Скачать:TXTPDF
Полное собрание сочинений в 90 томах. Том 35. Произведения, 1902-1904

башни и ударили тревогу.

Петраков лежал навзничь с взрезанным животом, и белое лицо было обращено к небу, и он, как рыба всхлипывая, умирал. А старушка его на тихом Доне в это время сватала ему невесту, красневшую при имени Степана Петракова, и291 загадывала, как она женит его осенью.

— Батюшки, отцы родные, как, что наделали. Как, — вскрикнул, схватившись за голову, начальник крепости, когда узнал о побеге Хаджи-Мурата. — Голову сняли. Упустили, разбойники. Застрелю, сам своими руками. Как! — кричал он, слушая донесение Мишкина.

Тревога дана была везде. И не только все бывшие в наличности казаки и пехота посланы наперерез беглецам, но и все со всех мирных аулов милиционеры. Тысяча рублей награды кто привезет живого или мертвого Хаджи-Мурата. И через два часа после того, как Хаджи-Мурат с товарищами подскакал к лесу, больше двухсот человек конных, кроме двух рот пеших, бежали и скакали во все стороны отыскивать и ловить бежавших.

Подскакав к лесу, Хаджи-Мурат сдержал своего далеко опередившего других коня и подождал товарищей. Дорога по лесу292 — частому, непролазному, заросшему колючкой, так что без дороги нельзя было и думать ехать, — шла вправо и по направлению не куда нужно было,293 а в такие места, где могут и должны по тревоге встретить и остановить. Остановившись и перевязав раненому Садо рану на плече, поехали всё-таки вперед. Но ехать294, кроме как по дороге, нельзя было. Проехали с версту,295 ожидая дороги влево. Влево не было поворота, но выехали в кукурузное поле. Проехали полем и опять въехали в лес. В лесу наехали на ручей. У ручья слезли, попоили лошадей, стреножили, оправили заряды, поели, расстелили бурки и четверо легли, один стоял и слушал. Ночь была темная, шакалы мешали слушать.296 Но к утру, только стало розоветь на горах, послышались шаги и говор. Хаджи-Мурат297 вскочил, послушал и пошел к лошадям. Подтянули подпруги, сели и поехали дальше. Дорога шла туда, куда нужно было.298 Направо был обрыв, налево горы. Софедин и Мулла-Казинет говорили, что она выведет к…299 Только бы миновать мирный аул. Сзади ничего уже слышно не было. Дорога взошла на высокую площадь, поросшую лесом. Аул должен был быть вправо, влево шла дорожка. Они поехали по ней. И не проехали ста сажен, как попался старик с кукурузой. Стали спрашивать, где они? Где аул мирно̀й? Из слов старика вышло, что они заблудились и ехали обратно к Нухе. Аул тот, которого они боялись, был позади.300

— Смотри, не сказывай, кого видел, — сказал старику Хаджи-Мурат.

— Скажет, — сказал Софедин. — Кончить (убить) надо.

— Не надо… Возьмем с собой.

Старика, дрожащего, но готового к смерти, посадили на седло и поехали вперед. Не проехали версты, как на крутом повороте на расстоянии 50-ти301 шагов столкнулись с302 мирны̀ми.

— Он! — крикнул передовой, — за мной, — и тронулся на беглецов.

— Стой, — крикнул Хаджи-Мурат и, выхватив из чехла винтовку,303 наставил на подъезжавших. То же сделали и его товарищи.304

— Ана сени алесин. Собаки! — крикнул Хаджи-Мурат, ругаясь. — Убью, собаки! Назад!

Мирные столпились и остановились.305 Тогда Хаджи-Мурат быстро поворотил лошадь и306 пустился назад. Отскакав шагов триста и проскакав лощинку и выскакав на другой бок ее, Хаджи-Мурат соскочил с лошади.307

— Не дамся живой собакам, — сказал он,308 оправляя винтовку и взводя курок. Товарищи его подскакивали, а за ними видны были мирны̀е и слышны их гики. Белый конь Хаджи-Мурата заржал, увидав своих, и сунулся вперед.

