Жена да повинуется мужу.
Княгиня. Так это всё, милая, вздор, всё они мущины выдумали, самое слабое существо мущины, и если бы не мы, они бы давно погибли. Je suis payée pour le savoir.116 С моим мужем надо только не сдаваться и вести свою линию. Он побрыкается, побрыкается и успокоится.
Марья Ивановна. К Николаю Ивановичу? Подожди там. Его нет.
Княгиня. Так я говорю и в твоем деле, это всё пройдет. Et puis c’est très heureux que la fortune vous appartient à vous.117
Марья Ивановна. Да это всё равно. Мы никак с ним не разбирали, что мое, что его.
Княгиня. Я этим погубила детей, что во-время не взялась за дело. Ведь ты знаешь, что он делал, мой муж, промотал всё в 5 лет, пьянство и потом эта семья. Хороша бы я была с детьми, если бы я не взялась за дела и не удержала бы хоть ту misère,118 которую я удержала.
Марья Ивановна. Да ведь это было совсем другое.
Княгиня. Да, пьянство, семья другая, две семьи, да я не знаю, сколько их. И я одна с двумя детьми. Но я не поддалась. Вытребовала то, что осталось, и воспитала.
Марья Ивановна. Да я всегда восхищалась на твою энергию. Но ведь у меня другое. Меня мучит только то, что мы 28 лет жили одной душой, а теперь я не могу идти за ним. Не могу.
* № 6 (рук № 3).
Марья Ивановна Сарычева. Красивая 40-летняя женщина, просто, но со вкусом одетая, сидит на террасе и перебирает землянику. С нею Александра Ивановна Коховцева, ее сестра, 50-летняя женщина, толстая, решительная и глупая. Петр Семеныч Коховцев, в чесунчевом одеянии, толстый, в pince-nez, курит. Гувернантка-англичанка и Катя и Мисси, две девочки 12 и 9 лет. На втором плане лон-тенис. На лон-тенисе мелькают играющие. Ваня Сарычев, сын Марьи Ивановны, гимназист в русской рубашке, 16 лет. Люба Сарычева, элегантная, красивая девушка 20 лет, и Лизанька, дочь Александры Ивановны, племянница Сарычевых, миловидная, скромно одетая девушка 28 лет, и Митрофан Дм[итриевич], учитель Вани, 30 лет, в грязном белом пиджаке. Мальчики деревенские босые подбирают шары.
ЯВЛЕНИЕ I
Марья Ивановна. Мисси, нельзя есть. Надо отбирать и класть в стакан.
Мисси. Я только мякинькие, а то я отбрасываю [?].
Катя. В рот.
Англичанка. You must be careful…..119
Александра Ивановна. Нехорошо сестру подводить. Не бойся, я тебя в обиду не дам. Quel charme que cet enfant.120
Лакей (входит). Николай Иванович приказали доложить, что они пошли в Колпну и к обеду не будут.
Александра Ивановна. Кто это обедать не будет?
Марья Ивановна. Муж. Опять ушел на деревню.
Петр Семеныч. Да растолкуйте мне, что с ним.
Марья Ивановна. Now you can go for a walk or play croket, what you prefer…121
Катя. Лучше в крокет. Ну, пойдем (захватывает земляники).
Англичанка. All right. Come along122 (встает и идет).
Мисси. Мама ты мне оставь на баночку.
Марья Ивановна. Хорошо. Хорошо. Это нельзя так растолковать. Надо его знать, как я знала, и любить, как я люблю, чтобы понимать.
Петр Семеныч. Ну, положим, что он находит удовольствие делать shake hands123 с лакеями и мужиками, но это дело вкуса. Я не нахожу в этом удовольствия, но растолкуйте мне ради бога, что это значит, что он мужикам велит рубить свой лес и благодарит их за это. Как же жить, если не отстаивать свою собственность? Вчера срубили десять деревьев — он простил. Ну, а завтра придут парк рубить, так и надо их оставить? Не понимаю.
Александра Ивановна. Ты-то не понимаешь, это ясно, потому что у тебя мужики не срубят леса, ты сам его продашь прежде.
Петр Семеныч. Это совсем не идет к делу. Я говорю, что я не понимаю этой новой lubie.124
Марья Ивановна. Это не lubie.
Александра Ивановна. Все-таки я думаю, что пройдет.
