(из сеней).
В ту же пору пошла. Иди в избу-то что ль, я проведу.
Петр.
Дай посижу напоследях. Дух тяжкий там. Тяжко мне… Ох, сожгло сердце всё… Хоть бы смерть…
Матрена.
Бог души не вынет, сама душа не выйдет. В смерти и животе Бог волен, Петр Игнатьич. Тоже и смерти не угадаешь. Бывает, и поднимешься. Так-то вот у нас в деревне мужик совсем уж было помирал…
Петр.
Нет. Чую я, что нынче помру, чую. (Прислоняется и закрывает глаза.)
ЯВЛЕНИЕ XIII.
Те же и Анисья.
Анисья (входит).
Ну что ж, пойдешь, али нет? Тебя не дождешься. Петра? А Петра?
Матрена (отходит и манит к себе пальцем Анисью).
Ну что ж?
Анисья (сходит с крыльца к Матрене).
Нету.
Матрена.
Да ты всё ли обыскала? В полу-то?
Анисья.
И там нету. Нешто в пуньке. Вчера туда лазил.
Матрена.
Ищи, пуще всего ищи. Как языком вылижи. А я примечаю – нынче и так помереть: ноготь синий, и на лицо земля пала. Самовар-то поспел, что ль?
Анисья.
Закипать хочет.
ЯВЛЕНИЕ XIV.
Те же и Никита (приходит с другой стороны, а если можно, приезжает на лошади к воротам; не видит Петра).
Никита (к матери).
Здорово, матушка! Здоровы ли дома?
Матрена.
Слава Господу Богу, живем, пока хлеб жуем.
Никита.
Ну что, хозяин как?
Матрена.
Тише, вон он сидит. (Показывает на крыльцо.)
Никита.
Так что же, пущай сидит. Мне чего?
Петр (открывает глаза).
Микита, а Микита, подь-ка сюда. (Никита подходит, Анисья шепчется с Матреной.)
Петр.
Что рано приехал?
Никита.
Допахал.
Петр.
За мостом полоску пахал?
Никита.
Петр.
Далече? Из дома дальше. За нарочным поедешь. Заодно бы. (Анисья, не показываясь, прислушивается.)
Матрена (подходит).
Ах, сынок, что ж так хозяину не стараешься? Хозяин хворый, на тебя надеется, ты должен как отцу родному, жилы вытягивай, а служи. Так я тебе приказывала.
Петр.
Так ты того, ох!., картошки повытаскай, бабы… о!.. переберут.
Анисья (про себя).
Как же, и пошла я. Опять от себя всех услать хочет; должно, на нем теперь деньги-то. Куда-нибудь схоронить хочет.
Петр.
А то, о-ох!.. сажать время придет, а они попрели. Ох, мочи нет. (Поднимается.)
Матрена (вбегает на крыльцо, поддерживает Петра).
Аль в избу свесть?
Петр.
Сведи. (Останавливается.) Микита!
Никита (сердито).
Чего еще?
Петр.
Не увижу тебя… Помру нынче… Прости меня, Христа ради, прости, когда согрешил перед тобой… Словом и делом, согрешил когда… Всего было. Прости.
Никита.
Что ж прощать, мы сами грешные.
Матрена.
Ах, сынок, – ты чувствуй.
Петр.
Прости, Христа ради. (Плачет.)
Никита (сопит).
Бог простит, дядя Петр. Что ж, мне на тебя обижаться нечего. Я от тебя худого не видал. Ты меня прости. Может, я виноватее перед тобою. (Плачет. Петр, хныкая, уходит. Матрена поддерживает его.)
ЯВЛЕНИЕ XV.
Никита и Анисья.
Анисья.
О, головушка моя бедная! Неспроста он это. Задумал, видно, что. (Подходит к Никите.) Что ж, ты сказывал, что деньги в полу, – нету там.
Никита (не отвечает, плачет).
