пригласилъ въ залу суда. Всѣ тронулись: высокіе, низкіе, въ сертукахъ, фракахъ, плѣшивые, волосатые, черные, русые и сѣдые, пропуская другъ друга въ дверяхъ, всѣ разбрелись по залѣ.
Зала суда была большая длинная комната. Одинъ конецъ ея занималъ столъ, покрытый сукномъ съ зерцаломъ. Позади стола виднѣлся портретъ во весь ростъ государя, въ правомъ углу кіотъ съ образомъ и аналой; въ лѣвомъ углу за рѣшеткой сидѣли уже подсудимые, за ними жандармы съ оголенными саблями, передъ рѣшеткой столы для адвокатовъ и человѣка два во фракахъ, съ правой стороны, на возвышеньи, скамья для присяжныхъ. Присяжные сѣли внизу на скамьи и стулья. Задняя часть залы, за рѣшеткой, отдѣляющей переднюю часть отъ задней, вся занята скамьями, которыя, возвышаясь одинъ рядъ надъ другимъ, шли въ нѣсколько рядовъ до стѣны. Среди зрителей было три или четыре женщины въ родѣ фабричныхъ или горничныхъ и два мущины, тоже изъ народа. Скоро послѣ присяжныхъ судебный приставъ пронзительнымъ голосомъ объявилъ: «судъ идетъ». Всѣ встали, и вошли судьи: высокій, статный предсѣдатель съ прекрасными бакенбардами. Нехлюдовъ узналъ его. Онъ встрѣчалъ его въ обществѣ и слышалъ про него, что онъ большой любитель и мастеръ танцевать. Членовъ онъ не зналъ. Одинъ былъ толстенькій, румяный человѣчекъ въ золотыхъ очкахъ, а другой, напротивъ, худой и длинный, точно развинченный и очень развязный человѣкъ, съ землистымъ цвѣтомъ лица, безпокойный. Вмѣстѣ съ судьями вошелъ и прокуроръ, тотъ, который, поднимая плечи и махая рукой, пробѣжалъ по коридору съ своимъ портфелемъ. Съ тѣмъ же портфелемъ онъ прошелъ къ окну, поместился на своемъ мѣстѣ и тотчасъ погрузился въ чтеніе и пересматриваніе бумагъ, очевидно, пользуясь каждой минутой для того, чтобы приготовиться къ дѣлу. Секретарь уже сидѣлъ противъ него и тоже перелистывалъ что то. Началась, очевидно, всѣмъ надоѣвшая, привычная процедура: перекличка присяжныхъ, кого нѣтъ, отказъ нѣкоторыхъ изъ нихъ, выслушиваніе объ этомъ мнѣнія прокурора, совѣщаніе членовъ суда, рѣшеніе, назначеніе штрафовъ или отпускъ отъ исполненія обязанностей. Потомъ завертываніе билетиковъ съ именами, вкладываніе ихъ въ вазу, выниманіе, прочитываніе и назначеніе настоящихъ и запасныхъ. Нехлюдовъ во все это время сидѣлъ неподвижно и ни о чемъ не думалъ, слушалъ, что говорили, и наблюдалъ подымавшихся, подходившихъ къ столу судей и возвращавшихся къ своимъ мѣстамъ присяжныхъ. Когда же всѣ замолчали и судьи совѣщались между собой, онъ наблюдалъ подсудимыхъ. Подсудимые были тѣ самые, которыхъ провели по коридору: одинъ мущина и двѣ женщины. Мущина былъ рыжеватый невысокій человѣкъ съ выдающимися скулами и ввалившимися щеками, бритый и весь въ веснушкахъ. Онъ былъ очень взволнованъ, сердито оглядывался на одну из подсудимых и, нѣтъ-нѣтъ, что то какъ будто шепталъ про себя. Одна изъ подсудимыхъ, та, которая была въ арестантскомъ халатѣ, сидѣла, склонивъ голову, такъ что весь низъ лица ея былъ закрытъ и видны были только красивый лобъ, окруженный вьющимися черными волосами, выбивавшимися изъ подъ платка, которымъ она была повязана, прямой носъ и очень черные красивые глаза, которые она изрѣдка только поднимала и тотчасъ же опускала. На желтомъ, нездоровомъ лицѣ было выраженіе усталости и равнодушія. Другая подсудимая, высокая худая женщина, въ своемъ розовомъ платьѣ была некрасива, но поражала энергичнымъ выраженіемъ своего умнаго и рѣшительнаго, съ выдающимся подбородкомъ лица. Она сидѣла въ серединѣ и казалось, что если было сдѣлано дѣло этими людьми, то дѣло сдѣлано ею. Она также сердито взглядывала на мущину и презрительно на женщину.