Марья Ивановна. Нет, не пройдет. Я его знаю. Если он увлекается чем, то весь уходит в свою страсть. Так было с охотой, с хозяйством, с школами, с земством, так это теперь с евангелием. Он только и думает что про евангелие, про нагорную проповедь, всё видит с точки зрения евангельской.
Петр Семеныч. Хорошо, евангелие, это всё я поникаю, но надо ведь самим жить.
Александра Ивановна. Тебе главное, чтобы самому жить.
Петр Семеныч. Слова нельзя сказать. Дай мне сказать. —
Люба. Out (аут).
Митрофан Дм[итриевич]. Нисколько. В черте.
Люба. Когда я говорю, что аут… Мама, вы видели?
Марья Ивановна. Нет, мы не видали.
Митрофан Дм[итриевич]. Я видел. Вот куда упал.
Степа. Ваня, аут, аут, аут.
Ваня. Аут, аут, аут.
Митрофан Дм[итриевич]. Неправда.
Люба. Во-первых, неучтиво говорить: неправда.
Митрофан Дм[итриевич]. А по-моему, неучтиво говорить неправду. Александра Ивановна, Петр Семенович, вы видели?
Петр Семеныч. Не видал.
Люба (Лизаньке). Он невозможен.
Лизанька. Перестаньте спорить, ну, два и один. Митрофан Дмитриевич, подавайте.
Митрофан Дм[итриевич] (берет шары от мальчика). Я не спорю, но справедливость…
Люба. Теперь будет спорить о том, что он не спорит. (Идут к играющим.)
Марья Ивановна. Здравствуйте, батюшка.
Священник. Я по поручению Николая Ивановича.
Марья Ивановна. Какое поручение?
Священник. Они предложили посетить бедную семью в Колпне. Так я был.
Марья Ивановна. Ну и что же?
Священник. Очень низкое положение.
Марья Ивановна. Его нет теперь. Вы подождите.
Священник садится и курит. Входит лакей с телеграммой.
Марья Ивановна (читает). Вот некстати.
Александра Ивановна. От кого?
Марья Ивановна. Княгиня Черемшанова с дочерью и сыном. Не рада я гостям, по правде сказать.
Александра Ивановна. Да ты не стесняйся с нами. Я сестра, свой человек, переведи нас вниз.
Марья Ивановна. Нет, помещенье есть, но так, не до гостей.
Александра Ивановна. Я понимаю.
Петр Семеныч. Это какая же Черемшанова, рожденная Голицына?
Марья Ивановна. Да, жена этого несчастного Черемшанова.
Александра Ивановна. Он пьяница и мот. Она почти без ничего осталась. Почтенная женщина.
Петр Семеныч. Я ее знал в Риме. Мы певали вместе. Она прекрасно пела. Постарела, я думаю.
Александра Ивановна. Только ты не стареешь.
Петр Семеныч. Я-то не старею.
Александра Ивановна. А жена стареет.
Петр Семеныч. Не смею спорить. Зачем же она едет к вам?
Марья Ивановна. Не понимаю. Совсем мы не так близки. Правда, одно время жили вместе за границей. Дети играли вместе. Потом она писала, что, может быть, заедет. Я, разумеется, ответила учтивым письмом. И вот приезжает. Поезд приходит в 11-ть. Теперь сколько?
Петр Семеныч. Второго 10. Они сейчас должны быть. Какая привлекательная была женщина.
Александра Ивановна. Умная женщина. Другая пропала бы с таким муженьком, как ее. А она сразу решила: оставила его. Подала на высочайшее имя прошение, взяла детей и, говорят, прекрасно воспитала их.
Марья Ивановна. Да, прекрасные дети. Дочь музыкантша прекрасная. Но удивительное дело. Я не видала никогда такой неровности. Она обожает сына, а дочь прямо не любит. Я этого не понимаю.
Степа бойко въезжает на велосипеде и соскакивает, прислоняет к террасе и входит (мрачно).
Марья Ивановна. Ты откуда?
Степа (мрачно). Ездил смотреть порубку.
Марья Ивановна. Ну что же?
Степа. Это что-то непонятное. Михайло говорит, что этого никогда не бывало. Что могут срубить осенью, ночью, в лесу, но среди лета, почти на виду у всех вырубить 18 дерев. Это ужасно. И все знают, что это сделал Ефим мельничный. Срубил и повез в город…
Марья Ивановна. Это верно.