Я от него худого, окромя хорошего, ничего не видал. А я вот что сделал!
Анисья.
Никита (сердито).
А кто его знает. Ищи сама.
Анисья.
Что больно жалостлив?
Никита.
Жалко мне его. Как жалко его! Заплакал как! Э-эх!
Анисья.
Вишь, жалость напала, есть кого жалеть! Он тебя собачил, собачил, и сейчас приказывал, чтоб согнать тебя со двора долой. Ты бы меня пожалел.
Никита.
Да что тебя жалеть-то?
Анисья.
Помрет, деньги скроет…
Никита.
Небось, не скроет…
Анисья.
Ох, Никитушка! За сестрой ведь послал, ей отдать хочет. Беда наша, как нам жить будет, как он деньги отдаст. Ссунут они меня со двора! Уж ты бы похлопотал. Ты сказывал, в пуньку вечор лазял он?
Никита.
Видел, он оттель идет, а куда сунул, кто его знает.
Анисья.
О, головушка, пойду там поищу.
ЯВЛЕНИЕ XVI.
Те же и Матрена (выходит из избы, спускается к Анисье и Никите шопотом).
Матрена.
Никуда не ходи, деньги на нем, я ощупала, на гайтане они.
Анисья.
О, головушка моя бедная!
Матрена.
Теперь сморгаешь, ищи тогда на орле – на правом крыле. Сестра придет – и прощайся.
Анисья.
И то придет, отдаст ей. Как быть-то? О, головушка!
Матрена.
Как быть-то? А ты смотри сюда. Самовар-то вскипел, поди ты завари чайкю да налей ему (шопотом), да из грамотки-то всю высыпь да попои его. Выпьет чашку, тогда и тащи. Небось, не расскажет.
Анисья.
О, боязно!
Матрена.
Ты это не толкуй, живо делай, а я сестру-то постерегу, коли что. Оплошки не давай. Тащи деньги да и неси сюда, а Микита схоронит.
Анисья.
О, головушка! Как приступиться-то и… и…
Матрена.
Говорю, не толкуй; делай, как велю. Микита!
Никита.
Чего?
Матрена.
Ты тут постой, посиди на завалинке, коли что, дело будет.
Никита (махая рукой).
Уж эти бабы придумают. Окончательно завертят. Ну вас совсем! Пойти и то – картошки повытаскать.
Матрена (останавливает его за руку).
Говорю, постой.
ЯВЛЕНИЕ XVII.
Те же и Анютка (входит).
Анисья.
Ну, что?
Анютка.
Она у дочери на огороде была, сейчас придет.
Анисья.
Придет она, что делать будем?
Матрена (Анисье).
Поспешь, делай, что велю.
Анисья.
Уж сама не знаю – не знаю ничего, в уме смешалось. Анютка Иди, донюшка, к телятам, разбежались. Ох, не насмелюсь.
Матрена.
Иди, что ль, самовар ушел, я чай.
Анисья.
Ох, головушка моя бедная! (Уходит.)
ЯВЛЕНИЕ XVIII.
Матрена и Никита.
Матрена (подходит к сыну).
Так-то, сынок. (Садится рядом с ним на завалинку.) Дело твое тоже обдумать надо, а не как-нибудь.
Никита.
Да какое дело-то?.
Матрена.
А то дело, как тебе на свете прожить.
Никита.
Как на свете прожить? Люди живут, так и я.
Матрена.
Старик-то, должно, нынче помрет?
Никита.
Помрет, царство небесное. Мне-то что?
Матрена (всё время говорит и поглядывает на крыльцо).
Эх, сынок! Живой живое и думает. Тут, ягодка, тоже ума надо много. Ты как думаешь, я по твоему делу по всем местам толкалась, все ляжки измызгала, об тебе хлопотамши. А ты помни, тогда меня не забудь.
Никита.
Да о чем хлопотала-то?
Матрена.
