [т. е. на обороте письма.] (АТБ)
В основу настоящего издания взят текст первого издания «Посредника». Все исправления, допущенные во втором издании, отвергаются, так как нет никаких оснований думать, что они принадлежат Толстому, а не редакции издательства. Первое из указанных исправлений вытекает из второго. Второе же вызвано было очевидно, во-первых, тем, что в тексте первого издания сумма не сходится со слагаемыми (в рукописи № 2 рукой Толстого написано, как и в печатном тексте – 263753), во-вторых, тем, что в том же печатном тексте общая сумма «всех 263753» стоит по смыслу явно не на месте. Но ошибки писателя фактические и стилистические не дают повода для редакторского их исправления. К тому же и исправленная сумма 220005 также не сходится со слагаемыми. Третье исправление очевидно сделано по стилистическому вкусу редакции (в автографе и в рукописи № 2 написано «Верно».). Четвертое исправление – «Марья» на «Марфа» (имя жены мужика) сделано в согласии с текстом обеих сохранившихся рукописей, вероятно потому, что ниже Машкой называется девочка, которую мужик посылает за бабкой. Но нет оснований утверждать, что «Марфа» – окончательное написание Толстого, тем более, что далее мужик, обращаясь к жене, говорит «Ну, Машенька!» Вероятно, Толстой в наборной рукописи или в корректуре, если он ее читал, «Марфа» исправил на «Марья», а редакция во втором издании восстановила первоначальное написание.
По рукописям восстанавливаем прежде всего искаженные цензурой места текста. Вслед зa изданием под редакцией К. Халабаева и Б. Эйхенбаума печатаем: «да и попов сколько», стр. 39, строки 18—19, вместо «да и всяких сколько»; после слов: «От купеческого получен, 9543», стр. 42, строки 11—12, добавляем: «От поповского получен, 1517, от монашеского получен, 112»; после слов: «вон 200 000 доставил», стр. 42, строка 13, добавляем: «Из монахов – и то 112 привел». Полагаем, что сверх того исключительно по цензурным соображениям вместо написанного Толстым в исправленной копии «я в святой тебя воде выкупаю», стр. 43, строка 30, напечатано: «Я с тебя шкуру сдеру» и вместо стоящего в обеих рукописях «Поди ты корове под хвост», стр. 57, строка 7, – «Поди ты туда, откуда пришел». Выкупать чертенка в святой воде угрожает набольший дьявол и в рассказе «Как чертенок краюшку выкупал», и замена в пьесе этой угрозы менее характерной и колоритной – содрать шкуру – объясняется, видимо, большей строгостью сценической цензуры по сравнению с цензурой общей. Выражение «Поди ты корове под хвост» в сценическом исполнении также должно было показаться цензуре непристойным, и оно было заменено обесцвеченным «Поди ты откуда пришел», отчего мало оправданной стала ответная реплика 2-го старика: «Чего ругаешься? Эх, ты, дура!» Поэтому оба эти места печатаем согласно с текстом рукописей.
Кроме того, по рукописям вводим следующие исправления к тексту первого издания «Посредника».
Стр. 39, строки 28—29 «Стражи стоят» вместо: «стража стоит».
Стр. 43, строка 12 «Стражи хватают» вместо: «Стража хватает».
Это исправление, оправданное текстом рукописи № 2, вводится на том основании, что в текстах издания «Посредника» читается фраза, в которой сказуемые не согласованы: «(Стража хватает чертенка и секут его)».
Стр. 41, строки 4—5 «И так хлопочат, что где и делать нечего, дела заводят», вместо: «И так хлопочет, что и где делать нечего, дела заводит.
Стр. 44, строка 27 «копыта» вместо: «копыты».
Написание «копыты» в печатном тексте пошло от текста копии, на писанной рукой С. А. Толстой. В автографе – «копыта».
Стр. 46, строка 6 «ржицы» вместо: «ржи»,
Стр. 46, строка 24 «Дать-то – дашь», вместо: «Дать-то-дать».
Стр. 47, строка 12 «даст» вместо: «дает».
Стр. 48, строка 18 «попытать» вместо: «попытаться».
Стр. 51, строка 2 «помолодила», вместо: «помолодело».
Стр. 53, строка 19 «того попоим» вместо: «то попоим».
Стр. 55, строка 25 «сейчас так начнут» вместо: «сейчас начнут».
Стр. 57, строка 16 «что горло-то дерешь»? вместо: «что горло дерешь?
Частица «то» стоит в автографе, но в копии, написанной рукой С. А. Толстой, она пропущена,
Сверх того, на стр. 54, строка 3 явная опечатка: Сцена 4-я исправляем на «Сцена 3-я» и перед словом: «Дед», стр. 58, строка 25, добавляем настоящее: «Сцена 1-я».
–
СМЕРТЬ ИВАНА ИЛЬИЧА.
ИСТОРИЯ ПИСАНИЯ И ПЕЧАТАНИЯ.