— Слезай! — крикнул Хаджи-Мурат. — Алтар (лошадей) куди. (Режь лошадей). — И, вынув кинжал, Хаджи-Мурат полосонул309 по шее лошади. Кровь хлынула. Она зашаталась,310 и он повалил ее311 к себе спиной. Она билась ногами. Товарищи его делали то же самое. А он между тем поставив312 винтовку на подсошки, целил в подъезжающих мирны̀х.313 Впереди ехал в черной папахе314 офицер милиции. Винтовка щелкнула, дымок показался на полке, и офицер повернулся на лошади и зашатался.

— Ана сени алесин, — визжал рыжий Софедин, целясь в другого. Выстрелил и он, и другой упал. Мирны̀е остановились и стали спешиваться. И скоро по деревьям около Хаджи-Мурата и по315 телам лошадей стали шлепать пули и визжать, пролетая мимо. Хаджи-Мурат, лежа за лошадью, заряжал и бил с подсошек только тогда, когда он был уверен, что не промахнется. И как только кто из мирны̀х высовывался из за дерева, он падал и хватался за грудь или живот. Три товарища Хаджи-Мурата, кроме Софедина, стреляли редко и не целились и их не ранили, но Хаджи-Мурат и Софедин не пускали ни одного заряда даром и через лошадь целились старательно. И потому и представляли цель и по ним били. В первого попали316 Софедина в ухо. Он завязал себя платком и продолжал стрелять. Потом317 пуля318 попала Хаджи-Мурату в руку ниже плеча. Хаджи-Мурат выхватил из кармана вату и поспешно заткнул себе дыру и продолжал целить и стрелять. Когда мирные увидали, что Хаджи-Мурат ранен, они319 радостно завизжали и один из них закричал Хаджи-Мурату, чтобы он сдавался. Всё равно ему не уйти от них.

— Не уйти и вам от меня! — кричал Хаджи-Мурат, выпуская свою пулю в того, кто предлагал ему сдаться.

— Ну, так пропадать вам, — закричал предлагавший сдаться.320 Но Софедин321 уже целил в предлагавшего и убил его. Софедин медленно, но не переставая стрелял и долго целился. Но скоро и Софедин перестал стрелять.322 В то время, как он целил, пуля попала ему в лоб, и он с корточек опустился на зад и выбросил ружье. Опять мирные, увидав, что убили, загикали и закричали, чтобы они сдавались, но Хаджи-Мурат323 только крикнул своим двум, чтобы они взяли от Софедина и подали ему патроны. Один из двух подполз к Софедину и выбрал хозыри и подал их Хаджи-Мурату. Так продолжалось еще минут десять. Один из двух остававшихся, кроме Хаджи-Мурата, был тоже ранен в руку и, стоная, сидел и перестал стрелять. Другой стрелял медленно и дурно. Хаджи-Мурат один отстреливался, но не успевал и неприятели придвигались, перебегая от дерева к дереву всё ближе и ближе. Хаджи-Мурат еще заткнул себе рану в плече и в ноге и весь черный в крови и пыли то ложился за лошадь заряжая, то поднимался и наводил ружье и стрелял.

— Сдавайся, — закричал черный весь в крови от раненой руки тавлинец. — Всё равно убьем.

324— Бери, — ответил Хаджи-Мурат и, выхватив пистолет,325 выстрелил в ближайшего.

Визг поднялся во всех сторон, и человек пять, число их всё прибавлялось, подбежали шагов на десять.

— Отдайся живой!

Опять выстрел. И опять Хаджи-Мурат, выхватив вату,326 завалился за лошадь и заткнул рану в боку.

— Убит! убит! — закричали горцы и бросились к нему.

— Нет еще, — и Хаджи-Мурат, выхватив кинжал, бросился к тому, в которого он два раза промахивался, и не успел тот поднять руки, как кинжал пропорол ему брюхо. Но в то же время две пули пробили грудь Хаджи-Мурата.327 Он упал. Он умирал и вдруг понял это. И Вали-Магома такой, каким он его видел последний раз, свистящим и кидающим камни и смеющимся, представился ему. Вспомнилась ему улыбающаяся, краснеющая Марья Дмитриевна, вспомнился ему и враг, сам328 высокий рыжий Шамиль с своим торжественным величием. И Вали-Магома, и Шамиль, и Марья Дмитриевна — всё смешалось в одно и из за всего выступил Алла, от которого он пришел и к которому шел теперь. И он вдруг понял всё. Что этого не надо было. Что всё было не то. Все думали, что кончилось. Но вдруг его страшная окровавленная голова поднялась из-за лошади. Он поднялся весь, поднял голову кверху329 и остановился. Все замерли.

