бы быть причиной впадения в разврат.
А то ведь это всё равно, как если бы земледелец не считал посевом тот посев, который не удался ему, а, сея на другом и третьем месте, считал бы настоящим посевом тот, который удается ему. Очевидно, что такой человек испортил бы много земли и семян и никогда бы не научился сеять. Только поставьте идеалом целомудрие, считайте, что всякое падение кого бы то ни было с кем бы то ни было есть единственный, неразрывный на всю жизнь брак, и будет ясно, что руководство, данное Христом, не только достаточно, но единственно возможно.
«Человек слаб, надо дать ему задачу по силам», говорят люди. Это всё равно, что сказать: «руки мои слабы, и я не могу провести линию, которая была бы прямая, т. е. кратчайшая между двумя точками, и потому, чтоб облегчить себя, я, желая проводить прямую, возьму за образец себе кривую или ломаную». Чем слабое моя рука, тем нужнее мне совершенный образец.
Нельзя, познав христианское учение идеала, делать так, как будто мы не знаем его, и заменять его внешними определениями. Христианское учение идеала открыто человечеству именно потому, что оно может руководить его в теперешнем возрасте.
Человечество уже выжило период религиозных, внешних определений, и никто уже не верит в них.
Христианское учение идеала есть то единое учение, которое может руководить человечеством. Нельзя, не должно заменять идеал Христа внешними правилами, а надо твердо держать этот идеал перед собой во всей чистоте его и, главное, верить в него.
Плавающему недалеко от берега можно было говорить: «держись того возвышения, мыса, башни» и т. п.
Но приходит время, когда пловцы удалились от берега, и руководством им должны и могут служить только недостижимые светила и компас, показывающий направление. А то и другое дано нам.
—
ПЛОДЫ ПРОСВЕЩЕНИЯ
Комедия в 4-х действиях
ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА
Леонид Федорович Звездинцев, отставной поручик конной гвардии, владетель 24 тысяч десятин в разных губерниях. Свежий мужчина, около 60 лет, мягкий, приятный, джентльмен. Верит в спиритизм и любит удивлять других своими рассказами.
Анна Павловна Звездинцева, его жена, полная, молодящаяся дама, озабоченная светскими приличиями, презирающая своего мужа и слепо верящая доктору. Дама раздражительная.
Бетси, их дочь, светская девица, лет 20-ти, с распущенными манерами, подражающими мужским, в pince-nez. Кокетка и хохотунья. Говорит очень быстро и очень отчетливо, поджимая губы, как иностранка.
Василий Леонидыч, их сын, 25-ти лет, кандидат юридических наук, без определенных занятий, член общества велосипедистов, общества конских ристалищ и общества поощрения борзых собак. Молодой человек, пользующийся прекрасным здоровьем и несокрушимой самоуверенностью. Говорит громко и отрывисто. Либо вполне серьезен, почти мрачен, либо шумно-весел и хохочет громко.
Алексей Владимирович Кругосветлов, профессор. Ученый, лет 50-ти, с спокойными, приятно самоуверенными манерами и такою же медлительною, певучей речыо. Охотно говорит. К несоглашающимся с собой относится кротко-презрительно. Много курит. Худой, подвижный человек.
Доктор, лет 40, здоровый, толстый, красный человек. Громогласен и груб. Постоянно самодовольно посмеивается.
Марья Констaнтиновна, девица лет 20-ти, воспитанница консерватории, учительница музыки, с махрами на лбу, в преувеличенно-модном туалете, заискивающая и конфузящаяся.
Петрищев, лет 28, кандидат филологических наук, ищущий деятельности, член тех же обществ, как и Василий Леонидыч, и, кроме того, общества устройства ситцевых и коленкоровых балов. Плешивый, быстрый в движениях и речи и очень учтивый.
Баронесса, важная дама, лет 50-ти, неподвижная, говорит без интонаций.
Княгиня, светская дама, гостья.
Княжна, светская девица, гримасница, гостья.
Графиня, древняя дама, насилу движущаяся, с фальшивыми буклями и зубами.
Гросман, брюнет еврейского типа, очень подвижный, нервный, говорит очень громко.
Толстая барыня, Марья Васильевна Толбухина, очень важная, богатая и добродушная дама, знакомая со всеми замечательными людьми, прежними и теперешними. Очень толстая, говорит поспешно, стараясь переговорить других. Курит.
Барон Клинген (Кокò), кандидат Петерб. университета, камер-юнкер, служащий при посольстве. Вполне correct и потому спокоен душою и тихо весел.
Дама.
Барин (без слов).
Сахатов, Сергей Иванович, лет 50-ти, бывший товарищ министра, элегантный господин, широкого европейского образования, ничем не занят и всем интересуется. Держит себя достойно и даже несколько строго.
Федор Иваныч, камердинер, лет под 60-т. Образованный и любящий образование человек, злоупотребляющий употреблением pince-nez и носового платка, который он медленно развертывает. Следит за политикой. Человек умный и добрый.
Григорий, лакей, лет 28, красавец собой, развратный, завистлирый и смелый.
