Полное собрание сочинений в 90 томах. Том 33. Воскресение. Черновые редакции и варианты. Лев Николаевич Толстой
ПРЕДИСЛОВИЕ К ТРИДЦАТЬ ТРЕТЬЕМУ ТОМУ.
Своеобразие работы Толстого над «Воскресением» по сравнению с работой его над другими произведениями заключается в том, что она в очень большой степени протекала не только в стадии первоначального писания романа и подготовки его к печати, но почти в той же мере количественно и качественно ― и в период чтения корректур набранной в типографии рукописи.
Многократно исправлявшийся, коренным образом перерабатывавшийся и дополнявшийся текст романа до сдачи его в печать (явление обычное у Толстого почти для всего, что он писал) в процессе работы над корректурами не только значительно пополнился новыми главами, часто по много раз переделывавшимися, но и подвергся в большей своей части новым, весьма существенным переработкам.
В результате такого упорного и напряженного труда над «Воскресением» оно прошло через шесть основных редакций, в пределах которых мы имеем значительное количество вариантов, из которых печатаются все наиболее существенные.
Публикуемые в настоящем томе черновые редакции романа уже были в самое недавнее время опубликованы; что же касается вариантов отдельных редакций, то они в огромном большинстве публикуются впервые.
Значительную помощь в переписке рукописного и корректурного материала редактору оказал М. В. Булыгин. Указатель собственных имен составлен В. С. Мишиным.
Н. Гудзий.
РЕДАКЦИОННЫЕ ПОЯСНЕНИЯ.
Тексты произведений, печатавшихся при жизни Толстого, печатаются по новой орфографии, но с воспроизведением больших букв во всех, без каких-либо исключений, случаях, когда в воспроизводимом тексте Толстого стоит большая буква, и начертаний до-гротовской орфографии в тех случаях, когда эти начертания отражают произношение Толстого и лиц его круга («брычка», «цаловать»).
При воспроизведении текстов, не печатавшихся при жизни Толстого (произведения, окончательно не отделанные, неоконченные, только начатые и черновые тексты), соблюдаются следующие правила.
Текст воспроизводится с соблюдением всех особенностей правописания, которое не унифицируется, т. е. в случаях различного написания одного и того же слова все эти различия воспроизводятся («этаго» и «этого», «тетенька» и «тетинька»).
Слова, не написанные явно по рассеянности, вводятся в прямых скобках, без всякой оговорки.
В местоимении «что» над «о» ставится знак ударения в тех случаях, когда без этого было бы затруднено понимание. Это ударение не оговаривается в сноске.
Ударения (в «что» и других словах), поставленные самим Толстым, воспроизводятся, и это оговаривается в сноске.
На месте слов, неудобных в печати, ставится в двойных прямых скобках цыфра, обозначающая число пропущенных редактором слов: [[1]].
Неполно написанные конечные буквы (как, напр., крючок вниз вместо конечного «ъ» или конечных букв «ся» в глагольных формах) воспроизводятся полностью без каких-либо обозначений и оговорок.
Условные сокращения (т. н. «абревиатуры ) типа «кый» вместо «который» и слова, написанные неполностью, воспроизводятся полностью, причем дополняемые буквы ставятся в прямых скобках: «к[отор]ый», «т[акъ] к[акъ]» лишь в тех случаях, когда редактор сомневается в чтении.
Слитное написание слов, объясняемое лишь тем, что слова, в процессе беглого письма, для экономии времени и сил писались без отрыва пера от бумаги, не воспроизводится.
Описки (пропуски букв, перестановки букв, замены одной буквы другой) не воспроизводятся и не оговариваются в сносках, кроме тех случаев, когда редактор сомневается, является ли данное написание опиской.
Слова, написанные явно по рассеянности дважды, воспроизводятся один раз, но это оговаривается в сноске.
После слов, в чтении которых редактор сомневается, ставится знак вопроса в прямых скобках: [?]
На месте не поддающихся прочтению слов ставится: [1 неразобр.] или: [2 неразобр.], где цыфры обозначают количество неразобранных слов.
Из зачеркнутого в рукописи воспроизводится (в сноске) лишь то, что редактор признает важным в том или другом отношении.
Незачеркнутое явно по рассеянности (или зачеркнутое сухим пером) рассматривается как зачеркнутое и не оговаривается.
