серединѣ чая послышался звонокъ внизу и свистокъ. Это значило – повѣрка. Всѣ вышли въ коридоръ. Вошелъ дежурный офицеръ съ надзирателями. Всѣ арестантки стали парами, въ два ряда. Второй рядъ клалъ руки на плечи первого ряда. Степановна стала позади Ивановны (старухи, судящейся за пріемъ краденаго), Маша – позади Масловой, и обѣ положили руки на плечи стоявшихъ впереди. Надзиратель перекликнулъ всѣхъ, сосчиталъ и вышелъ. Двери заперли, внесли вонючую парашку. Теперь надо бъ было ложиться.

Лежали пары тоже вмѣстѣ: Степановна съ Ивановной, Маша съ Масловой. Всѣ раздѣлись и лампу завернули. Прежде чѣмъ ложиться, всѣ стали молиться. Ивановна молилась особенно долго. Маслова помолилась своей привычной молитвой: Богородица и Отче нашъ, которымъ она не приписывала никакого значенія, но повторяла по привычкѣ. Маша молилась длиннѣе. Когда Ивановна легла тоже, скрипя на своихъ доскахъ, между ними начался тихій разговоръ, какъ всегда по ночамъ, прежде чѣмъ засыпать. Такіе же разговоры велись и въ другихъ концахъ камеры. Всѣ лежали. Не лежала только одна дѣвушка, взятая недавно въ городѣ за воровство. Она зажгла огарокъ въ бутылкѣ и старательно шила. Она готовила себѣ новое платье на завтрешнюю обѣдню. Сидѣла еще женщина, снявшая рубаху и давившая насѣкомыхъ.

Спали только женщины двѣ, три: дурочка и231 толстая жидовка, которыя всегда спали. Остальныя же всѣ кучками говорили негромко; изрѣдка слышался смѣхъ. Пензенская, какъ ее звали, обвиняемая232 въ участіи въ воровствѣ шайкой, какъ всегда, чахоточно кашляла въ своемъ углу.

Въ кружкѣ, въ которомъ была Маслова, шелъ разговоръ о новостяхъ дня. Всѣ нынче мыли полы до вечера. Матрена прошлась въ больницу, притворяясь, что родить хочетъ, но ее освидѣтельствовали, – не приняли. Она сказала смотрителю:

– Рожу здѣсь, вы отвѣтите.

– Хоть троихъ.

Потомъ разсказывали про записку отъ Костиненки. Еще говорили про то, что завтра ждутъ къ обѣднѣ какого то начальника. Понемногу стали затихать. Маслова долго не спала. Оно говорила съ Машей про то, что она думаетъ о томъ, гдѣ будетъ ея каторга. Маша утѣшала ее. У нея ныли ноги и все слышался голосъ прокурора. Наконецъ и она заснула.

Во снѣ она видѣла, чего давно не видала: себя въ Пановѣ, будто она стираетъ бѣлье и положила на берегъ, а собаки все утащили, и она бѣгаетъ за ними и не можетъ собрать. Къ утру она крѣпко заснула. Въ 5 часовъ разбудилъ звонокъ и свистокъ. Уже многіе поднялись и шли въ коридоръ мыться. Воздухъ быль вонючій, густой. Маслова поспѣшно одѣлась и вышла на повѣрку. Послѣ повѣрки, не успѣли покурить и напиться чая, какъ позвали къ обѣдни. За обѣдней опять видѣлась съ Костиненко. Священникъ читалъ проповѣдь. Пѣвчіе пѣли хорошо. Слышно было, что принесено было много подаяній. Посѣтителей Маслова не ждала. Ее посѣщала Настя, дѣвушка отъ Розанова, любившая ее и приносившая ей денегъ и платье. Но Настя уѣхала теперь въ Калугу. И Маслова не ждала никого. Такъ что, когда надзирательница въ числѣ вызванныхъ лицъ на свиданье назвала и ее, она очень удивилась. Удивилась и обрадовалась. Свиданья, съ кѣмъ бы ни было, были одно изъ самыхъ радостныхъ событій въ острожной жизни. Она надѣла кофточку и пошла съ другими въ пріемную комнату. Вызывалъ ее на свиданіе Нехлюдовъ.

* № 57 (рук. № 19).

