и до старости.

А вот рядом на самом этом шоссе и посреди полей, которые пашут мужики, стоит обнесенный стеною чугунный завод с четырьмя домнами и с огромной трубой. И на заводе, и на шахтах этого завода, как муравьи, копошатся рабочие люди. Одни на 100 аршин под землей в темных шахтах с утра до ночи, а другие с ночи до утра в сырости, темноте, духоте выбивают руду, подвозят к дудке и везут пустые вагончики, и опять наполняют их, и так работают по 12, 14 часов в день всю неделю. А другую неделю опять то же. Жизни у этих людей почти нет. В воскресенье только помоются, получат расчет, напьются, опохмелятся и опять лезут под землю.

Так работают одни, другие на самой домне, как в аду, копошатся у печей и у спуска расплавленной руды. Тут же при заводе плотники, слесаря, кирпичники — все так же, как рабочая скотина, работают, сколько хватает сил. Когда освобождаются, пьют. Кругом завода со всех сторон кабаки заманивают гулящих. Так это в деревне. А вот как в городе. В городе народ по фабрикам. На фабриках эти люди приходят по звонку, все работают по 12 часов в день. Иногда работают ночью, всех их обыскивают, когда они выходят. И так они работают всю жизнь, исключая праздников, и так работали отцы и деды некоторых. Так это на фабриках. Но кроме работ на фабриках есть еще работы в прислугах. Есть кормилицы, которые, бросая своих, кормят детей господ и купцов, няньки, горничные, прачки, которые моют, одевают, обшивают господ, купцов. Есть лакеи, которые чистят дома, одевают, повара, кухарки готовят, кучера, которые кормят их лошадей, возят господ, целые артели людей только и делают то, что в удушливых ямах вычищают и вывозят их нечистоты. И так в этом живут люди годами, жизнями, поколениями, живут мальчики или женщины распутные, и только потому, что мальчик этот сын богатого человека и что женщина успела заманить в блуд богатого человека, у него и у нее рабы, которых она покупает за деньги, которые у нее есть, а у них нет, и вот мальчик пьяный валяется до 12-ти часов в постели, а рабы его чистят, готовят ему всё, выносят его нечистоты. Он швыряет им в лицо то, что ему не нравится, ругает их, старых людей.

Из ста человек русских едва ли 3, 4 живут человеческой жизнью, без вшей, не в лохмотьях, досыпая и доедая и работая без надрыва 5, 6, 7 часов в день, а остальное время отдыхая, общаясь, обучаясь, обдумывая жизнь. И живут так не десятки, не сотни, не тысячи, а миллионы, все, почти все люди. В деревне ли, в городе ли, на фабриках ли, на заводах, в прислугах.

Так живут 2, 3 на сотню, 2 же или три на тысячу живут так, что за один день съедают и выпивают то, что прокормило бы сотни людей в год, носят на себе одежды, стоящие тысячи, живут в палатах, где поместились бы тысячи рабочих людей, тратят на свои прихоти и большей частью на свой разврат тысячи, миллионы рабочих дней, так что в сравнении с этим еще видней, страшней нищета, забитость, нужда всех рабочих.

Страница рукописи статьи «Неужели это так надо?»

Копия с поправками Л. Н. Толстого

Уменьшено

Для одних людей, когда еще они только собираются родиться, призывают акушерку, доктора, иногда двух для одной родильницы, приготавливают приданое с сотнями распашоночек, пеленок, кружевных чепчиков, рубашечек с шелковыми ленточками, приготавливают на пружинах колясочки; другие, не избранные, родятся как попало и где попало, без помощи, и завертываются в тряпки и кладутся в лубочные люльки на солому. За одними ходят мать, нянька, кормилица, а мать лежит девять дней, отдыхая, другим суют в рот соску из тряпки, и мать встает тотчас же и топит печку, и кормит кур, и иногда стирает белье на себя и мужа. Одни растут в киндергартенах детских среди игрушек, забав и поучений, другие сначала ползают голыми брюхами через порог, увечатся, съедаются свиньями и с 5 лет начинают подневольно работать. Одних обучают всей научной мудрости, приспособленной к детскому возрасту, других обучают матерным словам и самым диким суевериям. Одни влюбляются, заводят романы и потом женятся, когда уже изведали все удовольствия любви, других женят и отдают замуж, на ком нужно родителям, для помощи в работе от 15 до 20 лет.

Одни пьют два раза кофе, два раза чай, съедая по полуфунта сахару, едят два и три раза фунта по два лучшего мяса, каждый день пьют виноградное вино, другие едят один хлеб с квасом и чай и один кусочек сахара съедают в 2 недели. Одни не пачкая меняют тонкое белье каждый день, другие, постоянно работая черную работу, меняют его в две недели. Одни спят в чистых простынях на пуховиках, другие на земле, подложив под головы вшивые кафтаны. Одни, катаясь, ездят на сытых кормленных конях, а другие работают на некормленных лошадях и по делу идут пешие. Одни придумывают, что бы им сделать, чтобы занять свое праздное время. Другие не успевают обчиститься, обмыться, обдумать, слово сказать. Одни веселятся каждый день, другие каждый день работают. Одни знают все науки и читают и пишут на 4, 7 языках, другие ничего не знают и не умеют ни читать, ни писать на своем языке. Одни всё знают, но ни во что не верят, другие ничего не знают и верят во всякий вздор, который им скажут.

