гонорара, продать – и притом возможно выгоднее – имевшиеся у него в черновых рукописях произведения, с тем чтобы вырученные от этой продажи деньги пошли на дело переселения.

С. А. Толстая 9 апреля 1898 г. в своем дневнике записывает: «Сегодня Лев Николаевич говорит, что доктор Рахманов очень заинтересовался повестью («Воскресение»), о которой он с ним давно говорил, и вот он ему дал читать, а потом сам перечел и подумал, что если напечатать всюду, то можно бы 100 000 рублей выручить для духоборов и их переселения».568

14 июля того же года Толстой пишет Черткову: «Так как выяснилось теперь, как много еще не достает денег для переселения духоборов, то я думаю вот что сделать: у меня есть три повести: «Иртенев»,569 «Воскресение» и «Отец Сергий» (я последнее время занимался им и начерно написал конец). Так вот я хотел бы продать их на самых выгодных условиях в английские или американские газеты (в газете, кажется, самое выгодное) и употребить вырученное на переселение духоборов. Повести эти написаны в моей старой манере, которую я теперь не одобряю. Если я буду исправлять их, пока останусь ими доволен, я никогда не кончу. Обязавшись же отдать их издателю, я должен буду выпустить их tels quels.570 Так случилось со мной с повестью «Казаки». Я всё не кончал ее. Но тогда проиграл деньги и для уплаты передал в редакцию «Русского Вестника». Теперь же случай гораздо более законный. Повести же сами по себе, если не удовлетворяют теперешним требованиям моим от искусства, – не общедоступны по форме, – то по содержанию не вредны и даже могут быть полезны людям, и потому думаю, что хорошо, продав их как можно дороже, напечатать теперь, не дожидаясь моей смерти, и передать деньги в комитет для переселения духоборов». Дальше Толстой предлагает Черткову вместе с П. А. Буланже, П. И. Бирюковым и английскими журналистами Кенворти и Моодом обсудить вопрос, как наилучше поступить, чтобы выручить возможно больше денег, и сообщить ему об этом. Со стороны жены он не ждет больших препятствий к осуществлению своего намерения, но, если они возникнут, надеется побороть их. Проект свой Толстой пока что просит не разглашать. В заключение он добавляет, что продажа его сочинений для дела переселения духоборов представляется выгодной еще и потому, что в таком случае ему удобнее будет обращаться к разным богатым лицам с просьбой о пожертвованиях на это дело. Однако, перечитав в тот же день «Иртенева», Толстой решает, что его не следует печатать. В приписке к письму читаем: «Нынче же перечел рассказ Иртенева и думаю, что не напечатаю его, а ограничусь «Воскресением» и «Отцом Сергием»… «Иртенева» нехорошо печатать, потому что мотив один и тот же, что и в «Отце Сергии» (AЧ).

Несомненно однако, что от напечатания «Иртенева» Толстого удерживало не только им самим указанное обстоятельство, но и то, главным образом, что повесть на тему о непреоборимой страсти Иртенева к крестьянке Степаниде была в значительной мере автобиографичной, и появление ее в печати, как не мог не предполагать Толстой, сильно огорчило бы Софью Андреевну. (Она впервые случайно познакомилась с этой повестью через десять лет после этого и очень остро пережила приступ ревности к героине досвадебного романа Толстого, тогда еще живой и жившей неподалеку от Ясной поляны. Повесть, как известно, напечатана была лишь после смерти Толстого.)

Через три дня после этого письма Толстой записывает в дневник: «Решил отдать свои повести «Воскресение» и «Отца Сергия» в печать для духоборов». Но на следующий день он пишет Черткову: «Только что написал вам о своем намерении отдать в печать написанные рассказы, причем написал глупость о том, чтобы вы собрались все обсуждать этот вопрос, глупость, которую прошу считать comme non avenue571 и за которую простите меня. Взялся было за пересмотр и поправку «Воскресения», и дело пошло хорошо, как случилось такое обстоятельство, которое, к стыду моему, растревожило меня так, что не могу работать, и прошу тоже и мое предложение считать пока comme non avenu» (AЧ). В тот же день он записывает в дневник: «Взялся за «Воскресение», и сначала шло хорошо, но с тех пор, как встревожился, два дня ничего не могу делать».

Обстоятельство, растревожившее Толстого и даже заставившее его на время отказаться от плана печатания своих повестей в пользу духоборов, – было, несомненно, столкновение с женой, раздраженной тем, что в то время как семья материально ничего не получала от печатания новых произведений ее мужа, сектанты, кровно не связанные с Толстым, должны были получить в результате продажи издателям «Воскресения» и «Отца Сергия» большую сумму денег. Но, как и предвидел Толстой, ему в конце концов удалось преодолеть это домашнее препятствие, и он вновь принялся за работу над «Воскресением». 20 июля он записывает в дневник: «Вчера хорошо работал «Воскресение», а 21 июля пишет Черткову: «Теперь – о моем намерении печатать для духоборов мои повести. Я не оставляю этого намерения, хотя предвижу много трудностей и внешних и внутренних и хотя сам в дурном состоянии для работы. Несмотря на это, понемножку работаю над «Воскресением» и с удовольствием, и 1/4 сделал» (AЧ).