Яков, лет 40, буфетчик, суетливый, добродушный, живущий только деревенскими семейными интересами.
Семен, буфетный мужик, лет 20. Здоровый, свежий деревенский малый, белокурый, без бороды еще, спокойный, улыбающийся.
Кучер, лет 35. Щеголь, с усами только, грубый и решительный.
Старый повар, лет 45, лохматый, не бритый, раздутый, желтый, трясущийся, в нанковом летнем оборванном пальто и грязных штанах, и опорках, говорит хрипло. Слова вырываются из него как бы через преграду.
Кухарка, говорунья, недовольная, лет 30.
Таня, горничная, лет 19-ти, энергическая, сильная, веселая и быстро изменяющая настроение девушка. В минуты сильного возбуждения радости взвизгивает.
1-й мужик, лет 60-ти, ходил старшиной, полагает, что знает обхождение с господами, и любит себя послушать.
2-й мужик, лет 45, хозяин, грубый и правдивый, не любит говорить лишнего. Отец Семена.
3-й мужик, лет 70-ти, в лаптях, нервный, беспокойный, торопится, робеет и разговором заглушает свою робость.
1-й выездной лакей графини. Старик старого завета, с лакейской гордостью.
2-й выездной лакей, огромный, здоровый, грубый.
Артельщик из магазина. В синей поддевке, с чистым румяным лицом. Говорит твердо, внушительно и ясно.
Действие происходит в столице, в доме Звездинцевых.
—
ДЕЙСТВИЕ I
Театр представляет переднюю богатого дома в Москве. Три двери: наружная, в кабинет Леонида Федоровича и в комнату Василья Леонидыча. Лестница наверх, во внутренние покои; сзади нее проход в буфет.
ЯВЛЕНИЕ 1-е
Григорий (молодой и красивый лакей, глядится в зеркало и прихорашивается).
Григорий.
А жаль усов! Не годится, говорит, лакею усы! А отчего? Чтобы видно было, что ты лакей. А то как бы не превзошел сынка ее любезного. И есть кого! Хоть и без усов, а далеко ему… (Вглядывается с улыбкой.) И сколько их за мной волочатся! Только никто вот не нравится, как Таня эта! Простая горничная! Нда! А вот лучше барышни. (Улыбается.) Да и мила! (Прислушивается.) Вот, она и есть! (Улыбается.) Вишь постукивает каблучками… в-ва!..
ЯВЛЕНИЕ 2-е
Григорий и Таня (с шубкой и ботинками).
Григорий.
Татьяне Марковне мое почтение!
Таня.
Что, смотритесь всё? Думаете, очень из себя хороши?
Григорий.
А что, неприятен?
Таня.
Так, ни приятен ни неприятен, а середка на половину. Что ж это у вас шубы-то понавешаны?
Григорий.
Сейчас, сударыня, уберу. (Снимает шубу и накрывает ею Таню, обнимая ее.) Таня, что я тебе скажу…
Таня.
Ну вас совсем! И к чему это пристало! (Сердито вырывается.) Говорю же, оставьте!
Григорий (оглядывается).
Поцелуйте же.
Таня.
Да что вы в самом деле пристали? Я вас так поцелую!.. (Замахивается.)
Василий Леонидыч. (За сценой слышен звонок и потом крик.)
Григорий!
Таня.
Вон, идите, Василий Леонидыч зовет.
Григорий.
Подождет, он только глаза продрал. Слушай-ка, отчего не любишь?
Таня.
И какие такие любови выдумали! Я никого не люблю.
Григорий.
Неправда, Семку любишь. И нашла же кого, буфетного мужика сиволапого!
Таня.
Ну, какой ни-на-есть, да вот вам завидно.
Василий Леонидыч (за сценой).
Григорий!
Григорий.
Поспеешь!.. Есть чему завидовать! Ведь ты только начала образовываться и с кем связываешься? То ли дело меня бы полюбила… Таня…
Таня (сердито и строго).
Василий Леонидыч (зa сценой).
Григорий!!!
Григорий.
Василий Леонидыч (зa сценой, упорно, ровно, во всю мочь кричит).
Григорий! Григорий! Григорий!
(Таня и Григорий смеются.)
Григорий.
Меня ведь какие любили!
(Звонок.)
Таня.
Ну и идите к ним, а меня оставьте.
Григорий.
Глупая ты, посмотрю. Ведь я не Семен.
Таня.
Семен жениться хочет, а не глупости.
ЯВЛЕНИЕ 3-е
Григорий, Таня и артельщик (несет большой картон с платьем).
С добрым утром!
Григорий.
Здравствуйте. От кого?
От Бурде, с платьем, да вот записка барыне.
Таня (берет записку).
Посидите тут, я подам. (Уходит.)
ЯВЛЕНИЕ 4-е
Григорий, артельщик и Василий Леонидыч (высовывается из двери в рубашке и туфлях).
Василий Леонидыч.
Григорий!
Григорий.
Василий Леонидыч.
Григорий! разве не слышишь?
Григорий.
