фальшивымъ голосомъ не то пѣть, не то говорить слѣдующія слова.

* № 68 (рук. № 24).

Были такіе, которые считали все это поповскимъ мошенствомъ, но для начальства дѣлали видъ, что они вѣрятъ во все это. Эти особенно усердно крестились и кланялись, стоя на колѣняхъ и отпуская другъ другу матерныя ругательства; но такихъ было немного. Большинство же не то что не вѣрило въ ту вѣру, которая требовалась при этомъ богослуженіи (тутъ собственно нечему было вѣрить), но вѣрило въ то, что то, что происходило тутъ передъ ними, было выраженіе единой истинной вѣры, въ которую надо вѣрить,300 которая для чего то нужна и ко времени можетъ пригодиться, и что если вѣрить и молиться, (подъ молитвою разумѣя маханіе руками и поклоны), то будетъ хорошо, если же не молиться или не вѣрить, то можетъ случиться что нибудь дурное. Такъ вѣрило большинство, но были и такіе, которые совершенно не вѣрили даже въ то, что надо вѣрить, а только находили нѣкоторое удовольствіе въ томъ, чтобы стоять въ новомъ мѣстѣ, слушать пѣніе, смотрѣть людей, переговариваться. Къ этому301 разряду принадлежала и Маслова. Сначала ей было развлекательно войти въ церковь, слушать пѣніе, смотрѣть жесты священника, одежду смотрителевой жены и новую шляпку на его дочери, но потомъ, когда все было осмотрено, стало очень скучно и захотѣлось или спать или чай пить. Она обрадовалась, когда все кончилось и священникъ сунулъ ей поцѣловать крестъ и свою руку, стянутую поручемъ, и испытала то чувство удовольствія прекращенія безсмысленнаго занятія, которое многими принимается за религіозное чувство успокоенія послѣ молитвы.

– Маслову въ посѣтительскую, – сказалъ надзиратель, когда они проходили по коридору.

«Вотъ на», подумала Маслова, радуясь предстоящему новому развлеченію. Предполагая, что это была Клара, ея подруга изъ дома Розанова, Маслова пошла за надзирателемъ въ посѣтительскую.

* № 69 (рук. № 25).

<А послѣ повѣрки въ мужскомъ коридорѣ раздалось пѣніе хоромъ молитвы: «Спаси, Господи, люди твоя, благослови достояніе твое, побѣду благовѣрному Императору нашему Александру Александровичу на супротивныя даруяй» и т. п. Оказывалось, что арестанты просили Бога даже не о томъ, чего желали ихъ сердца, а о томъ, что нужно было тѣмъ, которые держали ихъ взаперти. И послѣ. этого не прощенные, а наказываемые люди пропѣли еще молитву «Отче нашъ», въ которой говорится о томъ, что для того чтобы Отецъ небесный простилъ намъ наши грѣхи, и мы прощаемъ всѣмъ грѣхи ихъ. Молитву эту по славянски пѣли басами и тенорами, заботясь, главное, о томъ, чтобы ладить и вмѣстѣ вытягивать на извѣстныхъ мѣстахъ и вмѣстѣ произносить слова то скороговоркой, то въ растяжку. Никто, разумѣется, никогда и не думалъ, о чемъ просилось въ молитвахъ и что означали произносимыя слова: думали только о томъ, какъ бы громче рявкнуть и вѣрнѣе оборвать гдѣ надо и какъ бы поскорѣе кончить.>

* № 70 (рук. № 22).

Нехлюдовъ пріѣхалъ нынче на свиданіе не съ утра, со всею свѣжестью мысли и чувства, какъ тотъ разъ, a послѣ бесѣды съ адвокатомъ, посѣщенія квартиры смотрителя и теперь видѣлся съ ней послѣ тѣхъ странныхъ впечатлѣній, которыя онъ получилъ въ этой комнатѣ и въ условіяхъ, еще болѣе неудобныхъ, чѣмъ въ первый разъ. Онъ надѣялся, что при видѣ ея онъ испытаетъ вновь то чувство умиленія, которое онъ испыталъ въ первое свиданіе, но ничего подобнаго онъ не испытывалъ. Онъ не видѣлъ уже въ ней теперь ту Катюшу, которую онъ зналъ: чистую, любящую его одного дѣвушку, a видѣлъ передъ собой чуждую себѣ проститутку, которая не понимаетъ, не хочетъ или не можетъ понять его и, хуже всего, какъ будто хочетъ прельстить его собою. Онъ стоялъ съ ней рядомъ и такъ близко, что ему видны302 были всѣ подробности этого оскверненнаго, развращеннаго лица съ подпухшими глазами. И въ немъ вмѣсто прежняго чувства умиленія поднялось чувство отвращенія, неловкости и стыда. Чувство это особенно усиливалось еще тѣмъ, что онъ только что говорилъ съ той стриженной дѣвушкой, на лицѣ которой не было ни одной морщинки и все существо которой дышало такимъ противуположнымъ характеру Масловой духомъ естественнаго, прирожденнаго цѣломудрія. Усиливалось это чувство и тѣмъ, что онъ чувствовалъ, что обращаетъ на себя вниманіе.

