самим Толстым.
Мы не знаем, является ли текст, написанный рукой А. М. Новикова и неизвестного, тем самым переводом Новикова, о котором Толстой говорит в записи дневника от 23 октября 1890 г. Возможно, что этот текст представляет собой уже копию одной или нескольких недошедших до нас рукописей, содержавших в себе перевод Новикова, исправленный Толстым.
Перевод, написанный рукой А. М. Новикова и неизвестного, близок к подлиннику. В нем лишь в ряде случаев опущены некоторые усложненные образные сравнения и натуралистические описания, имеющиеся в подлиннике. Так, после французского текста, переведенного Новиковым следующими словами: «Корабль вошел в линию, где стояли вдоль набережной бок-о-бок корабли из всех стран света, и большие и малые, всевозможных форм и оснасток», в оригинале следует: «trempant comme une bouillabaisse de bateaux en ce bassin trop restreint, plein d’eau putride où les coques se frolent, se frottent, semblent marinées dans un jus de flotte».[408] В переводе это место опущено. Следующее место: «Quelquefois, au fond d’un vestibule, apparaissait derrière une seconde porte ouverte soudain et capitonnée de cuir brun, une grosse fille devêtue, dont les cuisses lourdes et les mollets gras se dessinainet brusquement sous un grossier maillot de coton blanc. Sa jupe сourte avait l’air d’une ceinture bouffante; et la chair molle de sa poitrine, de ses épaules et de ses bras, faisait une tache rose sur un corsage de velours noir bordé d’un galon d’or».[409] Новиковым переведено так: «Иной раз в глубине сеней нечаянно распахивалась дверь, обитая почерневшей медью. [siс!] Из нее показывалась полураздетая девка в грубых бумажных обтянутых штанах, в коротенькой юбке и в бархатном черном нагруднике с золотыми позументами». Слова «vêtue en gros baby ou en chanteuse de café-concert»[410] переведены: «одетая арфисткой».
С другой стороны, в тексте, написанном рукой Новикова и неизвестного, кое-где натуралистические подробности даже усилены. Так, слово «fille»[411] всюду переведено — «девка»; слова «L’homme, soulevé par се contact»[412] переведены: «Парень, размякший от похоти»; слова «pleins de chair de femme»[413] переведены — «полных бабьего мяса».
В одном случае, видимо намеренно, одно предложение подлинника в переводе заменено предложением совершенно другим по смыслу. После того как у Мопассана сказано о том, что каждый матрос выбрал себе в трактире подругу и уж не расставался с ней весь вечер в подлиннике добавлено: «car le populaire n’est pas changeant».[414] Вместо этих слов в переводе: «такой был обычай в трактире». В самом конце рассказа слова подлинника «en pleurant autant que lui jusqu’au matin»[415] переведены: «и горькими слезами до утра проплакала над ним».
Работа Толстого над рукописью, написанной рукой А. М. Новикова и неизвестного, свелась в основном к следующему.
Язык перевода упрощен, отдельные фразы частью исключены, частью сжаты, язык диалогов исправлен в направлении к языку народной речи. Далее Толстым, вместо зачеркнутого конца рассказа, где говорится о том, что Селестина Дюкло уложили в комнате Франсуазы, и Франсуаза проплакала у его постели до утра, написан самостоятельно новый конец, не находящий себе соответствия в тексте Мопассана. Три матроса пытаются отвести Дюкло наверх. Он вскакивает вдруг на ноги, бьет по руке матроса, обнимавшего девушку, отталкивает его от нее и затем говорит ему укоризненно о том, что девушка — его сестра, и все они чьи-нибудь сестры. Потом он, разрыдавшись, без шапки выбегает на улицу. После этого зачеркнута фраза: «Когда товарищи расплатились и вышли за ним, они уже не нашли его». Рассказу дано заглавие — «Всё наши сестры».
Судя по отличию печатного текста от текста исправленной рукописи, Толстой еще раз исправил рассказ, в подробностях внеся много изменений. Рукопись с этими исправлениями до нас не дошла (корректур, по всем видимостям, Толстой не держал), но сохранилась, как указано выше, копия с этой рукописи, написанная рукой А. П. Иванова. Судя по тексту этой копии, последние исправления Толстого в рассказе сводились к следующему. Заглавие «Всё наши сестры» было заменено заглавием «У девок». Слова: «полных бабьего мяса» заменены словами: «полных женскими телами», стр. 253, строка 5. После слов: «кто лил себе в глотку вино», стр. 253, строки 22–23 исключена морализирующая фраза: «3верь, сидящий в человеке, был разнуздан». В рассказе Франсуазы о своем падении исключены следующие слова, имеющие соответствие и во французском тексте: «Эх, видела я горе. Была в Руане, в Эвре, в Лиле, в Бордо, в Перпиньяне, в Ницце, всё по домам, а вот теперь здесь в Марселе». Исключены две фразы, в которых говорится о том, что Франсуаза, после того как она и Селестин Дюкло узнали друг друга, всё еще сидела верхом на коленях у брата. Фраза: «И он вдруг схватил своими большими матросскими лапами ее голову и поцеловал ее» заменена фразой: «и, схватив своими большими матросскими лапами ее голову, пристально стал вглядываться в ее лицо».
Около 1 ноября или в этот день перевод “Le port“ и «Дорого стоит» были отправлены Черткову в Петербург. В письме к нему от 1 ноября (дата почтового штемпеля) Толстой писал: «Вот два рассказа Мопассана: хорошо бы их напечатать отдельной книжечкой. Может быть, вы устроите» (AЧ). В ответ на недошедшее до нас письмо Черткова, в котором Чертков предлагал неизвестные нам соображения относительно напечатания этих рассказов, Толстой писал ему 22 декабря того же года (дата почтового штемпеля): «План ваш насчет помещения Г. де Мопассана очень хорош и так делайте. Заглавие надо бы переменить. Можно так: «Обычное удовольствие молодых людей» или что-нибудь в этом роде» (AЧ).
