имени, то существенно его тождество с именем героя незаконченной комедии Толстого 1856 года, известной под заглавиями «Дворянское семейство» и «Практический человек».541 Главный персонаж этой комедии – князь Валерьян – лицо несомненно автобиографическое. Он назван Валерьяном, можно думать, по связи с тем, что как раз в это время Толстой был увлечен Валерией Владимировной Арсеньевой, чувство к которой нашло себе, видимо, отражение в комедии, но самый облик Валерьяна Юшкина в «Коневской повести» осложнен теми особенностями внешности и характера, которые свойственны были брату Толстого – Сергею Николаевичу. Таковы красота Валерьяна, его увлечение цыганами, его непосредственность и отсутствие колебаний в своем поведении, наконец, его своеобразно привлекательный эгоизм.542 Кроме того, как и Сергей Николаевич Толстой, Валерьян Юшкин участвует в Крымской войне, служа в стрелковом батальоне (а не в артиллерийской бригаде, как Лев Николаевич).
18 июня 1890 года Толстой записывает в дневнике: «Обдумал на работе то, что надо Коневскую начать с сессии суда, а на другой день еще прибавил то, что надо тут же выказать всю бессмыслицу суда». Через четыре дня, задним числом, в дневнике – вариант той же записи: «На работе, покосе, уяснил себе внешнюю форму Коневского рассказа. Надо начать с заседания. И тут же юридическая ложь и потребность его правдивости».543 Следующее упоминание о работе над повестью, как сказано выше, – лишь через полгода – в дневниковой записи 15 декабря: «Начал вчера Коневскую с начала. Очень весело писать».
Последняя запись несомненно относится к тексту первых четырех листов рукописи № 3 (см. варианты, стр. 19—22). Здесь повести дано уже заглавие – «Воскресение», и оно удерживается на протяжении всей дальнейшей работы над ней, несмотря на то что в ближайших упоминаниях о ней она попрежнему именуется Толстым «Коневской повестью». Намерение начать повесть с сессии суда здесь выполнено, однако не вполне. Повесть начинается с характеристики ее героя, после которой следует фраза: «В таком настроении он 3-го апреля поехал в Окружный суд». На ней обрывается второе начало повести. Дальше, очевидно, должен был следовать рассказ о суде над Катюшей. Фамилия героя, как и в окончательном тексте, Нехлюдов, но имя его пока не Дмитрий, а Аркадий. Нехлюдов, как известно, фигурирует еще ранее в «Отрочестве», «Юности», в «Утре помещика» и в «Люцерне» (в последних двух повестях это лицо – автобиографическое). В ближайшей рукописи «Воскресения» (№ 4) ему дано то же имя (Дмитрий), какое он носит в четырех перечисленных повестях. Он не только дворянин, но и князь. Ему в момент суда над Масловой, в 1876 году, к которому приурочены события повести, двадцать восемь лет. Как и сам Толстой, но не как Валерьян Юшкин, о котором сказано, что он окончил университет, Нехлюдов, неудовлетворенный университетской наукой, выходит из университета на третьем курсе и пробует применить свои силы на разных поприщах, но всюду неудачно. В университете он читает книги по экономическим вопросам – Генри Джорджа544 и Рёксина, позднее пишет сочинение по уголовному праву, но не оканчивает его, так же как не сводит концы и в другой своей работе – истории своего душевного развития. (Последнее указание – очевидная параллель к «Четырем эпохам развития», в которых Толстой, по его словам, тоже «не свел концы».) Ряд других подробностей в характеристике Нехлюдова носит такой же автобиографический характер. Мельком говорится о его связи с горничной в деревне у тетки и тщательно зачеркивается упоминание о связи с крестьянкой (опять автобиографическая подробность, о которой Толстой избегал напоминать жене, очень болезненно относившейся к этой добрачной связи мужа). Указание на то, что Нехлюдов был на военной службе, отсутствует. По связи с тем, что было испытано и пережито самим Толстым, внутренний мир Нехлюдова характеризуется чувством душевной пустоты и глубокой неудовлетворенности.
После этого второго приступа к «Воскресению» явственных следов работы над повестью мы не найдем в течение нескольких лет.
В начале 1891 года Толстой задумывается над романом, который слил бы в себе большую часть замысленных им и отчасти начатых вещей, в том числе и «Воскресение». 25 января этого года он записывает в дневник: «Стал думать о том, как бы хорошо писать роман de longue haleine,545 освещая его теперешним взглядом на вещи. И подумал, что я бы мог соединить в нем все свои замыслы, о неисполнении которых я жалею, все, зa исключением Александра I и солдата: и разбойника, и Коневскую, и Отца Сергия, и даже переселенцев и Крейцерову сонату, воспитание, и Миташу и записки сумасшедшего и нигилистов.546 И так мне весело бодро стало». На следующий день, 26 января, там же записано: «Как бы я был счастлив, если бы записал завтра, что начал большую художественную работу. Да, начать теперь и написать роман имело бы такой смысл. Первые прежние мои романы были бессознательное творчество. С «Анны Карениной», кажется, больше 10 лет, я расчленял, разделял, анализировал; теперь я знаю чтò чтò и могу всё смешать опять и разобрать в этом смешанном. Помоги, Отец».
В том же году в дневнике находим следующие упоминания, относящиеся к «Воскресению». 22 мая: «От Давыдова получил очень хорошее дело для Коневского рассказа».547 9—10 июня: «К Коневскому разсказу. Играют в горелки с Катюшей и за кустом целуются». 20 июня: «Хочется писать Коневскую. Очень ясна в голове».