Более или менее значительные по размерам места (абзац или несколько абзацев, глава или главы), перечеркнутые одной чертой или двумя чертами крест-на-крест и т. п., воспроизводятся не в сноске, а в самом тексте, и ставятся в ломаных < > скобках; но в отдельных случаях допускается воспроизведение в ломаных скобках в тексте, а не в сноске, и одного или нескольких зачеркнутых слов.
Написанное Толстым в скобках воспроизводится в круглых скобках. Подчеркнутое печатается курсивом, дважды подчеркнутое – курсивом с оговоркой в сноске.
В отношении пунктуации соблюдаются следующие правила: 1) воспроизводятся все точки, знаки восклицательные и вопросительные, тире, двоеточия и многоточия (кроме случаев явно ошибочного написания); 2) из запятых воспроизводятся лишь поставленные согласно с общепринятой пунктуацией; 3) ставятся все знаки в тех местах, где они отсутствуют с точки зрения общепринятой пунктуации, причем отсутствующие тире, двоеточия, кавычки и точки ставятся в самых редких случаях.
При воспроизведении «многоточий» Толстого ставится столько же точек, сколько стоит у Толстого.
Воспроизводятся все абзацы. Делаются отсутствующие в диалогах абзацы без оговорки в сноске, а в других, самых редких случаях – с оговоркой в сноске: Абзац редактора.
Примечания и переводы иностранных слов и выражений, принадлежащие Толстому и печатаемые в сносках (внизу страницы), печатаются (петитом) без скобок.
Переводы иностранных слов и выражений, принадлежащие редактору, печатаются в прямых [ ] скобках.
Пометки: *, **, ***, **** в оглавлении томов, на шмуц-титулах и в тексте, как при названиях произведений, так и при номерах вариантов, означают: * – что печатается впервые, ** – что напечатано после смерти Толстого, *** – что не вошло ни в одно из собраний сочинений Толстого и **** – что печаталось со значительными сокращениями и искажениями текста.
*, ** ЧЕРНОВЫЕ РЕДАКЦИИ И ВАРИАНТЫ
(1889—1890, 1895—1896, 1898—1899)
** [ПЕРВАЯ НЕЗАКОНЧЕННАЯ РЕДАКЦИЯ «ВОСКРЕСЕНИЯ».]
26 Декабря 89. Я[сная] Поляна].
Это было весной, ранней весной,1 въ страстную пятницу. Марья Ивановна и Катерина Ивановна Юшкины2 (старая3 фамилія), старыя богатыя4 дѣвицы, жившія въ своемъ имѣньицѣ подъ губернскимъ городомъ, были неожиданно обрадованы пріѣздомъ племянника Валерьяна Юшкина,5 только что поступившаго въ стрѣлковый батальонъ Императорской фамиліи (это было въ началѣ Севастопольской войны). Валерьянъ Юшкинъ былъ единственный сынъ Павла Иваныча Юшкина, умершаго вдовцомъ два года тому назадъ. Ему было 25 лѣтъ. Онъ 4 года тому назадъ кончилъ курсъ въ юниверситетѣ и съ тѣхъ поръ, въ особенности по смерти отца, когда онъ получилъ въ руки имѣніе, жилъ, наслаждаясь всѣми прелестями жизни богатаго, независимаго молодаго человѣка высшаго круга. Наслажденія его жизни были не въ петербургскомъ, а въ московскомъ духѣ: увеселенія его были не балы большого свѣта, не француженки и актрисы, а охота, лошади, тройки, цыгане; главное – цыгане, пѣніе которыхъ онъ безъ памяти любилъ и предпочиталъ всякой другой музыкѣ.
Валерьяна любили не однѣ его тетушки, его любили всѣ, кто только сходился съ нимъ. Любили его, во 1-хъ, за его красоту. Онъ былъ выдающейся красоты, и не грубой, пошлой, а тонкой, мягкой; во 2-хъ, любили его за его непосредственность. Въ немъ никогда не было никакихъ колебаній: чтò онъ любилъ, то любилъ, чего не любилъ, не любилъ. Впрочемъ, если онъ не любилъ чего, то онъ просто удалялся отъ нелюбимаго и никогда ничего и никого не бранилъ. Онъ былъ одинъ изъ тѣхъ людей, такъ искренно увлекающихся, что даже эгоизмъ ихъ увлеченій невольно притягиваетъ людей. Такъ всѣ любили Валерьяна. Тетушки же его, въ особенности старшая Марья Ивановна, души въ немъ не чаяла. Марья Ивановна знала несомнѣнно чутьемъ своего добраго сердца, что Валерьянъ, несмотря на то, что дѣла его уже были запутаны и что Марья Ивановна съ сестрой оставляли ему свое порядочное имѣньице, что соображения о наслѣдствѣ не имѣли никакого значенія для Валерьяна, скорѣе стѣсняли его, а что онъ6 прямо сердцемъ любилъ тетокъ, въ особенности Марью Ивановну. Марья Ивановна была старшая и годами, и умомъ, и характеромъ и тихая, кроткая. Катерина Ивановна была только ея спутникомъ. Валерьянъ любилъ бывать у тетокъ и бывалъ часто, во первыхъ, потому, что у него было имѣньице рядомъ съ ними, а во 2-хъ, потому, что около нихъ были чудныя лисьи мѣста, и онъ всегда заходилъ къ нимъ съ псовой охотой.