Начало писания Толстым «Смерти Ивана Ильича» до сих пор не было хронологически точно определено. По соображениям В. И. Срезневского повесть могла писаться всего семь месяцев – с 22 августа 1885 г. по 25 марта 1886 г. Заключение это строится на следующих данных: «в письме к Урусову от 22 августа Толстой, напоминая Урусову о плане повести, про который он ему когда-то прежде рассказывал, говорит, что он хочет дать в повести «описание простой смерти простого человека, описывая из него», т. е. от лица самого Ивана Ильича. Изложение в первом лице в виде записок Ивана Ильича сохранилось в части текста одной из рукописей «Смерти Ивана Ильича». По отношению к другим рукописям эта рукопись представляет первоначальную редакцию; поэтому можно думать, что работа, о которой он говорит в письме к Урусову, и есть именно то, что видим в данной рукописи, и таким образом, что именно тогда, в августе 1885 г. началось писание».523
Между тем признаки композиции повести в форме дневника сохранилось не в одной, а в трех рукописях, и потому нет нужды датировать первую запись «Смерти Ивана Ильича» августом 1885 года. Форма первого замысла (дневник умирающего) сохранялась довольно устойчиво до поздней стадии работы, когда рассказ в первом лице уступил место объективному повествованию. В силу этого формою Ich-Erzählung’a нельзя аргументировать приурочение начала писания повести к августу 1885 года, так как этот композиционный принцип мог возникнуть и осуществляться значительно раньше и только сохраниться в процессе работы и к указанному моменту. Не более убедительно и указание «Справочника по Толстому» С. Балухатого и О. Писемской, ГИЗ, М.—Л., 1928, стр. 10, где начало писания «Смерти Ивана Ильича» отнесено к октябрю 1885 года (без указания источника или соображений данной датировки).
Между тем именно в октябре 1885 года Толстой сообщает Софье Андреевне, что работа над «Смертью Ивана Ильича», уже тянущаяся несколько лет», теперь приближается к концу. Таким образом оба хронологических приурочения (август или октябрь 1885 г.) не находят подтверждения в материалах истории «Смерти Ивана Ильича».
Обращаясь к этим данным, мы находим в пра-истории повести факт, от которого следует хронологически исходить при определении всех дальнейших датировок «Смерти Ивана Ильича». Это – смерть Ивана Ильича Мечникова, отчасти послужившего Толстому прототипом для героя задуманной повести. Об этом имеется свидетельство самого автора. По поводу посещения Ясной поляны приехавшим из Парижа Ильей Ильичем Мечниковым, Толстой на следующий день рассказывал: «В разговоре мы вспомнили, что я знал его брата Ивана Ильича, – даже моя повесть «Смерть Ивана Ильича» имеет некоторое отношение к покойному, очень милому человеку, бывшему прокурору тульского суда».524
Приведем также сообщение проф. Н. Ф. Голубова, предшествующее приведенному заявлению Толстого. В публичной лекции о болезни и смерти у Толстого и Зола, напечатанной в «Практическом враче» 1909 года, Голубов говорит: «… Иван Ильич Головин, герой рассказа «Смерть Ивана Ильича», лицо не вполне выдуманное автором. Мне случайно стало известным, что Иван Ильич существовал в действительности, что это брат одного из знаменитейших в настоящее время русских ученых и что он служил в нашей магистратуре. Не знаю, насколько фактически верно описана Толстым семейная и духовная жизнь Ивана Ильича, но болезнь его и обстоятельства смерти были на самом деле таковы, какими они изображены нашим гениальным писателем. Я считаю возможным указать вам даже источник, из которого я почерпнул эти сведения: мне сообщил их, лечивший Ивана Ильича, покойный профессор Захарьин».525 Наконец весьма ценные указания по истории «Смерти Ивана Ильича» имеются в воспоминаниях Т. А. Кузминской «Моя жизнь дома и в Ясной поляне», ч. III (1864—1868, М., 1926). Свояченица Толстого сообщает ряд сведений об «Иване Ильиче Мечникове, тульском прокуроре», о котором Лев Николаевич отзывался: «умен, очень умен». «Иван Ильич Мечников был человек лет 36 – 38. Прошлое его я не знаю. Кажется, он был правовед. Он умер раньше своей жены и послужил Льву Николаевичу прототипом главного героя в повести «Смерть Ивана Ильича». Жена рассказывала мне впоследствии его предсмертные мысли, разговоры о бесплодности проведенной им жизни, которые я и передала Льву Николаевичу. Я видела, как в пребывание Мечникова в Ясной Поляне Лев Николаевич прямо влюбился в него, почуяв своим художественным чутьем незаурядного человека. Повесть «Смерть Ивана Ильича» написана была позднее (Т. А. Кузминская, «Моя жизнь дома и в Ясной Поляне» (1864—1868), ч. III, стр. 153—154, М., 1926).
Иван Ильич Мечников умер 2 июля 1881 года.526 С этой датой связывается замысел рассказа «Смерть судьи» («описание простой смерти простого человека»), первые наброски к которому могли быть сделаны тогда же, но повидимому оставлены в зачаточном виде. Некоторые личные переживания Толстого в первую половину 1880-х годов в связи с тяжелыми болезнями и смертью близких ему людей – И. С. Тургенева (1883) и Л. Д. Урусова (1885)527 сосредоточивают его мысли на этой теме. «Смерть судьи», которая намечалась, обдумывалась и, вероятно, частично записывалась с 1881 года по 1884 г., весною этого года выдвигается как очередная литературная работа. Это момент непосредственного приступа Толстого к писанию повести, 27 апреля 1884 г. Толстой записывает в Дневник: «Хочу начать и кончить новое: либо смерть судьи, либо записки сумашедшего». Через три дня 30 апреля Толстой заносит в Дневник: «пробовал