И ведь хорошо бы это было, если бы богачи тратили свое богатство на дело, если бы хоть сами веселились и радовались. А то посмотри на них поближе и увидишь, что они страдают другой раз хуже голодных, замученных рабочих. Многие из них родились уже в богатстве и изуродованы, изнежены жизнью, ничего не умеют, ничего не знают, и всё-то им прискучило, надоело, и ничто не веселит их, и они завязли во всех соблазнах. Ешь что хочешь, а есть не хочешь, покупай что хочешь, а ничего не нужно.

Но если бы хоть эти были довольны и счастливы, но этого далеко нет, большей частью все эти богачи — больные, плешивые, беззубые, часто в сифилисе, тоскуют эти люди в своей праздности хуже рабочих.

Одни, большая часть, мучаются от нужды, другие, малая часть, мучаются от избытка. Неужели это так надо? Ясно, что не надо, что тут какая-то ужасная ошибка.

<Так отчего же это так? Кто устроил это? Зачем рабочие работают, бьют камень, лезут в шахты, в доменные печи, идут в кормилицы, банщики, золотари, работают чужую землю? Спроси у них, они скажут, что без этого им нельзя. Надо кормиться, платить подати. И действительно, подсчитай оборот крестьянина, фабричного, прислуги, увидишь, что ему нельзя иначе. Есть надо мужику.>

Если есть бог, если есть высший разум и любовь, руководящий миром, то не мог он хотеть, чтобы люди жили так, бесцельно мучаясь и мучая и ненавидя друг друга; если нет никакого бога, то и тогда не может быть правильным такое устройство жизни, при котором люди живут противно данному им разуму. Все люди видят, потому что не трудно увидать это самому немудрому человеку, что распределить так жизнь безумно, невыгодно и мучительно; что нет никаких препятствий для того, чтобы учредить жизнь так, чтобы все равномерно пользовались теми благами, которые дает им жизнь, не мучались бы напрасно и не мучали бы друг друга. Всякому немудрому человеческому уму совершенно ясно, что если люди будут работать только то, что им действительно нужно и приятно, не будут строить бессмысленных пирамид и дворцов и соборов, делать таких украшений, бархатов — золотых, самоцветных камней, украшений, экипажей и т. п., которыми могут пользоваться только один из тысячи, не будут тратить свои труды на то, чтобы удерживать вещи богатых от бедных: кладовые, замки, лавки, полиция, судьи, тюрьмы, богадельни и т. п., не будут делать орудий истребления друг друга: пушки, крепости, порох, ружья; если люди перестанут делать все эти вредные и ненужные вещи, а перестать это очень легко, потому что все люди видят вред этого, то им всем надо будет очень мало и не тяжело работать, чтобы всем жить не только не в нужде, но в роскоши и изобилии.

Так что всякий, если только подумает, легко видит, что совсем не надо жить так, как теперь живут люди, и что если и живут люди так, как они живут теперь, то причиной этого должна быть какая-нибудь ошибка, — не бога, не природы, а самих людей, такая ошибка, которую должно и можно исправить.

В чем же эта ошибка?

Прежде всего бросается в глаза то, что богатые захватили землю и, владея землей, держат в рабстве рабочих людей, у которых нет земли. — И действительно, в этом, кажется, корень всего: если мужик убирает прежде поля помещика, а потом свои, если бросает свой дом и идет в батраки, если продает свой хлеб, сам не доедая, продает выращенную им скотину, которой пользоваться будет богач, то всё это только оттого, что у него нет земли или мало земли, и чтобы ему кормиться с семьей, ему надо или работать на помещика, или наниматься к нему, или арендовать у него землю, а чтобы платить за землю, надо итти в работники или на фабрику или продавать свой хлеб, свою скотину. Если и в городах живут крестьяне на фабриках хотя бы и несколькими поколениями, то пошли они туда только от захвата земли богачами, и освободиться от фабричной работы они могли бы только тогда, когда земля бы была свободная. Так что корень ошибки, кажется, в этом захвате земли богатыми.

Но если вникнуть подробнее в жизнь рабочих, то увидишь, что не в этом одном причина, а увидишь еще другую причину их порабощения — порабощения одинаково и земледельческих и фабричных. Рабочие получают плату за свою работу и на эту плату кормятся, помещаются, топятся, одеваются с своей семьей. Все же эти предметы в руках богатых. И вот богатые по мере того, как предмет становится нужен рабочим, накладывают на него цену иногда просто в виде увеличения цены, иногда в виде налога на предметы внутреннего производства и пошлины на предметы иностранного производства, так что рабочий средний иногда не может запасти денег столько, чтобы избавиться от необходимости продавать себя. Происходит это невольно. Богатые, желая только больше разбогатеть, вовсе не думая о том, чтобы этим поработить рабочего, накладывают высшую цену или