глав Черткову в Воронежскую губернию с М. Н. Чистяковым.
В рукописи I главы (AЧ 20/22, л. 49) Толстой писал о правительственных репрессиях против отказывающихся от военной службы: «Самое удобное для правительства было бы, разумеется, казнить отказывающегося: засечь палками или каким-нибудь иным способом, как это делалось прежде; но железные дороги, телеграфы, печать; нельзя этого сделать тайно». Для продолжения этого текста Толстой на полях л. 49 делает вставку о Чингис-хане со ссылкой на слова А. И. Герцена, высказанные Герценом в «Письме к императору Александру II (по поводу книги барона Корфа)», напечатанном в «Колоколе» 1857 г.84 Текст вставки был следующий: «Как говорил когда-то Герцен: Чингис-хан с железными дорогами, телеграфами был бы ужасен; но, к счастью, самые железные дороги и телеграфы не позволяют Чингис-хану быть вполне Чингис-ханом».
В апреле 1891 г. из Ясной Поляны М. Л. Толстой были посланы Черткову черновые рукописи трактата. Ознакомившись по ним с I главой, Чертков нашел в ней излишние резкости против русского правительства. В письме от 29 апреля 1891 г. он отрицательно отнесся к тому, что Толстой упоминает о Чингис-хане с ссылкой на слова Герцена. В Дневнике 10 мая 1891 г. Толстой отметил: «Хорошее было письмо от Черткова, который осуждает за резкость в статье. Вчера отвечал ему» (т. 52, стр. 31). Толстой ответил Черткову 8 мая 1891 г.: «Получил вчера ваше заказное письмо… Большое спасибо вам за него. Не могу вам выразить, какое остро-радостное чувство я испытал, читая его. Острое, потому что было чувство оскорбленного самолюбия, но чувство сознания правды, добра и благодарности настолько было сильнее, что неприятное чувство только придавало saveur85 всему. Разумеется, я всё это вычеркну. И это письмо да будет у вас доказательством того, что я желаю и прошу вас вычеркнуть прежде, чем отдать переводить, вычеркнуть всё недоброе» (т. 87, стр. 88).
В последней рукописи I главы (АЧ 20/23) текст о Чингис-хане с ссылкой на слова А. И. Герцена был вычеркнут и в печатную редакцию не вошел. Текст, предшествующий вставке о Чингис-хане, вошел в печатную редакцию с значительными изменениями (см. печ. текст, стр. 24, строки 10—13). Кроме того, самый конец I главы, где говорилось о правительственных репрессиях и преследованиях отказавшихся от военной службы, был вычеркнут полностью.
Еще в ранней рукописи АЧ 19/16, восходящей к автографу (рук. АЧ 19/7), превратившемуся впоследствии во II главу, Толстой вспоминал свое письмо к обер-прокурору Синода К. П. Победоносцеву, вызванное событиями 1881 г. Известно, что после убийства Александра II Толстой обратился к Александру ІІI с письмом, доказывая в нем, что царь, как христианин, должен простить обвиняемых по делу о цареубийстве; просил Победоносцева передать это письмо Александру III (т. 63, стр. 44—60). Победоносцев, ознакомившись с письмом, отказался выполнить просьбу Толстого и ответил ему уже после казни народовольцев: «Прочитав письмо Ваше, я увидел, что Ваша вера одна, а моя и церковная другая, и что наш Христос – не Ваш Христос. Своего я знаю мужем силы и истины, исцеляющим расслабленных, а в Вашем показались мне черты расслабленного, который сам требует исцеления. Вот почему я по своей вере и не мог исполнить Ваше поручение» (ГМТ).
В рукописи AЧ 19/16 (л. 20 – автограф) Толстой приводит ответ Победоносцева, называя его фамилию: «Мне писал Победоносцев на мою просьбу во имя христианства ходатайствовать о прощении убийц 1-го марта, что его, Победоносцева, Христос не есть Христос смирения и слабости, а Христос силы и власти (не помню точных слов, но смысл этот самый)».
Этот текст о Победоносцеве попадает в более позднюю рукопись AЧ 20/22 главы II86 уже в иной редакции, и Толстой говорит в ней о Победоносцеве, не называя его фамилии: «Один борец за православие, занимающий важную должность, на мою просьбу во имя христианства ходатайствовать о прощении убийц, отвечал мне, что Христос, которого исповедует он, этот его православный Христос, не есть мой Христос (как он выразился), Христос смирения и слабости, а Христос силы и власти, т. е. такой, который не только не велит прощать убийц, но велит казнить их. Не помню точных слов, но смысл этот самый» (л. 58 – копия с большими авторскими дополнениями).
В этой рукописи (л. 58) на полях Толстой делает вставку о поэте В. А. Жуковском, имея в виду его статью «О смертной казни» (1849): «Не знаю лучшего примера… извращения христианства людьми, стоящими у власти, как записка сладкого, изнеженного христианского поэта Жуковского о том, как устроить смертную казнь в церкви. Как это будет трогательно».
Вышеупомянутые высказывания Толстого о Победоносцеве и поэте Жуковском в окончательный текст II главы не вошли. Но безусловно Толстой имел в виду ответ Победоносцева на свое письмо по поводу события 1 марта 1881 г., когда писал в завершенной редакции II главы: «Если бы все люди знали, что церковь проповедует Христа, казнящего и не прощающего и воюющего, то никто бы не верил в эту церковь и некому было бы доказывать то, что она доказывает».
21—25 июня 1891 г. в Ясной Поляне у Толстого гостил И. И. Горбунов-Посадов. Во время пребывания там он ознакомился с рукописью трактата. 25 июня Толстой «прочел ему начало 6-й главы» (т. 52, стр. 42).