Стоянка была чудесная, всего въ волю, все прекрасно, какъ бываетъ у старыхъ дѣвицъ.7 Любили и ласкали его такъ, что самъ не замѣчалъ, отъ чего ему всегда становилось особенно радостно въ этой любовной атмосферѣ. Въ послѣднюю осень къ прелести его пребыванія у тетокъ прибавилось еще то, что 14-лѣтняя воспитанница Марьи Ивановны Катюша выросла, выравнялась и стала хоть не красавицей, но очень, очень привлекательной, оригинально привлекательной дѣвушкой, и Валерьянъ въ послѣдній свой пріѣздъ не упускалъ случая встрѣтить въ коридорѣ Катюшу, поцѣловать и прижать ее.
«Милая дѣвочка! – говорилъ онъ самъ себѣ, послѣ того какъ поцѣловалъ ее въ коридорѣ и она вырвалась отъ него. – Милая дѣвочка. Что-то такое чистенькое, главное, свѣженькое, именно бутончикъ розовый», говорилъ онъ самъ себѣ, покачивая головой и улыбаясь. Сначала онъ нечаянно встрѣчалъ ее, потомъ уже придумывалъ случаи, гдѣ бы опять наединѣ встрѣтиться съ ней. Встрѣчаться было легко. Катюша была на положеніи прислуги и постоянно чистенькая, веселенькая, румяная, очень румяная, въ своемъ фартучкѣ и розовомъ платьицѣ, – онъ особенно помнилъ розовое платье, – бѣгала по дому. Такъ это было въ послѣдній пріѣздъ осенью, во время котораго онъ раза три поцѣловалъ ее.
Подъѣзжая теперь въ своемъ новомъ мундирѣ стрѣлковаго полка къ усадьбѣ тетокъ, Валерьянъ съ удовольствіемъ думалъ о томъ, какъ увидитъ Катюшу, какъ она блеснетъ на него своими черными глазами, какъ онъ встрѣтитъ ее тайно въ коридорѣ… Славная была дѣвочка, не испортилась ли, не подурнѣла ли?
Тетушки были тѣже, только еще, казалось, радостнѣе, чѣмъ обыкновенно, встрѣтили Валерьяна. Да и нельзя было иначе. Во первыхъ, потому, что если былъ недостатокъ у Воли, то только одинъ: то, что онъ болтался и не служилъ. Теперь же онъ поступилъ на службу, и на службу въ самый аристократическій полкъ, а во 2-хъ, вѣдь онъ ѣхалъ на войну, онъ могъ быть раненъ, убитъ. Какъ ни страшно было за него, но это было хорошо, такъ надо, такъ дѣлалъ и его отецъ въ 12 году. Въ 3-хъ, когда онъ вошелъ въ своемъ полукафтанѣ съ галунами и высокихъ сапогахъ, онъ былъ такъ красивъ, что нельзя было не влюбиться въ него.
Встрѣча была радостная, веселая, но случилось, что въ то время, какъ онъ пріѣхалъ, Катюша стирала въ кухнѣ. Перецѣловавъ тетокъ, онъ разсказывалъ имъ про себя, и ему было хорошо, но чего-то не доставало. Гдѣ Катюша? Не испортилась ли? Не прогнали ли? Вѣдь на такую дѣвочку охотниковъ много. А жалко бы. Ему хотѣлось спросить, но совѣстно было, и потому онъ нѣтъ-нѣтъ оглядывался на дверь.
– Катюша! – закричала Марья Ивановна.
«А, она тутъ; ну и прекрасно».
И вотъ послышались поскрипывающіе башмачки и легкая молодая походка, и Катюша вошла все въ томъ же мытомъ и поблѣднѣвшемъ съ тѣхъ поръ розовомъ платьѣ и бѣломъ фартучкѣ. Нѣтъ,