О деле о твоем, об судьбе об твоей. Загодя не похлопотать, ничего и не будет. Иван Мосеича знаешь? Я до него тоже притолчна. Зашла намедни. Я ему, ведашь, тоже дело одно управила. Посидела, к слову разговорились. Как, говорю, Иван Мосеич, рассудить дело одно. Примерно, говорю, мужик вдовый, взял, примерно, за себя другую жену, и, примерно, только и детей, что дочь от той жены да от этой. Что, говорю, как помрет мужик этот, можно ли, я говорю, войти на вдову эту в двор чужому мужику? Можно, я говорю, этому мужику дочерей замуж отдать и самому во дворе остаться? Можно, говорит, да только надо, говорит, старанья тут много. С деньгами, говорит, можно это дело оборудовать, а без денег, говорит, и соваться нечего.
Никита (смеется).
Да уж это что говорить, только подавай им деньги-то. Денежки всем нужны.
Матрена.
Ну, ягодка, я и открылась ему во всех делах. Первым делом, говорит, надо твоему сыночку в ту деревню приписаться. На это денежки нужно, – стариков попоить. Они, значит, и руки приложат. Всё, говорит, надо с умом делать. Глянь-ка сюда (достает из платка бумагу). Вот и бумагу отписал, почитай-ка, ведь ты дошлый. (Никита читает, Матрена слушает.)
Никита.
Бумага, известно, приговор значит. Тут мудрости большой нет.
Матрена.
А ты слухай, что Иван Мосеич приказывал. Пуще всего, говорит, тетка, смотри, чтоб денежки не упустить. Не ухватит, говорит, она деньги, не дадут ей на себя зятя принять. Деньги, говорит, всему делу голова. Так мотри. Дело, сынок, доходит.
Никита.
Мне что? Деньги ее, она и хлопочи.
Матрена.
Эка ты, сынок, судишь! Разве баба может обдумать? Если что и возьмет она деньги, где ж ей обдумать, – бабье дело известно, а ты всё мужик. Ты, значит, можешь и спрятать и все такое. У тебя всё-таки ума больше, коли чего коснется.
Никита.
Эх! женское ваше понятие не обстоятельное совсем.
Матрена.
Как же необстоятельно! Ты заграбь денежки-то. Баба-то у тебя в руках будет. Если случаем и похрапывать начнет или что, ей укороту можно сделать.
Никита.
Ну вас совсем, пойду.
ЯВЛЕНИЕ XIX.
Никита, Матрена и Анисья (выбегает бледная из избы за угол к Матрене).
Анисья.
На нем и были. Вот они. (Показывает под фартуком.)
Матрена.
Давай Микитке, он схоронит. Микитка, бери, схорони куда.
Никита.
Что ж, давай.
Анисья.
О-ох, головушка, да уж я сама, что ли. (Идет к воротам.)
Матрена (хватает ее за руку).
Куда идешь? Хватятся, вон сестра идет, ему давай, он знает. Эка бестолковая!
Анисья (останавливается в нерешительности).
О, головушка!
Никита.
Что ж, давай, что ль, суну куда.
Анисья.
Куда сунешь-то?
Никита.
Аль робеешь? (Смеется.)
ЯВЛЕНИЕ XX.
Те же и Акулина (идет с бельем).
Анисья.
О-ох, головушка моя бедная! (Отдает деньги.) Микита, мотри.
Никита.
Чего боишься-то? Туда запхаю, что и сам не найду. (Уходит.)
ЯВЛЕНИЕ XXI.
Матрена, Анисья и Акулина.
Анисья (стоит в испуге).
О-ох! Что как он…
Матрена.
Что ж, помер?
Анисья.
Да помер никак. Я снимала, он и не почуял.
Матрена.
Иди в избу-то, вон Акулина идет.
Анисья.
Что ж, я нагрешила, а он да что с деньгами…
Матрена.
Буде, иди в избу, вот и Марфа идет.
Анисья.
Ну, поверила я ему. Что-то будет. (Уходит.)
