заменится новою, как это было с отменой личного рабства — крепостного права, отменой податей. Отмена даже всех трех узаконений вместе не уничтожает рабства, а вызывает новую, неизвестную еще нам форму его, уже теперь понемногу проявляющуюся стесняющим свободу рабочих узаконением в ограничении часов работы, возраста, состояния здоровья, в требованиях обязательного посещения школ, в отчислении процентов на призрение старых и увечных, во всех мерах фабричных инспекций, в правилах кооперативных обществ и т. п. Всё это не что иное, как передовые узаконения, подготовляющие новую, не испытанную еще форму рабства.

Так что становится очевидным, что сущность рабства лежит не в тех трех узаконениях, на которых оно держится теперь, и даже не в тех или иных узаконениях, а в том, что есть узаконения, есть люди, имеющие возможность устанавливать выгодные для себя узаконения, и что, пока будет у людей эта возможность, будет и рабство.

Прежде выгодно было для людей иметь прямых рабов: они установили узаконения о личном рабстве. Потом стало выгодно иметь собственные земли, брать подати, удерживать приобретенную собственность: они установили соответствующие узаконения. Теперь людям выгодно удержать существующее распределение и разделение труда: они устанавливают такие узаконения, которые принудили бы людей работать при существующем распределении и разделении труда. И потому основная причина рабства есть узаконения, то, что есть люди, имеющие возможность устанавливать их.

Что же такое узаконения и что дает людям возможность устанавливать их?

XII

Существует целая наука, более древняя и более лживая и туманная, чем политическая экономия, служители которой в продолжение столетий написали миллионы книг (большей частью противоречащих друг другу) для того, чтобы ответить на эти вопросы. Но так как цель этой науки, так же, как и политической экономии, состоит не в том, чтобы объяснить то, что есть и что должно быть, а в том, чтобы доказать, что то, что есть, то и должно быть, то в этой науке можно найти очень много рассуждений о праве, объекте и субъекте, об идее государства и т. п. предметах, непонятных не только для обучающихся, но и для обучающих этим наукам; но нет никакого ясного ответа на вопрос о том, что такое узаконение.

По науке, узаконение есть выражение воли всего народа; но так как нарушающих узаконения или желающих нарушить их людей, но не нарушающих их только из страха наказаний, налагаемых за неисполнение узаконений, всегда больше, чем тех, которые желают исполнения узаконений, то очевидно, что узаконения ни в каком случае не могут быть понимаемы как выражение воли всего народа.

Существуют, например, узаконения о том, чтобы не портить телеграфных столбов, о том, чтобы оказывать почтение известным лицам, о том, чтобы каждый человек отбывал воинскую повинность или был присяжным, или о том, чтобы не переносить известных предметов за известную черту, или о том, чтобы не пользоваться землею, которая числится собственностью другого, не делать денежных знаков, не пользоваться предметами, которые считаются собственностью другого.

Все эти узаконения и многие другие чрезвычайно разнообразны и могут иметь самые разнообразные мотивы, но ни одно из них не выражает воли всего народа. Общая черта всех этих узаконений только одна, а именно та, что если какой-либо человек не исполнит их, то те, кто установили эти узаконения, пришлют вооруженных людей, и вооруженные люди прибьют, лишат свободы или даже убьют неисполняющего.

Если человек не захочет отдать в виде податей требуемую с него часть его труда, придут вооруженные люди и отнимут от него то, что от него требуется, а если он будет противиться, то прибьют его, лишат свободы, а иногда и убьют. То же будет с человеком, который станет пользоваться землею, числящейся собственностью другого. То же произойдет с человеком, который захочет воспользоваться нужными ему для удовлетворения его потребностей или для работы предметами, считающимися собственностью другого: придут вооруженные люди, отнимут у него то, что он возьмет, и, если он воспротивится, прибьют, лишат свободы или даже убьют его. То же произойдет с человеком, не выказавшим почтения тому, чему установлено выказывать почтение, и то же с тем, кто не исполнит требования итти в солдаты или станет делать денежные знаки… За всякое неисполнение установленных узаконений неисполнившие будут подвергаться побоям, лишениям свободы, даже убийству от тех людей, которые установили узаконения.

Придумано много разных конституций, начиная с английской и американской и кончая японской и турецкой, по которой люди должны верить, что все узаконения, устанавливаемые в их государстве, устанавливаются по воле их самих. Но все знают, что не только в деспотических, но и в самых мнимо-свободных государствах: Англии, Америке, Франции и других, узаконения устанавливаются не по воле всех, а только по воле тех, которые имеют власть, и потому всегда и везде бывают только такие, какие выгодны тем, кто имеет власть, — будут ли это многие, некоторые или даже один человек. В исполнение же приводятся узаконения всегда и везде только тем самым, чем всегда и везде заставляли и заставляют одних людей исполнять волю других, т. е. побоями, лишением свободы, убийством, как оно и не может быть иначе.