«Да вѣдь мнѣ не себя, мнѣ Бога нужно», подумалъ онъ.

** № 71 (рук. № 24).

Глава XLII.

Когда Нехлюдовъ въ первый разъ ѣхалъ въ острогъ, онъ готовился къ свиданью съ ней и, увидавъ ее, боролся съ чувствомъ отвращенія къ ней. Нынче онъ не готовился, не думалъ о томъ, какъ и что онъ скажетъ ей, и вдругъ, какъ только онъ увидалъ ее въ арестантскомъ одѣяніи, со страхомъ и готовностью остановившуюся среди комнаты, чувство умилительной жалости къ ней охватило его, наполнило всю его душу и исключило всѣ другія. Онъ сѣлъ съ ней рядомъ, и такъ близко, что ему въ первый разъ видны были всѣ подробности этого оскверненнаго, развращеннаго, когда то милаго лица. Кромѣ того, всѣ морщинки припухлаго лица и искусственно выпущенные кудряшки были особенно замѣтны ему нынче, послѣ того какъ онъ только что смотрѣлъ въ лицо той румяной дѣвушки съ бараньими глазами, на которомъ не было ни одной морщинки и лежала печать такого чистаго цѣломудрія. Но, удивительное дѣло, чѣмъ замѣтнѣе были на ея лицѣ слѣды ея прошедшей жизни, тѣмъ отвратительнѣе она казалась ему, тѣмъ больше онъ жалѣлъ и любилъ ее тою любовью, которую онъ въ первый разъ испыталъ въ тотъ разъ, когда онъ на минуту усумнился было и потомъ, вспомнивъ о Богѣ, почувствовалъ Его въ себѣ. Онъ чувствовалъ теперь, что онъ именно такою, какъ она есть, и любилъ ее, ея душу, которую онъ же загрязнилъ и онъ же постарается разбудить и вызвать…..

Чувство это было такъ сильно, что то, что онъ, очевидно, обращалъ на себя вниманіе, и многіе изъ бывшихъ въ комнатѣ, прекративъ разговоры, смотрѣли на него, не смущало его. Не смущало его и то, что изо рта у нея пахло виномъ и что, сѣвши съ нимъ рядомъ, она кокетливо улыбалась ему, какъ то особенно поджимая губы. Онъ видѣлъ это, но не смущался этимъ и еще болѣе именно за все это жалѣлъ ее, какъ естественно жалѣть человѣка съ изувѣченными членами, особенно когда зналъ его цѣльнымъ. Все, что было въ ней теперь нехорошаго и отталкивающаго, только усиливали въ немъ жалость, а жалость усиливала любовь. Въ душѣ его открылся ключъ воды живой, и онъ нынче въ первый разъ чувствовалъ его проявленіе.303

Облокотившись на ручку дивана, такъ чтобы быть слышаннымъ одною ею, онъ сказалъ:

– Если прошеніе это не выйдетъ, то подадимъ на высочайшее имя, и я сдѣлаю все, что могу.

– Вотъ это хорошо, – сказала она, ненатурально вертя головой и улыбаясь, не распуская губъ.

Нынче въ ней не было совсѣмъ того враждебнаго отношенія, которое она выразила въ первое свиданіе, но не было и ничего сближающаго, искренняго, серьезнаго. Она, очевидно, смотрѣла на Нехлюдова не какъ на человѣка, котораго она знала и любила, который считалъ себя виноватымъ передъ ней и хотѣлъ загладить вину, а какъ на такого же человѣка, какъ и всѣ, которому она нравилась и который поэтому готовъ сдѣлать для нея пріятное.

– Но если бы и это не удалось, я поѣду съ вами, куда бы вы не поѣхали.