И началась служба. <Стояли тысячи измученныхъ и мучимыхъ мущинъ и женщинъ, лишенныхъ человѣческаго образа и охраняемыхъ людьми въ мундирахъ съ тесаками, саблями и штыками, и для утѣшенія совершалась христіанская молитва – церковная служба, въ которой имъ, хотя и съ нѣкоторыми ограниченіями, позволялось принять участіе.>233

Служба началась съ того, что дьячекъ, приготовивъ жаровню съ ладаномъ и горячую воду и доставъ изъ шкапа ризу, приготовилъ ее для священника. Потомъ онъ сталъ на клиросъ и началъ по старой, затасканной книгѣ234 такъ скоро читать что то, что никакъ нельзя было понять, что онъ читаетъ. В извѣстныхъ мѣстахъ онъ махалъ рукою и кланялся, и всѣ арестанты дѣлали тоже. Въ серединѣ этого чтенія,235 въ церковь вошелъ легкими быстрыми шагами священникъ съ длинными расчесанными волосами и236 мимо арестантовъ, кланяясь имъ и махая крестообразно рукой надъ тѣми, которые подходили къ нему, прошелъ237 въ дверь, на которой, на голубомъ фонѣ, былъ изображенъ юноша съ длинными волосами и крыльями, за золоченую перегородку и тамъ сверхъ своего платья, шерстянаго кафтана съ широкими рукавами, надѣлъ еще парчевый фартукъ и тотчасъ же сталъ, махая рукой и кланяясь, бормотать какія-то непонятныя, какъ и дьячокъ, слова.238 Потомъ онъ подошелъ къ столу, покрытому обшитымъ галуномъ чахломъ и, засучивъ рукава, влилъ прежде въ золоченую чашку воды и вина и потомъ, взявъ пять маленькихъ хлѣбцевъ, которые стояли на столѣ, и ножичкомъ началъ вырѣзать изъ нихъ кусочки и старательно раскладывать ихъ въ извѣстномъ порядкѣ на особенное блюдцо. Изъ перваго хлѣбца кусочекъ онъ положилъ въ середину. Кусочекъ этотъ означалъ агнца, изъ 2-го хлѣбца вынутый кусочекъ означалъ Божью матерь. Изъ третьяго239 хлѣбца священникъ вынулъ 9 кусочковъ: одинъ въ честь Іоанна Предтечи, другой въ честь пророковъ, 3-ій въ честь Апостоловъ, 4-ый – Святителей, 5-ый – мучениковъ, 6-ой – Преподобныхъ, 7-ой – безсребренниковъ, 8-ой – Богоотца Іоакима и Анны и 9-ый – святаго дня.240 Изъ четвертаго хлѣба священникъ вырѣзалъ еще больше кусочковъ для того, чтобы были здоровы православные христіане вообще и особенно тѣ, кто за это заплатилъ.241 Изъ пятаго хлѣбца священникъ вынулъ тоже нѣсколько кусочковъ, для того что бы на томъ свѣтѣ спаслись тѣ, за кого заплатили деньги. Уложивъ всѣ кусочки вокругъ перваго, священникъ закрылъ всѣ ихъ тремя разными расшитыми салфетками.

Потомъ, когда все это было устроено, священникъ надѣлъ парчевый мѣшокъ съ дырой для головы и прокричалъ242 что то непонятное; и тогда дьячекъ, вмѣсто того чтобы читать скороговоркой, какъ прежде, началъ, напротивъ, пѣть, такъ растягивая слова, что никакъ нельзя было понять, чего онъ собственно хочетъ. Кромѣ дьячка, также на распѣвъ растягивали слова выбранные для того арестанты.243 Иногда пѣвцы замолкали, и тогда священникъ кричалъ изъ за перегородки непонятныя слова и244 опять начиналось пѣніе. Потомъ, послѣ того какъ было прочтено изъ Апостоловъ и изъ Евангелія одно изъ самыхъ ненужныхъ и неимѣющихъ никакого отдѣльнаго значенія мѣстъ такимъ голосомъ, что ничего нельзя было понять, задернулась занавѣска, и священникъ что-то усиленно хлопоталъ за перегородкой, точно онъ натуживался. Хоръ же и дьячекъ запѣли самую непонятную, а если растолковать ее, то глупую пѣсню, и тутъ всѣ стали падать на колѣни и вздыхать. Вообще, какъ священникъ, такъ и начальство и всѣ присутствующіе, особенно усиленно начинали класть поклоны и махать рукой всякій разъ, какъ только священникъ показывалъ чашку съ виномъ и кусочками. Подразумѣвалось, что въ этихъ кусочкахъ была особенная сила, и что отъ того, что были произнесены извѣстныя слова и произведены извѣстныя дѣйствія, кусочки превратились въ тѣло, а вино въ кровь.