Следующий после написания второго начала этап в работе над «Воскресением» – исправление и переработка копии первого приступа к повести (рукопись № 2). В ней зачеркнуто всё начало, в котором содержится характеристика Валерьяна Юшкина и Катюши и рассказывается об их отношениях до приезда Валерьяна к тетушкам перед отправлением на войну. Вместо этого рассказывается о приезде Нехлюдова (фамилия героя изменена) к тетушкам в 1876 г., в начале последней Турецкой войны (а не Крымской, как было раньше). В текст введен ряд деталей, в том числе рассказ об игре в горелки, во время которой Нехлюдов и Катюша поцеловались. Видимо, исправленный текст этой копии является продолжением второго начала, датируемого, согласно дневниковой записи, 15 декабря 1890 г. Текст этот не вполне хронологически согласован с этим началом (одной и той же датой – 1876 год – в двух рукописях обозначены события, не совпадающие по времени), но это объясняется, нужно думать, тем, что работа находилась лишь в предварительной, черновой стадии. Переработка копии первого начала, поскольку в нее введен эпизод игры в горелки, должна быть отнесена ко времени после 9—10 июня 1891 года – даты дневниковой записи, где впервые намечен этот эпизод. Возможно, что эта переработка была сделана вскоре после 9—10 июня, по следам записи в дневнике.
II.
После записей 1891 года у Толстого упоминаний о повести нет вплоть до 1895 года. 14 июня 1894 г. в дневнике записано: «Решил прекратить писание. Перечел все свои художественные начала. Всё плохо. Если писать, всё надо сначала, более правдиво, без выдумки». 19 июля того же года там же записано: «Страхов читал мои начала и поощряет меня к писанию». 12 марта 1895 г. в дневнике записано: «Нынче захотелось писать художественное». И далее, перечисляя, что осталось незаконченным и что хорошо было бы окончить, Толстой на первое место ставит «Коневскую». В течение ближайшего месяца он чувствует себя временами во власти новых художественных озарений, подавляемых однако ощущением душевной пассивности и апатии. 25 апреля 1895 г., после перерыва в одиннадцать дней, он записывает в дневник: «За всё это время – отсутствие энергии, инициативы мысли. Только изредка вспыхивают и особенно ярко художественные – и не художественные, а целые задачи, замыслы художественных произведений».
Видимо, под влиянием этого художественного возбуждения Толстой решил приняться за дальнейшую работу над давно уже оставленным «Воскресением». Но попытка оказалась неудачной. 26 апреля 1895 г. в дневнике записано: «Сейчас сел за письменный стол, хотел продолжать Коневскую. Решительно не могу». 20 мая Толстой поехал в гости к А. В. и А. М. Олсуфьевым в их имение Никольское-Обольяниново, и там у него пошла работа над повестью. 26 мая в дневнике, в Никольском, записано: «В тот же вечер писал.548 Потом захворал лихорадкой. День не писал и потом еще вечер писал и довольно много, так что больше половины набросано. Странно складывается; нужно, чтобы Нехлюдов был последователь Генри Джорджа и вводил это, чтобы он ослабевал, примериваясь к дочери лежащей утонченной дамы (Мэри Урусова)». Свое намерение сделать Нехлюдова последователем Генри Джорджа Толстой осуществил в дальнейшей работе, в той ее части, в которой идет речь о поездке Нехлюдова в его имения, где он действительно пытается вводить земельную систему Генри Джорджа. Судя по приведенной записи, образ княжны Мисси Корчагиной (в окончательной редакции), дочери на самом деле лежащей утонченной дамы, первоначально складывался у Толстого как художественное отражение княжны Марии Леонидовны Урусовой, дочери друга Толстого кн. Леонида Дмитриевича Урусова, талантливой пианистки, умершей 28-ми лет в феврале 1895 года.549 29 мая, там же, в Никольском, сделана следующая дневниковая запись: «Нынче писал немного и нехорошо – без энергии. Но зато уяснил себе Нехлюдова во время совершения преступления. Он должен был желать жениться и опроститься. Боюсь только que cela n’empiète sur le drame.550 Решу, когда буду в более сильном состоянии». Но, обдумав, Толстой решил отказаться от замысла, намеченного в этой записи, и не развил его в повести. Еще ранее, в рукописи № 2 (л. 7), Толстой написал о Нехлюдове: «Вспомнил он, как он в первую же ночь сказал ей, что он женится на ней», и далее следовал отрицательный ответ Катюши. Но в рукописи № 5 всё это место было зачеркнуто.
Мы с точностью можем определить долю работы над «Воскресением», проделанную Толстым в Никольском. Она – в части рукописи № 3, написанной светло-фиолетовыми чернилами, такими же точно, какими сделаны дневниковые записи в Никольском в мае 1895 года. Нигде больше в дневниках 1890 года этот цвет чернил не встречается. В этой части речь идет о суде над Катюшей, о возвращении Нехлюдова с суда домой, о его поездке на обед к родителям девушки, которой он собирается сделать предложение (здесь ее фамилия колеблется: то Ивина, то Тихоцкая; впоследствии Толстой ее будет звать Кармалиной, затем Корчагиной), о втором дне судебной сессии и об отказе Нехлюдова от звания присяжного.
Толстой сам неоднократно присутствовал на судебных заседаниях. В мае 1870 года он даже участвовал в суде в качестве присяжного заседателя (28 сентября 1883 г. он по религиозным убеждениям отказался от исполнения обязанностей присяжного заседателя в сессии окружного суда в Крапивне). В 1881 году, будучи в Калуге, Толстой записал в дневник
