ужасно, что мне кажется, что он прав.
Княгиня. Это оттого, что вы любите его.
Марья Ивановна. Не знаю отчего, только ужасно, ужасно. Всё так и остается нерешенным. Вот и христианство.
(Входит няня.)
ЯВЛЕНИЕ III
Те же и няня.
Няня. Пожалуйте, Николенька зовет, проснулся.
Марья Ивановна. Сейчас. Я встревожена, и у него животик разболелся. Иду, иду.
(Из другой двери входит Николай Иванович с бумагой в руках.)
ЯВЛЕНИЕ IV
Марья Ивановна, княгиня и Николай Иванович.
Николай Иванович. Нет, это невозможно.
Марья Ивановна. Что такое!
Николай Иванович. А то, что за нашу какую-то елку Петра сажают в тюрьму.
Марья Ивановна. Как?
Николай Иванович. А так. Он срезал, подали к мировому, тот приговорил на три месяца в острог. Его жена пришла.
Марья Ивановна. Ну что ж, разве нельзя?
Николай Иванович. Теперь нельзя. Одно можно: не иметь леса. И я не буду иметь его. Но что же делать? Пойду к нему посмотреть, нельзя ли помочь то[му], что мы же сделали. (Идет на террасу и встречается с Борисом и Любой.)
ЯВЛЕНИЕ V
Те же, Борис и Люба.
Люба. Здравствуй, папа! (Целует.) Ты куда?
Николай Иванович. С деревни и опять на деревню. Там теперь тащат в тюрьму голодного человека за то, что он…
Люба. Верно, Петр?
Николай Иванович. Да, Петр. (Уходит.)
ЯВЛЕНИЕ VI
Те же, без Николая Ивановича.
Люба (садится за самовар). Вам кофе или чаю?
Борис. Всё равно.
Люба. Всё то же. Я не вижу этому конца.
Борис. Я не понимаю его. Я знаю, что народ беден, темен, что надо помочь ему, но не тем же, чтобы поощрять воров.
Люба. Чем же?
Борис. Всей нашей деятельностью. Все свои знания положить на служение ему, но жизнь свою нельзя отдавать.
Люба. А папа говорит, что именно это-то и нужно.
Борис. Не понимаю. Можно служить народу, не губя свою жизнь. Я так хочу устроить свою жизнь. Если ты только…
Люба. Я хочу того, что ты хочешь, и ничего не боюсь.
Борис. А эти сережки, это платье?
Люба. Сережки продать, а платье не такое, но все-таки можно быть не уродом.
Борис. Мне хочется еще поговорить с ним. Как ты думаешь я не стесню его, если приду к нему на деревню?
Люба. Нисколько. Я вижу, что он полюбил тебя и всё больше к тебе обращался вчера.
Борис (допивает кофе). Так я пойду.
Люба. Ну, иди, а я пойду будить Лизаньку и Тоню.
(Оба расходятся.)
[Занавес.]
Сцена переменяется. Улица. У избы лежит Иван Зябрев, накрыт тулупом.
ЯВЛЕНИЕ I
Иван Зябрев один.
Иван. Малашка!
(Из-за избы выходит крошечная девочка с малым на руках. Малый кричит.)
ЯВЛЕНИЕ II
Иван Зябрев и Малашка с малым.
Иван. Воды. Испить.
(Малашка уходит в избу, слышно там крик ребенка, выносит ковш воды.)
Иван. Что ты малого всё бьешь, что он орет. Вот я матери скажу.
Малашка. Говори матери. С голоду ореть.
Иван (пьет). А молока бы попросила у Демкиных.
Малашка. Ходила, нету. Да и дома никого нету.
Иван. Ах, хоть бы смерть пришла. Звонили к обеду, что ль?
Малашка. Голомя̀. Звонили. Вон барин идеть.
(Входит Николай Иванович.)
ЯВЛЕНИЕ III
Те же и Николай Иванович.
Николай Иванович. Ты что же сюда вышел?
Иван. Да муха там, да и жарко.
Николай Иванович. Что же, согрелся?
Иван. Огнем жжет теперь всего.
Николай Иванович. А Петр где, дома?
Иван. Где дома, в такую пору. В поле за снопами поехал.
Николай Иванович. Что же мне сказывали, что его в острог?
Иван. Как же, сотский в поле за ним пошел.
(Приходит брюхатая баба с снопом овса и граблями. И тотчас же бьет по затылку Малашку.)
ЯВЛЕНИЕ IV
Те же и баба.