– Зачѣмъ же вамъ-то ѣхать?

– Чтобы служить вамъ, загладить свою вину.

Онъ помолчалъ, ожидая того, что она скажетъ. Она молчала.

– Вы не вѣрите мнѣ, – сказалъ онъ, глядя на304 лицо ея, ставшее вдругъ серьезнымъ.

– Отчего же не вѣрить.

– Ну такъ скажите мнѣ что нибудь.

– Что же сказать… Все сказано. Я говорить больше не умѣю, – сказала она, оглядываясь вокругъ себя.

И лицо ея сдѣлалось нетолько серьезно, но строго, какъ и въ первое свиданіе.

Они помолчали.

– Вамъ дурно, я думаю, въ общей, – сказалъ Нехлюдовъ. – Я думаю, нехорошія женщины съ вами.

– Да, есть, – сказала она, – но есть очень хорошія, очень хорошія есть, такъ же какъ я, ни за что сидятъ. А можно васъ попросить, – сказала она, доставая что то маленькое, завернутое въ бумажкѣ, изъ за пазухи.

– Непремѣнно все сдѣлаю, – сказалъ Нехлюдовъ, ожидая чего нибудь важнаго и радуясь этому.

– Вотъ что, – сказала она, вертя головой и улыбаясь, но такъ, чтобы не распустить губы, – у меня зубъ выскочилъ, и я вставила, а крючекъ сломался. Такъ вотъ починить, пожалуйста, если можно. Это можетъ всякій дантистъ сдѣлать.

– Зачѣмъ это? – сказалъ онъ.

– А не хорошо, самимъ не понравится беззубая, – сказала она опять съ той же улыбкой, не распускающей губъ.

Нехлюдовъ только теперь замѣтилъ недостатокъ глазного зуба съ правой стороны.

– Вотъ благодарна буду, – сказала она, и Нехлюдовъ почувствовалъ опять запахъ вина.

– И у меня къ вамъ просьба, – сказалъ онъ рѣшительно.

– Что-же я могу здѣсь для васъ сдѣлать? – сказала она, улыбаясь и очевидно что-то подозрѣвая.

– Вы, пожалуйста, не обидьтесь на меня, a сдѣлайте, что я васъ прошу. Прежде отвѣтьте, что я спрошу.

– Ну, хорошо.

– Вы пьете вино?

Она нахмурилась.

– Ну что-жъ коли пью?

– Не пейте, пожалуйста.305 Вѣдь это ужасно вредно во всѣхъ отношеніяхъ.

– Немножко ничего; вотъ если напиться, ну такъ….

– Нѣтъ, вы, пожалуйста, не пейте. Обѣщайте мнѣ.

Она помолчала.

– Вѣдь скучно очень, – сказала она, – а тутъ развеселишься.

– Ну, обѣщаете?

– Что-жъ, я пообѣщаю, да не сдержу.

– Но все таки постарайтесь.

– Постараюсь, хорошо.

– А вотъ еще что: я спрашивалъ здѣсь, нельзя ли книгъ передавать вамъ. Мнѣ сказали, что нельзя, а что можно только одно Евангеліе. Я бы вамъ посовѣтывалъ почитать Евангеліе.

– Я читала, я знаю все, – недовольно проговорила она.

– Нельзя все знать. Эту книгу читать – всегда все новое.

Опять у нее сдѣдалось испуганное лицо, и она, какъ улитка, ушла въ себя. Онъ хотѣлъ еще многое сказать, но, увидавъ это выраженіе, замолчалъ. Нехлюдовъ чувствовалъ, что въ ней есть кто то прямо враждебный ему, защищающій ее такою, какою она теперь, и мѣшающій ему проникнуть до ея сердца. A кромѣ того, онъ чувствовалъ, что всѣ тѣ хорошія слова, которыя онъ говорилъ, выходили холодны и глупы; что такія холодныя и глупыя слова не могли тронуть ее.

Опять они замолчали. Молчаніе это было прервано.

– Вотъ вы все говорите: что сдѣлать? Вотъ я бы попросила, если можно, васъ похлопотать.

– Что такое?

– Со мной одна женщина сидитъ,306 – продолжала она, и лицо ея приняло простое, пріятное выраженіе, – и такъ жалко. Это крестьяночка одна. Ее отдали замужъ 15 лѣтъ. Мужъ сталъ ей такъ противенъ, что она хотѣла отравить его, а потомъ