В ответном письме Толстого речь идет уже лишь об одном рассказе, переведенном из Мопассана, именно о рассказе, тогда озаглавленном «У девок». Видимо, уже в эту пору выяснилось, что «Дорого стоит» цензурой не будет пропущено.
«У девок» решено было напечатать в газете А. С. Суворина «Новое время», но Суворин настаивал на смягчении некоторых выражений, казавшихся ему неудобными с точки зрения благоприличия, о чем он писал в следующем письме к Черткову от 2 января 1891 г.: «Относительно рассказа Мопассана «Le port», который вы окрестили в такое чрезвычайно тенденциозное заглавие — «Обычное удовольствие молодых людей» и длинное до невозможности, скажу следующее. 1) Заглавие невозможное. Выберите другое — короткое — «Сестры», например. Оно же отвечает и внутреннему смыслу, который прибавил к рассказу Лев Николаевич в конце. Эта прибавка великолепна положительно. 2) Необходимо кое-где смягчить выражения, напр., вместо «девки» иногда употребить слово «женщины», вместо «похоть» сказать как-нибудь иначе (у Мопассана «un appétit d’amour»)[416] и дозволить Франсуазе не сидеть «верхом на коленке», хотя у Мопассана это так же. Вот и всё. Такие смягчения необходимы даже для того, чтоб рассказ прочли побольше читателей. Во всяком случае, иначе, как с этими смягчениями, я его печатать не буду, ибо не могу. Мне очень жаль, что Лев Николаевич выпустил последние строки рассказа, где говорится о Франсуазе, что она оставалась «au pied de la couche criminelle, en pleurant autant que lui jusqu’au matin». [417] Но это, быть может, так и надо. Относительно подписи вы напрасно беспокоитесь: я очень хорошо понимаю, что под такими пустяками Льву Николаевичу и не следует подписываться. Издавать его отдельно я не стану, а похлопотать в цензуре готов, чтобы его пропустили для ваших книжек. Но приведут ли к чему хлопоты ручаться не могу» (AЧ).
Об этом письме Чертков писал Толстому 6 января 1891 г. следующее: «Я получил от Суворина ответ, что он может напечатать «У девок» лишь в том случае, если ему разрешат смягчить немного несколько выражений. Так как он обстоятельно сообщает, что именно он хочет смягчить, из чего видно, что он не исказит смысла содержания, и так как мы навряд ли найдем другой путь для издания этой вещи, то я уведомляю его, что он может это сделать, будучи уверен, что если б я вас спросил об этом, то вы бы согласились бы, и не желая затягивать дела излишнею перепискою» (АТ).
О том же писал Толстому H. С. Лесков в письме от 4 января 1891 г.: «Слышал от Алексея Сергеевича[418] о присланном ему от Черткова рассказе, составленном вами по Мопассану. Чертков пишет, чтобы «не изменять ни одного слова», а Суворин видит крайнюю необходимость изменить одно слово — именно слово «девка», имеющее у нас очень резкое значение. Я думаю, что эту уступку надо сделать, и советывал Суворину писать об этом прямо вам, так как этак дело будет короче, и есть возможность скорее сговориться».[419] На это письмо Толстой отвечал Лескову в необнаруженном до сих пор письме. 17 января 1891 г. (дата почтового штемпеля) Толстой пишет Черткову: «От Лескова получил известие, что Мопассана рассказ получен у Суворина и что они стесняются изменять; я им послал carte blanche»[420] (AЧ).
В ответ на письмо Толстого Лесков писал 12 января: «Был у Суворина и дал ему прочесть ваше письмо в месте, касающемся рассказа. Суворин был очень рад тому, что этим путем получилась развязка, которой напрасно ожидали от Черткова. Теперь рассказ пойдет на следующей неделе. Изменения будут только в том, что придется выпустить слово «похоть» и заменить слово «девка», имеющее специальное значение, словом «женщина». Что же касается заглавия, то мы его обдумали втроем и остановились на предположенном мною названии по имени, т. е. «Франсуаза». Это — самое удобное, простое, краткое, скромное и «приличное». Кроме того, по этому имени легко будет и вспоминать произведение. Ваше имя нигде упомянуто не будет. Думаю, что всё это сделано как следует. Заглавия вроде «Сестра» или «Ошибка», по-моему, были бы хуже, чем «Франсуаза».[421]
О своих переговорах с Сувориным в связи с печатанием Франсуазы в письме к Толстому от 19 января Чертков писал: «В тех изменениях, которые он мне предложил, было чересчур много подлаживания под так называемый «приличный тон», и хотя я, зная, что таково будет и ваше желание, предоставил ему сделать эти изменения, но указал в них на то, что, по моему мнению, ослабляет смысл содержания, и он таким образом знает, что мы следим и дорожим существенными оттенками» (АТ).
Рассказ под заглавием «Франсуаза» с пометкой «Рассказ по Мопассану» был напечатан без подписи Толстого в № 5366 «Нового времени» от 5 февраля 1891 г.
Суворин довольно широко использовал данное ему Толстым carte blanche и сделал в рассказе исправления, которые должны были придать ему «приличный тон» и которые по своему количеству превышали число тех желательных исправлений, какие были указаны им в письме к Черткову.
Так, слово «девка» всюду, за исключением двух случаев в конце рассказа, заменено словом