Потомъ, после многихъ245 непонятныхъ криковъ священника о томъ, что Богъ не одинъ, а три, а все таки одинъ, онъ закричалъ что-то про двери и объявилъ, что хлѣбъ и вино стали кровью и тѣломъ. И хотя всѣ видѣли, особенно тѣ, которые глотали эти кусочки, и главное, священникъ, который всегда съѣдалъ ихъ и выпивалъ вино, что кусочки оставались кусочками и вино виномъ, предполагалось, что было чудо и что изъ хлѣба и вина стали тѣло и кровь. Потомъ священникъ объявилъ, что очень хорошо прославлять родившую Христа дѣвушку Марію, которая удостоена большей чести, чѣмъ какіе то херувимы, и большей славы, чѣмъ какіе то серафимы, именно за то, что она,246 не нарушивъ дѣвственности, родила Бога. Потомъ, послѣ многихъ еще такого же рода словъ, священникъ вышелъ съ прикрытой салфеткой золоченой чашкой, въ которой были положены всѣ кусочки, и всѣ упали на колѣни. Нѣкоторые же изъ арестантовъ, и въ томъ числѣ Дуничка, вышли впередъ, подошли къ священнику, и онъ сталъ имъ давать изъ ложечки въ ротъ по кусочку, тѣмъ, которые считались, по словамъ священника, святыми: святая – святымъ.247 Дуничка всегда говѣла, когда только могла, такъ какъ это доставляло ей случай повидаться съ мущинами и передавать имъ записки.248 Потомъ еще покричали, попѣли, помянули Царя, его родныхъ, потомъ архіерея именно этого города и всякое начальство, и священникъ, выпивъ все вино, въ веселомъ расположеніи духа вынесъ золоченое изображеніе того креста, на которомъ вмѣсто висѣлицы казнили Іисуса Христа, и всѣ, сначала начальство и ихъ семьи, а потомъ арестанты, подходили и цѣловали это золотое изображеніе казни, a затѣмъ руку священника, который держалъ его.

Въ этомъ состояло христіанское богослуженіе, къ которому, для ихъ утѣшенія были допущены арестанты. И какъ ни нелѣпо, какъ ни кощунственно было это249 языческое идолопоклонство, это богослуженіе, оно, особенно здѣсь, въ острогѣ, поражало своей [не]цѣлесообразностью. Вѣдь нельзя же было здѣсь тѣмъ людямъ, которые сейчасъ находились възаперти, въ кандалахъ, подъ страхомъ плетей, открыть то, въ чемъ состоитъ ученіе Христа; нетолько нельзя было открыть, но надо было сдѣлать такъ, чтобы люди эти никогда этого не узнали. Вѣдь слишкомъ больно бы было этимъ людямъ знать, что всѣмъ имъ, людямъ, дано ученіе любви и братства, и есть такіе злодѣи, которые, противно этому ученію, мучатъ ихъ. Одно средство было не допустить до людей знанія смысла этого спасающаго родъ человѣческій ученія. И вотъ этимъ людямъ и предлагается это вѣками выработанное, грубое языческое поклоненіе отчасти идоламъ, отчасти волхованіямъ жрецовъ, которое называется христіанскимъ богослуженіемъ, вмѣсто того ученія братства, любви, непротивленія, за которое умеръ Христосъ.250 Большинство арестантовъ прямо не вѣрило въ то, что это законъ Бога, и только притворялись, что вѣрятъ. Малая же часть не то что вѣрили, а подчинялись производимому на нихъ гипнозу и даже умилялись, слушая, созерцая всѣ эти грубые обманы.

Маслова принадлежала къ первымъ. Она не вѣрила ни во что и крестилась и кланялась только потому, что всѣ такъ дѣлали, но оставалась совершенно холодной.

При выходѣ вахтеръ въ числѣ другихъ вызвалъ и ее, объявивъ ей, что къ ней посѣтитель и чтобы она шла въ пріемную.

* № 58 (рук. № 19).

Пришелъ начальникъ тюрьмы – толстый, румяный капитанъ съ орденами и нафабренными большими усами, и его жена въ шляпкѣ, и подростокъ дѣвочка, и маленькій мальчикъ въ матроской курточкѣ; пришли и еще два офицера и стали немного позади его, нѣсколько постороннихъ женщинъ, фельдшеръ и его жена, жены сторожей, потомъ дѣти и тѣхъ женщинъ, которыя шли за мужьями. Были и мущины, пришедшіе къ женамъ. Тутъ былъ мужъ Федосьи въ лаптяхъ, пріѣхавшій проститься съ ней изъ деревни. Сзади, направо за рѣшеткой, стояло море арестантовъ въ одинакихъ халатахъ, съ бритыми головами и въ кандалахъ. Налѣво были женщины въ такихъ