«Вѣрно, дѣтоубійство», думалъ Нехлюдовъ, глядя на подсудимыхъ. И придумывалъ романъ, въ которомъ маленькая была мать, мущина – отецъ, а энергическая женщина – исполнительница. Его наблюденія были прерваны словомъ предсѣдателя, который предлагалъ присяжнымъ принять присягу. Всѣ встали и толпясь двинулись въ уголъ къ жирному священнику въ коричневой шелковой рясѣ съ золотымъ крестомъ на груди и еще какимъ то орденомъ. Присяга непріятно поразила Нехлюдова. Несмотря на то, что Нехлюдовъ не приписывалъ этому внѣшнему архаическому обряду никакой важности,67 ему было совѣстно повторять, поднявъ руку, слова за старичкомъ священникомъ, который, очевидно, такъ привыкъ, что уже и не могъ думать о значеніи этого дѣла; совѣстно было креститься, одинъ за другимъ подходить въ аналою и цѣловать золоченый крестъ и Евангеліе. Непріятно поразило его особенно то, что послѣ присяги предсѣдатель въ своей рѣчи къ присяжнымъ объяснилъ имъ, чтобы они имѣли въ виду, что кромѣ клятвопреступленія, которое они сдѣлаютъ, судя не по правдѣ, они за это еще могутъ подвергнуться уголовному преслѣдованію. «Точно какъ будто наказаніе, которому подвергнется человѣкъ за клятвопреступленіе отъ Бога, нужно было подтвердить еще страхомъ наказанія отъ прокурора», подумалъ Нехлюдовъ. Послѣ рѣчи предсѣдателя, въ которой онъ длинно и скучно, запинаясь, внушалъ присяжнымъ то, что они не могли не знать, присяжные поднялись на ступени и сѣли на свои мѣста.
Дѣло началось. Неклюдовъ былъ въ самомъ серіозномъ настроеніи и слушалъ все съ болшимъ вниманіемъ.
– Мѣщанка Ефимья Бочкова, – обратился предсѣдатель къ женщинѣ, сидѣвшей въ серединѣ, – ваше имя?
– Афимья.
– Фамилія?
– Бочкова.
– Какой вѣры?
– Русской.
– Православная?
– Извѣстно, православная, какая жъ еще? —
– Вы обвиняетесь въ томъ, что 17-го Января 18.. года въ гостинницѣ Мавританіи вмѣстѣ съ Симономъ Ипатовымъ и Екатериной Масловой похитили у купца Ивана Смѣлькова его вещи: часы, перстень и деньги въ количествѣ 1837 р. 40 к. и, раздѣливъ вещи между собой, опоили, для скрытія своего преступленія, купца Смѣлькова опіумомъ, отъ котораго послѣдовала его смерть. Признаете ли вы себя виновной?
– Не виновата я ни въ чемъ, – бойко и твердо начала говорить обвиняемая. – Я и въ номеръ къ нему не входила.
Предсѣдатель остановилъ ее и обратился къ второму подсудимому:
– Крестьянинъ Симонъ Ипатовъ, – сказалъ предсѣдатель, обращаясь къ подсудимому. – Ваше имя? Православной вѣры? Крещены? Подъ судомъ и слѣдствіемъ не были? Признаете ли вы себя виновнымъ въ томъ, что 17-го Января 18.. въ гостинницѣ Мавританіи принесли опіумъ, соннаго порошку для усыпленія гостя, сибирскаго купца Ивана Смѣлькова и, уговоривши Екатерину Маслову дать ему въ винѣ выпить этотъ опіумъ, отъ чего послѣдовала смерть Смѣлькова, сами же похитили находившіеся въ бумажникѣ и сакъвояжѣ Смѣлькова его часы, золотой перстень и деньги 1836 р. 48 к., которыя раздѣлили между собой, Ефиміей Бочковой и Екатериной Масловой. Признаете ли себя виновнымъ?
– Никакъ нѣтъ-съ. Я ничего не могъ знать, потому наше дѣло служить гостямъ….
– Вы послѣ скажете. Признаете ли вы себя виновнымъ?
– Никакъ нѣтъ-съ. Потому….
– Послѣ.
Судебный приставъ, какъ суфлеръ, останавливающiй заговорившагося не во время актера, остановилъ Симона Ипатова.
Предсѣдатель, граціозно переложивъ локоть руки, которой онъ игралъ разрѣзнымъ ножемъ, на другое мѣсто, обратился къ послѣдней подсудимой, Екатеринѣ Масловой.
– Ваше имя?
Женщина чуть слышно сказала что то. Но такъ какъ не только предсѣдатель, но и всѣ бывшіе въ залѣ знали, что ее зовутъ Екатериной, то онъ не переспросилъ.
– Вѣры? Православной? Крещены? – спрашивалъ предсѣдатель, не ожидая отвѣта и съ видомъ жертвы, обязанной всетаки исполнять формальности, такъ неизмѣримо выше которыхъ онъ находится. – Обвиняетесь вы въ томъ, что, пріѣхавъ изъ публичнаго дома въ номеръ гостинницы Мавританія, вы дали сибирскому купцу Ивану Смѣлькову выпить вина съ опiумомъ и, когда онъ пришелъ въ безчувственное состояніе, похитили у него часы, деньги и перстень, которые раздѣлили между собой, т. е. Ефимьей Бочковой и Симономъ Ипатовымъ. Признаете ли себя виновной?