В письме от 6 июля И. И. Горбунов-Посадов предлагал Толстому в VI главе (четвертой в окончательной редакции), там, где говорится о заповедях Христа, внести изменения: «Вы употребили здесь «можно», – писал он, – конечно, вместо старого «должно», отнимая этим у заповедей характер правил. Но мне кажется, что слово это «можно» звучит как-то уже слишком слабо. Нельзя ли так – «ниже которых для человека недостойно и уже вполне возможно не спускаться…» (ГМТ).
Толстой обещал изменить свои «выражения» (т. 66, стр. 18). После этого письма И. И. Горбунова-Посадова он внес свои исправления в недошедшую до нас рукопись, которые потом красными чернилами были перенесены переписчиком в последние рукописи IV главы (AЧ 22/64, 88, AЧ 35/420). Судя по этим авторским поправкам Толстой лишь частично воспользовался советом И. И. Горбунова-Посадова: в пяти фразах, где говорилось о заповедях Христа, он вместо слов: «ниже которой можно не спускаться» поставил: «ниже которой вполне возможно не спускаться» (см. печ. текст, стр. 80).
В окончательной редакции V главы, говоря о стачках, рабочих союзах, Толстой так определяет положение господствующих классов: «Правящие классы по отношению рабочих находятся в положении подмявшего под себя противника и держащего, не выпуская его, не столько потому, что он не хочет выпустить его, сколько потому, что он знает, что стоит ему выпустить на мгновение подмятого, чтобы самому быть сейчас же зарезанным, потому что подмятый озлоблен и в руке его нож».
Это высказывание Толстого перекликается с его мыслями, записанными в Дневнике 15 ноября 1890 г.: «Я писал дальше об угнетении. Думал: К статье о противл[ении]. Низшие рабочие классы всегда ненавидят и только ждут возможности выместить всё накипевшее, но верх теперь прав[ящих] классов. Они лежат на рабочих и не могут выпустить: если выпустят, им конец. Всё остальное игра и комедия; сущность дела – это борьба на жизнь и смерть. Они, как разбойники, караулят добычу и защищают добычу от других» (т. 51, стр. 105).
В других дневниковых записях Толстого тоже содержатся его высказывания по вопросу о противоречиях между правящими классами и рабочими массами, использованные им в его трактате.87
Черновые рукописи Толстого заключают в себе его мысли по этому вопросу, представляющие большой интерес, хотя автором они и не были включены в окончательный текст трактата (см. вар. № 4).
В VI главе Толстой поместил в собственном переводе высказывания о войне из сочинений Мопассана («Sur l’eau»), Рода («Le sens de la vie») и Вогюэ («A travers l’exposition. IX. Dernières remarques» – «Revue des Deux Mondes», 1889, novembre.
О Вогюэ Толстой писал еще в Дневнике 22 ноября 1889 г., имея в виду вышеупомянутую его статью, отрывок из которой он привел в VI главе трактата: «Статья Вогюэ о выставке и о войне – надо выписать: оставим, мол, болтунов толковать о том, что благо человечество достигнет наукой, трудом, общением и наступит золотой век, который, если бы наступил, то был бы мерзостью. Нужна кровь и т. д. Очень хотелось писать об этом» (т. 50, стр. 181—182). В завершенной редакции VI главы Толстой писал о Вогюэ, что «люди, которые, как Вогюэ и др., исповедуя закон эволюции, признают войну не только неизбежной, но полезной и потому желательной, – эти люди страшны, ужасны своей нравственной извращенностью» (см. варианты о войне за №№ 5—7).
В 1891 г. в России появился в русском переводе пацифистский роман из эпохи франко-прусской войны немецкой писательницы Берты фон Зутнер (1843—1914) «Waffen nieder!» («Долой оружие!»). Ознакомившись с романом в русском переводе, вышедшем под редакцией Ф. И. Булгакова, Толстой обратился к его автору с письмом от 9 октября 1891 г.: «Я читал ваш роман, который мне прислал г. Булгаков, в то время, как получил ваше письмо.
Я очень ценю ваше произведение, и мне приходит мысль, что опубликование вашего романа является счастливым предзнаменованием.
Отмене невольничества предшествовала знаменитая книга женщины, г-жи Бичер-Стоу, дай бог, чтобы ваша книга предшествовала уничтожению войны. Я не верю, чтобы третейский суд был действенным средством для уничтожения войны. Я заканчиваю одно писание по этому предмету, в котором говорю об единственном средстве, которое, по моему мнению, может сделать войны невозможными. Между тем все усилия, подсказанные искренной любовью к человечеству, принесут свои плоды, и конгресс в Риме, я в этом уверен, будет много содействовать, как и прошлогодний конгресс в Лондоне, популяризации идеи о явном противоречии, в котором находится Европа, между военным положением народов и нравственными правилами христианства и гуманности, которые они исповедуют» (т. 66, стр. 58—60).
Закончив чтение романа Берты Зутнер, Толстой 21 октября отметил в Дневнике: «Вечером читал и кончил «Долой оружие». Хорошо собрано. Видно горячее убеждение, но бездарно» (т. 52, стр. 56).
В завершенной редакции VI главы Толстой высказал отрицательное отношение к конгрессам мира. О втором конгрессе мира, состоявшемся в июне 1890 г. в Лондоне, он писал: «Вот результаты конгресса: собрав с разных концов света от ученых лично или письменно их мнения, конгресс, начав молебствием в соборе и кончив обедом со спичами, в продолжение 5 дней выслушал много речей и пришел к следующим решениям». Далее Толстой излагает 19 пунктов решения этого конгресса, резко обличая его лицемерную деятельность.
В этой же главе Толстой отрицательно отозвался и о третейских судах: «Удивительно, чем могут себя обманывать люди, когда им нужно