Баба. Ты чего малого бросила? Вишь, орет. Только на улицу бегать.
Малашка (ревет). Я только вышла. Батя пить просил.
Баба. Я те дам. (Видит барина.) Здравствуйте, батюшка Николай Иванович. Грех с ними. Измучилась одна во все дела.
Последнего работника в острог ведут. А тут этот лодырь валяется.
Николай Иванович. Что ты говорить, ведь он болен.
Баба. Болен он, а я не больна. Как работать, так болен. А гулять не болен да мне косы рвать. Издыхай он, как пес. Мне что!
Николай Иванович. Как тебе не грех.
Баба. Знаю, что грех, да сердца своего не уйму. Ведь я тяжела, а работаю за двоих. Люди убрались, а у нас два осьминника не кошены. Надо бы довязать, а нельзя, домой надо, этих ребят поглядеть.
Николай Иванович. Овес скосят, я найму и связать тоже.
Баба. Да это что, связать я сама, только бы скорее смахнуть. А что, Николай Иванович, помрет он, должно. Уж больно плох.
Николай Иванович. Не знаю я. Ох, точно, что плох. Я думаю свезти его в больницу.
Баба. О, господи! (Начинает выть.) Не увози ты его, пускай здесь помрет. (К мужу.) Чего ты?
Иван. Хочу в больницу. Здесь хуже собаки.
Баба. Уж я и не знаю. Ума решилась. Малашка, обедать, собери.
Николай Иванович. А что у вас обедать?.
Баба. Да что, картошки да хлеб. Да и еды нет.
(Идет в избу. Слышен визг свиньи, крик детей.)
ЯВЛЕНИЕ V
Те же, без бабы.
Иван (стонет). Ох, господи, хоть бы смерть.
(Входит Борис.)
ЯВЛЕНИЕ VI
Те же и Борис.
Борис. Не могу ли я вам быть полезен?
Николай Иванович. Полезным тут ничем, нельзя; быть другим. Зло слишком застарело. Полезным можно быть только себе, чтобы видеть то, на чем мы строим свое счастье. Вот семья: 5 детей, жена брюхатая и больной муж, и есть нечего, кроме картофеля, и сейчас решается вопрос, быть ли сытым будущий год или нет. И помочь нельзя. Чем помочь? Я найму ей работника. А кто работник? Такой же бросающий свое хозяйство от пьянства, нужды.
Борис. Так, простите меня, что ж вы делаете тут?
Николай Иванович. Узнаю свое положение, узнаю, кто нам чистит сад, строит дома, делает нашу одежду, кормит, одевает нас.
(Приходят мужики с косами и бабы с граблями, кланяются.)
ЯВЛЕНИЕ VII
Те же и мужики и бабы.
Николай Иванович (останавливает одного). Ермил, что не наймешься ли скосить вот им?
Ермил (покачивая головой). И рад бы душой, да никак нельзя: своя не вожена, вот бежим повозиться. А что же, помирает Иван-то?
Другой мужик. Вот дядя Севастьян не возьмется ли. Дядя Севастьян. Вот нанимают косить.
Севастьян. Наймись сам. Нынче день год кормит.
(Проходят.)
ЯВЛЕНИЕ VIII
Те же, без мужиков и баб.
Николай Иванович. Всё это — полуголодные, на одном хлебе с водой, больные, часто старые. Вон тот старик, у него грыжа, от которой он страдает, а он с 4 часов утра до 10 вечера работает и еле жив. А мы? Ну разве можно, поняв это, жить спокойно, считая себя христианином? Ну, не христианином, а просто не зверем.
Борис. Но что же делать?
Николай Иванович. Не участвовать в этом зле, не владеть землей, не есть их трудов. А как это устроить, я не знаю. Тут дело в том… по крайней мере, так со мной было. Я жил и не понимал, как я живу, не понимал того, что я сын бога, и все мы сыны бога и братья. Но когда я понял это, понял, что все имеют равные права на жизнь, вся жизнь моя перевернулась. Впрочем, теперь я не могу вам объяснить этого. Одно скажу: что прежде я был слеп, как слепы мои дòма, а теперь глаза открылись. И я не могу не видеть. А видя, не могу продолжать так жить. Впрочем, после. Теперь надо сделать, что можно.
(Идут сотский, Петр и его жена и мальчик.)
ЯВЛЕНИЕ IX
Те же, сотский, Петр, его жена и мальчик.