Подсудимая опустила голову, такъ что низъ лица ушелъ въ сѣрый воротникъ кафтана, и пробормотала что то.
– Говорите громче, чтобы всѣ слышали.
Она опять что то пробормотала. Суфлеръ подскочилъ и строго потребовалъ отвѣта:
– Говори громче,
– Я не опаивала его, – вдругъ громко, нѣсколько хриплымъ голосомъ заговорила Маслова. – Онъ и такъ пьянъ былъ, – прибавила она.
– Такъ вы не признаете себя виновной? – сказалъ строго предсѣдатель.68
– Я сама безъ памяти пьяна была, – сказала и улыбнулась, жалостно улыбнулась, улыбкой своей показавъ недостатокъ двухъ переднихъ зубовъ. – Что хотите со мной дѣлайте. Я ничего не помню, – сказала она и опустила глаза. Потомъ вдругъ подняла ихъ и какъ-то особенно блеснула ими и опять тотчасъ же опустила.
«Гдѣ я видѣлъ эти глаза, не глаза, а именно взглядъ этотъ, робкій и кроткій и ожидающій?»69 подумалъ Нехлюдовъ, котораго невольно притягивало что то къ этой подсудимой и который, не спуская глазъ, смотрѣлъ на нее.
Но гдѣ и когда онъ видѣлъ этотъ взглядъ, онъ не могъ вспомнить.70
Начался разборъ свидѣтелей: кто явился, кто нѣтъ? Нехлюдовъ слѣдилъ зa рѣшеніемъ о неявившихся свидѣтеляхъ, за отводомъ присяжныхъ71 и изрѣдка взглядывалъ на подсудимыхъ. Бочкова говорила что то съ своимъ адвокатомъ. Симонъ все такъ же бѣгалъ глазами и шепталъ что то. Маслова сидѣла неподвижно въ своемъ халатѣ и только изрѣдка сверкала своимъ взглядомъ, направляя его то на товарищей подсудимыхъ, то на женщинъ въ зрителяхъ, то на судей, и тотчасъ же опять опускала глаза и замирала.
Окончивъ разборъ свидѣтелей, назначили запасныхъ присяжныхъ вмѣсто неявившихся и отведенныхъ присяжныхъ, и вотъ началось чтеніе обвинительнаго акта. Обвинительный актъ былъ такой:
Такого то числа такого то года Сибирскій купецъ, остановившiйся въ гостинницѣ Мавританіи,72 послалъ въ домъ терпимости за рекомендованной ему коридорнымъ дѣвицей Екатериной Масловой, извѣстной въ домѣ терпимости подъ именемъ Любаши. Когда Екатерина Маслова пріѣхала въ гостинницу, она застала Смѣлькова сильно пьянымъ, то потребовала отъ него впередъ денегъ. На эти слова купецъ обидѣлся и ударилъ ее такъ, что она упала. Тогда купецъ досталъ свой бумажникъ, въ которомъ было много сторублевыхъ бумажекъ, и далъ ей пять рублей, обѣщая дать еще 10, только бы она не уѣзжала отъ него. Екатерина Маслова осталась, но купецъ тотчасъ же заснулъ, и она, выйдя въ коридоръ, уѣхала, обѣщаясь вернуться къ 8 часамъ утра. Въ 8 часовъ утра она вернулась и пробыла съ купцомъ до 2-хъ часовъ. Въ два же часа Екатерина Маслова уговорила купца ѣхать съ собой въ домъ терпимости. Пріѣхавъ туда, купецъ съ Екатериной Масловой и другими дѣвушками не переставая пилъ хересъ и потомъ коньякъ и въ 5-мъ часу вечера послалъ Екатерину Маслову къ себѣ въ гостинницу за деньгами, давъ ей часы съ печатью и ключи отъ сакъ-вояжа. Пріѣхавъ въ гостинницу, Екатерина Маслова вошла въ номеръ съ коридорнымъ и вмѣстѣ съ нимъ взяла, какъ она показывала, 40 рублей, какъ ей велѣлъ Смѣльковъ, и съ ними вернулась въ домъ терпимости, гдѣ Смѣльковъ пробылъ до вечера. Вечеромъ же Смѣльковъ вернулся къ себѣ въ номеръ вмѣстѣ съ Любкой. И тутъ то между тремя подсудимыми состоялось соглашеніе о томъ, чтобы опоить купца, съ тѣмъ чтобы онъ не хватился своихъ денегъ.
У Симона были капли опіума, оставшіяся послѣ больной госпожи. Симонъ внесъ ихъ въ номеръ купца и поручилъ Любви влить