Степа. Луг примят, сучья брошены. Весь Ванин участок.
Петр Семеныч. Что это Ванин участок?
Марья Ивановна. А это когда наши дети рождались, мы в память каждого сажали пихты. Есть Любы, его и покойной Паши и вот Ванины. И их срубили.
Степа. И всё срубят. И этот Ефим пришел к папа, и папа простил его. А в саду, вы знаете, нынешнюю ночь обломали все яблони.
Александра Ивановна. Что же караульщики?
Степа. Что могут125 сделать караульщики, когда вся деревня была в саду. За сад давали 700 руб., а теперь ничего не будет, а когда мне лошадь купить, то это находят роскошью.
Входит няня.
[Няня.] Что же вы и не слышите, Николушка кричит. Пожалуйте кормить.
Марья Ивановна. Иду, иду. Сердце неспокойно, а тут эти гости. (Встает и быстро уходит.)
Александра Ивановна. Ужасно жаль сестру. Я вижу, как она мучается. Не шутка вести дом, 6 человек детей, один грудной, и эта какая-то вдруг фантазия. Я вижу, она всего боится, всего ожидает. И мне прямо кажется, что тут неладно.
Петр Семеныч. Вот ты мне его всё в пример ставила. А теперь сама видишь.
Александра Ивановна (к священнику). Нет, вы скажите, вы священник, что такое делается с Николаем Ивановичем?
Священник. Я не усвою хорошенько ваш вопрос.
Александра Ивановна. Ну, батюшка, перестаньте, пожалуйста, со мной хитрить. Вы очень хорошо понимаете, про что я спрашиваю.
Священник. Да позвольте…
[Александра Ивановна.]126 Спрашиваю я про то, какую такую веру новую вы нашли с Николаем Ивановичем, по которой выходит, что надо со всеми мужиками за ручку здороваться и давать им рубить лес и раздавать деньги на лодку.
Священник. Мне это неизв…
[Александра Ивановна.]127 Он говорит, что это христианство, вы священник православный, стало быть, должны знать и должны сказать, велит ли христианство поощрять воровство.
Священник. Да меня…
Александра Ивановна. А то на что же вы священник и волосы длинные носите и рясу?
Священник. Да нас, Александра Ивановна, не спрашивают.
Александра Ивановна. Как не спрашивают? Я спрашиваю. Он вчера мне говорит: что в евангелии сказано: просящему дай. Так ведь это надо понимать в каком смысле?
Священник. Да я думаю, в простом смысле.
Александра Ивановна. А я думаю не в простом смысле, а как нас учили, что всякому свое назначено богом.
[Александра Ивановна.]128 Да вот я и вижу, что и вы на его стороне и вместо того, чтобы образумить человека, вы его поддерживаете. Какая же это религия, когда он в церковь не ходит и не говел столько лет. Вы священник. Стыдно вам.
Священник (в волнении). Весьма вы мне вопросы затруднительные предлагаете. Только я полагаю, что Николая Ивановича осуждать нельзя, особенно с религиозной точки зрения, так как он движим истинно христианским духом. Позволите? (Достает папиросу.)
[Александра Ивановна.]129 Ох, кабы я была архиерей, я бы вас… (Священник прячет папиросу.) Да курите, курите. Мне всё равно.
Выходят из-за угла мужик и баба.
Степа. Вы что? милостыню?
Мужик. Мы к барину, к Николаю Ивановичу, к благодетелю.
Люба. Да что вам?
Александра Ивановна. Вы по-миру?
Мужик. Помилуй бог. Мы об нужде. Как прослышали. Люба. Его нет. Вы подождите там.
(Священник с мужиками уходит.)
Люба (подходит к террасе). От кого телеграмма? Мама, от кого телеграмма?
Александра Ивановна. Мама пошла к Николушке.
Ваня, увидав землянику, вскакивает на террасу и начинает есть одной горстью, другой берет телеграмму и читает.
Александра Ивановна. Да полно, Ваня. Этак ты всё съешь. (Смеется.)
Люба. От кого телеграмма, Ваня, от кого?
Ваня (с полным ртом). А от того, кого ты ждешь. А, смотрите, покраснела. Покраснела, покраснела.
Люба. Перестань, глупости. От кого, тетя?
Александра Ивановна (передвигает блюдо от Вани). Княгиня Черемшанова с дочерью