Не может же оно быть иначе потому, что узаконения суть требования исполнения известных правил. Заставить же исполнять одних людей известные правила, т. е. то, чего хотят от них другие, иначе нельзя, как побоями, лишением свободы и убийством. Если есть узаконения, то должна быть та сила, которая может заставить людей исполнять их. Сила же, могущая заставить людей исполнять правила, т. е. волю других, есть только одна — насилие, не простое насилие, которое употребляется людьми друг против друга в минуты страсти, а насилие организованное, сознательно употребляемое людьми, имеющими власть, для того, чтобы заставить других людей исполнять всегда установленные ими правила, т. е. то, что они хотят.

И потому сущность узаконений вовсе не в субъекте или объекте права, не в виде государства, совокупной воли народа и т. п. неопределенных и запутанных словах, а в том, что есть люди, которые, распоряжаясь организованным насилием, имеют возможность заставлять людей исполнять свою волю.

Так что точное, всем понятное и бесспорное определение узаконений будет такое:

Узаконения — это правила, устанавливаемые людьми, распоряжающимися организованным насилием, за неисполнение которых неисполняющие подвергаются побоям, лишению свободы и даже убийству.

В этом определении заключается и ответ на вопрос: что дает людям возможность устанавливать узаконения? Дает возможность устанавливать узаконения то самое, что обеспечивает их исполнение: организованное насилие.

XIII

Причина бедственности положения рабочих есть рабство. Причина рабства — узаконения. Узаконения же основаны на организованном насилии.

И потому улучшение положения людей возможно только при уничтожении организованного насилия.

Но организованное насилие есть правительство. А разве можно жить без правительства? Без правительства будет хаос, анархия, погибнут все успехи цивилизации, и люди вернутся к первобытной дикости. Только троньте существующий порядок вещей, говорят обыкновенно не только те, которым этот порядок вещей выгоден, но и те, которым он явно невыгоден, но которые так привыкли к нему, что не могут себе представить жизни без правительственного насилия, — уничтожение правительства произведет величайшие несчастия: буйства, грабежи, убийства, в конце которых будут царствовать все дурные и будут в порабощении все хорошие люди, говорят они. Но не говоря уже о том, что всё это, т. е. буйства, грабежи, убийства, в конце которых наступит царство злых и порабощение добрых, — что всё это уже было и теперь есть, не говоря уже об этом, предположение о том, что нарушение существующего устройства произведет смуты и беспорядки, не доказывает того, чтобы порядок этот был хорош.

«Только троньте существующий порядок, — и произойдут величайшие бедствия».

Только троньте один кирпич из тысячи кирпичей, сложенных в высокий в несколько сажен, узкий столб, — и развалятся и разобьются все кирпичи. Но то, что всякий вынутый кирпич и всякий толчок разрушат такой столб и все кирпичи, никак не доказывает того, чтобы разумно было держать кирпичи в неестественном и неудобном положении. Наоборот, это показывает то, что кирпичи не надо держать в таком столбе, а надо разложить их так, чтобы они твердо держались и можно бы было ими пользоваться, не разрушая всего устройства. То же и с теперешним государственным устройством. Государственное устройство есть устройство весьма искусственное и шаткое, и то, что малейший толчок разрушает его, не только не доказывает того, что оно необходимо, но, напротив, показывает то, что если оно и было когда-нибудь нужно, то теперь оно вовсе не нужно и потому вредно и опасно.

Оно вредно и опасно потому, что при этом устройстве всё то зло, которое существует в обществе, не только не уменьшается и не исправляется, а только усиливается и утверждается. Усиливается и утверждается оно потому, что оно или оправдывается и облекается в привлекательные формы, или скрывается.

Всё то благоденствие народов, которое представляется нам в управляемых насилием, так называемых благоустроенных государствах, ведь есть только видимость — фикция. Всё, что может нарушить внешнее благообразие, — все голодные, больные, безобразно развращенные, все попрятаны по таким местам, где их нельзя видеть. Но то, что их не видно, не показывает того, что их нет. Напротив, их тем больше, чем больше они скрыты, и тем жесточе к ним те, которые их производят.

Правда, что всякое нарушение, а тем более прекращение правительственной деятельности, т. е. организованного насилия, нарушит такое внешнее благообразие жизни, но это нарушение произведет не расстройство жизни, а только обнаружит то, которое было скрыто, и даст возможность исправления его.

Люди думали и верили до последнего времени, до конца нынешнего столетия, что они не могут жить без правительств. Но жизнь идет, условия жизни и взгляды людей изменяются. И, несмотря на усилия правительств, направленные к тому, чтобы удержать людей в том детском состоянии, в котором обиженному человеку кажется легче, если есть кому пожаловаться, люди — в особенности рабочие люди, не только в Европе, но и в России, всё больше и больше выходят из ребячества и начинают понимать истинные условия своей жизни.

«Вы говорите нам, что без вас нас завоюют соседние народы: китайцы, японцы, — говорят теперь люди из народа, — но мы читаем газеты и знаем, что никто не угрожает нам войною, а что только одни вы, правители, для каких-то непонятных нам целей, озлобляете друг друга и потом, под предлогом защиты своих народов, разоряя нас податями на содержание армии, флотов, вооружений, стратегических железных дорог, нужных только для вашего честолюбия и тщеславия, затеваете войны друг с другом, как теперь вы это устроили с миролюбивыми китайцами. Вы говорите, что вы для нашего блага ограждаете земельную собственность, но ваше ограждение делает то, что вся