Как явствует из цитированного выше письма Толстого к Черткову от 14 июля 1898 г., Толстой намерен был вначале печатать «Воскресение» в том виде, в каком оно было в момент созревшего решения выпустить его в свет, т. е. опубликовать текст второй редакции, сложившийся к февралю 1896 г. В этой редакции отсутствовал еще целый ряд эпизодов, введенных в «Воскресение» позднее. Так, отсутствовало описание богослужения; не фигурировали пока в повести революционеры – политические ссыльные и заключенные, как не фигурировали и сектанты и уголовные, о которых в дальнейших редакциях «Воскресения» Нехлюдов хлопочет. Тогда Нехлюдов ни за кого еще не хлопотал, в том числе и за Катюшу; поэтому все те персонажи, с которыми позднее пришлось столкнуться Нехлюдову в процессе этих хлопот, в ранней редакции повести отсутствуют. Отсутствует в качестве действующих персонажей и сестра Нехлюдова, и ее муж Рагожинский, и старик-сектант, с которым Нехлюдов встретился впервые на пароме, и начальник края в Сибири, и многие другие лица. В связи со всем этим повесть в ранней редакции социально и политически гораздо менее остра и идеологически значительно слабее насыщена, чем в редакции окончательной. Ее финал – женитьба Нехлюдова на Катюше – самому Толстому вскоре показался психологически слабым и неубедительным.

По всем этим причинам, несмотря на первоначальное намерение печатать повесть в том виде, как она была у него написана, Толстой, взявшись за пересмотр ее, не мог остановиться лишь на легкой ее ретушовке, как, видимо, предполагал это сделать сначала, а коренным образом переработал ее, увеличив при этом значительно ее объем.

В течение августа Толстой усиленно был занят переработкой второй редакции повести. 3 числа этого месяца в дневнике записано: «Работа над «Воскресением» идет очень плохо, хотя и кажется, что обдумал гораздо лучше». В тот же день, там же, сделана следующая запись: ,,К «Воскресению». Нельзя было думать и помнить о своем грехе и быть самодовольным. А ему надо было быть самодовольным, чтобы жить, и потому он не думал, забыл“. Через три недели после этой записи, 24 августа, Толстой в дневнике отмечает: «Всё работаю над «Воскресением» и доволен, даже очень. Боюсь столкновений».572

О работе Толстого в это время над «Воскресением» упоминает в своем дневнике и С. А. Толстая. Так, в записи 11 августа, говоря сначала о себе, она продолжает: «Он же работает над «Воскресением» – ненавистной мне повестью. Может быть, он ее исправит». 24 августа она там же записывает: «Он пишет свое «Воскресение», и ему переписывает очень кстати явившийся Александр Петрович».573 28 августа, в день рождения мужа, Софья Андреевна записала в дневнике: «Утром Лев Николаевич писал «Воскресение» и был очень доволен своей работой того дня. «Знаешь, – сказал он мне, – когда я к нему вошла, – ведь он на ней не женится, и я сегодня всё кончил, т. е. решил, и так хорошо!» – Я ему сказала: «Разумеется, не женится. Я тебе это давно говорила; если б он женился, это была бы фальшь».574 27-м и 28-м августа 1898 г. Толстым собственноручно датированы рукописи, текст которых представляет собой переработку второй редакции повести. Эта переработка составила третью редакцию «Воскресения», процесс создания которой прослеживается на материале рукописей №№ 14—18, большей части №№ 19 и 20 и частично № 23.

Отличительные особенности третьей редакции по сравнению со второй таковы. В нее вновь введен рассказ о связи Нехлюдова с замужней женщиной – женой предводителя дворянства. Далее, в отличие от первой и второй редакций, о Нехлюдове сказано, что он окончил университет (кандидат математических наук) и после этого, находясь в стадии «душевной стирки», вместо того чтобы поступить в дипломатический корпус, как этого хотела его мать, поступил во второе отделение собственной его величества канцелярии, т. е. в отделение законов, с тем чтобы «начать новую жизнь, такую, которая бы вся была направлена на нравственную и умственную пользу себе и на пользу людям». «Когда решено было, что он поедет в Петербург, – сказано о нем, – он взял адрес-календарь и внимательно прочел все гражданские учреждения. Из всех их он счел самым важным то, в котором составлялись законы. Решив, что он будет служить в этом учреждении, он пошел на прием к Статс-Секретарю и объявил ему о своем желании служить у него».575 Но через год нравственный подъем проходит, и Нехлюдов живет «как все». При объявлении войны с Турцией он становится «патриотом» и поступает в полк и затем, по дороге на войну, соблазняет Катюшу (см. вариант № 52). Возвратившись с войны, он вращается в высшем петербургском обществе, затем, когда это ему надоедает, уезжает на два года в Италию и там занимается живописью, но сознав, что искусство не может наполнить его жизни, возвращается в Россию и живет с матерью, ничем не занимаясь, участвуя в земстве и дворянских «выборах». Так он живет умным, образованным тридцатидвухлетним холостяком, всем недовольным и всех осуждающим, но в сущности больше всего презирающим самого себя (см. вариант № 54). Рассказ о посещении Нехлюдовым заграничных университетов, отнесенный во второй редакции ко времени до военной службы, здесь опущен, рассказ же о пребывании в Италии, приуроченный там к тому же периоду, здесь сокращен. Воспоминания Нехлюдова о своей юности и юношеских увлечениях идеями Генри Джорджа, следовавшие во второй редакции вслед за возвращением с обеда у