Вот его то в эту минуту мне наполнил запыленный сломанный репей.

Смущение нападавших продолжалось недолго. Еще две пули ударились в грудь Хаджи-Мурата. Одна попала в золотой и отскочила, другая попала в сердце.

— Алла! — проговорил330 он, упал навзничь и уже не двинулся.

Шамардино

14 августа 1896.

Л. Толстой

[Редакция вторая — 1897 г.]

* № 2 (рук. № 11).

Это было на Кавказе сорок пять лет тому назад, в декабре 1851 года,331 в самый разгар войны с Шамилем. В передовой крепости Шахгири или Воздвиженской332 только что333 пробили334 вечернюю зорю,335 пропели «Отче наш»,336 поужинали щи и кашу с салом337 и получили приказ, принесенный фельдфебелем, завтра выступать с топорами до зари за Шахгиринские ворота.338

— Панов, Кондаков и Никитин, в секрет за ворота.339

Ночь была тихая и темная с маленьким морозом. Солдаты вышли и, сложив ружья, сели.

Панов, старый служака, пьяница, не переставая ворчал. Никитин возражал Панову, очевидно не для того, чтобы возражать, а только для того, чтобы показать свое мастерство говорить.340

— Рубим, рубим, а ничего не вырубили, — говорил Панов. — Она опять вся пуще зарастет, а он….. его мать, на лето засядет в чащу, не вышибешь его оттель.341

Небось, картечь выбьет, только б провезть орудие, — отвечал барабанщик.

342— Как же, выбила. Вот так-то выбили Слепцова,343 слышал? — (Тогда только что был убит Слепцов, известный генерал). — А ты говоришь. Ты чего344 сапоги снимаешь? — обратился он к Кондакову,345 стаскивавшему с себя сапоги.346

— Да347 смотрю — стоптал.

То-то,348 стоптал.349

— Говорят, так на месте и положили, — сказал барабанщик. — Уж очень смел был.

— Тут смел, не смел, кому обречено.

— Ох, хороши350 сапоги продавал Тихонов, — сказал барабанщик.351

— Он домой идет.

Тоже счастье человеку.352

— Да что ж, тебе недолго.

— Как же, недолго.353 Да я не считаю. Хуже.354

355Не прошло и часа после их выхода, как впереди их послышался356 легкий свисток.

— Бери ружья, готовься.

Люди схватили ружья, и щелкнули взводимые курки два вместе и один кондаковский после.

357— Солдат?

— Мирно̀й, — послышался голос в темноте. — Стреляй не надо, своя.

И показалась темная фигура, одна и другая.

— Стой, не стреляй. Это лазутчики, — сказал Панов.

— А ты верь ему больше.

— Говорю не стреляй.

Панов встал и, неся ружье на перевес, двинулся к показавшимся фигурам.

— Кто идет?

— Своя, своя, мирно̀й, — и чеченец рысью подбежал прямо к Панову. — Ружье нет, пистолет нет, шашка нет. Генерал айда, генерал.

Вишь дрожит весь, сердешный, долго ли убить.358

— Вот погоди смена придет, тогда сведу к дежурному, айда, сведу.

* № 3 (рук. № 11).

359В эту самую ночь, когда солдат Панов принял лазутчика и свел его к Воронцову, и Воронцов на радости пил шампанское, тот, кто был виновником всего этого, Хаджи-Мурат, сидел в сакле у кунака в чеченском ауле,360 самом близком к русской крепости.

361Хаджи-Мурат362 сидел на подушках в середине сакли

Скачать:TXTPDF

башни и ударили тревогу. Петраков лежал навзничь с взрезанным животом, и белое лицо было обращено к небу, и он, как рыба всхлипывая, умирал. А старушка его на тихом Доне в