ЯВЛЕНИЕ XXII.
Марфа, Акулина, Матрена.
Марфа (идет с одной, Акулина с другой стороны. К Акулине).
Я бы даве пришла, да к дочери пошла. Ну, что старик-от? Аль помирать хочет?
Акулина (снимает белье).
А кто его знает. Я на речке была.
Марфа (указывая на Матрену).
Эта чья ж?
Матрена.
А из Зуева, Микиты мать я, из Зуева, родимая. Здравствуйте. Изныл, изныл сердечный, братец-то. Сам выходил. Пошли мне, говорит, сестрицу, потому, говорит…. О! да уж не кончился ли?
ЯВЛЕНИЕ XXIII.
Те же и Анисья (выбегает из избы с криком, хватается за столбик и начинает выть).
О-о-о, и на кого-о-о и оставил и о-о-о и на ко-ого-о-о по-ки-нул о-о-о… вдовой горемычной… век вековать, закрыл ясны очи…
ЯВЛЕНИЕ XXIV.
Те же и кума (Кума и Матрена подхватывают ее под руки. Акулина и Марфа идут в избу. Народ приходит).
Матрена (засучивает рукава).
Вода в чугуне-то есть, что ли? А то и в самоваре, я чай, есть. Не вылили. Потружусь и я.
–
ДЕЙСТВИЕ ТРЕТЬЕ.
ЛИЦА ТРЕТЬЕГО ДЕЙСТВИЯ.
Аким.
Никита.
Акулина.
Анисья.
Анютка.
Митрич – старик-работник, отставной солдат.
Кума Анисьи.
Изба Петра. Зима. После 2-го действия прошло 9 месяцев. Анисья ненарядная сидит за станом, ткет. Анютка на печи. Митрич, старик-работник.
ЯВЛЕНИЕ I.
Митрич (входит медленно, раздевается).
О, Господи помилуй! Что ж, не приезжал хозяин-то?
Анисья.
Чего?
Митрич.
Микита-то из города не бывал?
Анисья.
Нету.
Митрич.
Загулял, видно. О, Господи!
Анисья.
Убрался на гумне-то?
Митрич.
А то как же? Всё как надо убрал, соломкой прикрыл. Я не люблю как-нибудь. О, Господи! Микола милослевый! (Ковыряет мозоли.) А то бы пора ему и быть.
Анисья.
Чего ему торопиться. Деньги есть, гуляет с девкой, я чай…
Митрич.
Деньги есть, так чего ж не гулять. Акулина-то почто в город поехала?
Анисья.
А ты спроси ее, зачем туда нелегкая понесла.
Митрич.
В город-то зачем? В городу всего много, только бы было на что. О, Господи!
Анютка.
Я, матушка, сама слышала. Полушальчик, говорит, тебе куплю, однова дыхнуть, куплю, говорит; сама, говорит, выберешь. И убралась она хорошо как: безрукавку плисовую надела и платок французский.
Анисья.
Уж и точно девичий стыд до порога, а переступила – и забыла. То-то бесстыжая!
Митрич.
Вона! Чего стыдиться-то? Деньги есть, так и гуляй. О, Господи! Ужинать-то рано, что ли? (Анисья молчит.) Пойти погреться пока что. (Лезет на печь.) О, Господи, Матерь пресвятая Богородица, Микола угодник!
ЯВЛЕНИЕ II.
Те же и кума.
Кума (входит).
Не ворочался, видно, твой-то?
Анисья.
Нету.
Кума.
Пора бы. В наш трактир не заехал ли. Сестра Фекла сказывала, матушка моя, стоят там саней много из города.
Анисья.
Анютка! а Анютка!
Анютка.
Чего?
Анисья.
Сбегай ты, донюшка, в трактир, посмотри, уж не туда ли он спьяна заехал?
Анютка (спрыгивает с печи, одевается).
Кума.
И Акулину с собой взял?
Анисья.
А то