Я только пришел.
Василий Леонидыч.
Воды теплой и чаю.
Григорий.
Сейчас Семен принесет.
Василий Леонидыч.
А это что? От Бурдье?
Так точно-с.
(Василий Леонидыч и Григорий уходят. — Звонок.)
ЯВЛЕНИЕ 5-е
Артельщик и Таня (вбегает на звонок и отворяет дверь).
Таня (артельщику).
Подождите.
И так дожидаюсь.
ЯВЛЕНИЕ 6-е
Артельщик, Таня и Сахатов (входит в дверь).
Таня.
Извините, сейчас вышел лакей. Да вы пожалуйте. Позвольте! (Снимает шубу.)
Сахатов (оправляясь).
Дома Леонид Федорович? Встали?
(Звонок.)
Таня.
Как же, давно уж!
ЯВЛЕНИЕ 7-е
Артельщик, Таня и Сахатов. Входит Доктор.
Доктор (ищет лакея. Увидав Сахатова, с развязностью).
А? мое почтение!
Сахатов (пристально вглядывается).
Доктор, кажется?
А я думал, что вы за границей. К Леониду Федоровичу?
Сахатов.
Да. А вы что же? Болен разве кто?
Доктор (посмеиваясь).
Не то чтобы болен, а знаете, с этими барынями беда! До трех часов каждый день сидит за винтом, а сама тянется в рюмку. А барыня сырая, толстая, да и годочков-то немало.
Сахатов.
Вы так и Анне Павловне высказываете ваш диагноз? Ей не нравится, я думаю.
Доктор (смеясь).
Что же, правда. Все эти штуки проделывают, а потом расстройство пищеварительных органов, давление на печень, нервы, — ну, и пошла писать, а ты ее подправляй. Беда с ними! (Посмеивается.) А вы что? Вы, кажется, спирит тоже?
Сахатов.
Я? Нет, я не спирит тоже… Ну, мое почтение! (Хочет итти, но доктор останавливает.)
Нет, ведь я тоже не отрицаю вполне, когда такой человек, как Кругосветлов, принимает участие. Нельзя же! Профессор, европейская известность. Что-нибудь да есть. Хотелось бы как-нибудь посмотреть, да всё некогда, другое дело есть.
Сахатов.
Да, да. Мое почтение! (Уходит с легким поклоном.)
Доктор (Тане).
Встали?
Таня.
В спальне. Да вы пожалуйте.
(Сахатов и Доктор расходятся в разные стороны.)
ЯВЛЕНИЕ 8-е
Артельщик, Таня и Федор Иваныч (входит с газетой в руках).
Федор Иваныч (к Артельщику).
Вы что?
От Бурде с платьем да с запиской. Велели подождать.
Федор Иваныч.
А, от Бурде! (К Тане.) Кто это прошел?
Таня.
Сахатов, Сергей Иваныч, и еще доктор. Они тут постояли, поговорили. Всё о спиритичестве.
Федор Иваныч (поправляя)
Об спиритизме.
Таня.
Да я и говорю об спиритичестве. А вы слышали, Федор Иваныч, как прошлый раз удалось хорошо? (Смеется.) И стучало, и вещи перелетали.
Федор Иваныч
А ты почем знаешь?
Таня.
А Лизавета Леонидовна сказывали.
ЯВЛЕНИЕ 9-е
Таня, Федор Иваныч, Артельщик и Яков-буфетчик (бежит с стаканом чаю)
Яков (к Артельщику).
Здравствуйте!
Артельщик (грустно).
Здравствуйте.
(Яков стучит в дверь к Василью Леонидычу.)
ЯВЛЕНИЕ 10-е
Те же и Григорий
Григорий.
Давай.
Яков.
А стаканы вчерашние всё не принесли, да и поднос от Василья Леонидыча. Ведь с меня спросят.
Григорий.
Поднос занят у него с сигарками.
Яков.
Так вы переложите. Ведь с меня взыскивают.
Григорий.
Принесу, принесу!
Яков.
Вы говорите, принесу, а его нет. Намедни хватились, а подавать не на чем.
Григорий.
Да принесу, говорю. Эка суета!
Яков.
Вам хорошо так говорить, а я вот третий чай подавай да завтракать собирай. Треплешься, треплешься день деньской. Есть ли у кого в доме больше моего дела? А всё нехорош!
Григорий.
Да уж чего лучше? Вишь как хорош!
Таня.
Вам все нехороши, только вы один…
Григорий (к Тане).
Тебя не спросили! (Уходит.)
ЯВЛЕНИЕ 11-е
Таня, Яков, Федор Иваныч и Артельщик.
Яков.
Да что, я не обижаюсь, Татьяна Марковна, барыня не говорила ничего про вчерашнее?
Таня.
Это об лампе-то?
Яков.
И как это она вырвалась из рук, Бог ее знает. Только стал обтирать, хотел перехватить, — вышмыгнула как-то… В мелкие кусочки! Всё мое несчастье! Ему хорошо, Григорию-то Михайлычу, говорить, как он один головой, а вот как