Петр (падает в ноги Николаю Ивановичу). Прости, Христа ради, погибать мне теперь. Бабе где управить. Хоть бы на поруки, что ль.
Николай Иванович. Я поеду, напишу. (К сотскому.) А нельзя теперь оставить?
Сотский. Нам приказано доставить в стан.
Николай Иванович. Ты ступай, я найму, сделаю, что можно. Это уж прямо я. Как же жить так? (Уходит.)
[Занавес.]
Сцена переменяется. Там же в деревне.
ЯВЛЕНИЕ I
Тоня сыграла Шумана сонату и сидит за роялем. У рояля стоит Степа. Сидят Люба, Борис, Лизанька, Митрофан Ермилович, священник. После игры все, кроме Бориса, остаются в волнении.
Люба. Andante что за прелесть.
Степа. Нет, скерцо. Да всё прелестно.
Лизанька. Очень хорошо.
Степа. Но я никак не думал, что вы такой артист. Это настоящая, мастерская игра. Видно, что трудностей уже не существует. А вы только думаете о выражении и выражаете так удивительно тонко.
Люба. И благородно.
Тоня. А я так чувствую, что не то, что хочется… Недостает еще многого.
Лизанька. Чего же лучше. Удивительно.
Люба. Шуман хорош, но все-таки Chopin больше хватает за сердце.
Степа. Лиризма больше.
Люба. Помнишь prélude его?
Тоня. Этот так называемый Жорж-Зандовский. (Играет начало.)
Люба. Нет, не этот. Этот прекрасен, но заигран. Но доиграй этот, пожалуйста.
(Тоня играет, если может, а то обрывает.)
Люба. Нет, в ré mineur.
Тоня. Ах, этот, это чудная вещь. Это что-то стихийное, до сотворения мира.
Степа (смеется). Да, да. — Ну, сыграйте, пожалуйста. Впрочем, нет, вы устали. И так мы провели чудное утро благодаря вас.
Тоня (встает и смотрит в окно). Опять мужики.
Люба. Вот этим-то драгоценна музыка. Я понимаю Саула. Меня не мучает бес, но я понимаю его. Никакое искусство не может так заставить забыть всё, как музыка. (Подходит к окну.) Кого вам?
[Мужики.] Послали к Николаю Ивановичу.
Люба. Его нет, подождите.
Тоня. И выходишь замуж за человека, который ничего не понимает в музыке.
Борис (рассеянно). Музыка. Нет, я люблю музыку или, скорее, не не люблю. Но предпочитаю что-нибудь попроще, — песни люблю.
Тоня. Нет, ну эта соната разве не прелестна?
Борис. Главное, это не важно, и мне немножко обидно за жизнь другую, что приписывают важность этому.
(На столе конфеты. Все едят.)
Лизанька. Вот как хорошо, что жених, и конфеты есть.
Борис. Ну, я в этом не виноват. Это мама.
Тоня. И прекрасно делает.
Люба. Музыка тем дорога, что она овладевает, схватывает и уносит из действительности. Вот всё как мрачно было, а вдруг ты заиграла — и просветлело. Право, просветлело.
Лизанька. А вальсы Chopin избиты, но все-таки…
(Входит Николай Иванович, здоровается с Тоней, с Степой, Лизанькой, Любой, [Митрофаном Ермиловичем и священником].)
ЯВЛЕНИЕ II
Те же и Николай Иванович.
Николай Иванович. Где мама?
Люба. Кажется, в детской.
(Степа зовет лакея.)
Люба. Папа, как Тоня играет чудно. А ты где был? Николай Иванович. На деревне.
(Входит лакей.)
ЯВЛЕНИЕ III
Те же и лакей.
[Степа.] Принеси самовар другой.
Николай Иванович (здоровается и с лакеем, подавая ему руку). Здравствуй!
(Лакей робеет и уходит, Николай Иванович уходит.)
ЯВЛЕНИЕ IV
Те же, без лакея и Николая Ивановича.
Степа. Несчастный Афанасий. Смущен ужасно. Не понимаю. Точно мы в чем-то виноваты.
ЯВЛЕНИЕ V
Те же и Николай Иванович.
Николай Иванович (возвращается в комнату). Я прошел было к себе, не высказав вам: своего чувства. И это нехорошо, я думаю. (К Тоне.) Если вас, гостью, оскорбит, что я скажу, простите, но я не могу не сказать. Ты говоришь, Люба, что княжна хорошо играет. Вы все здесь 7, 8 здоровых, молодых мущин и женщин, спали до 10 часов, пили, ели,
