так и теперешние, было неправда — не то чтобы это была прямая ложь, но он, как мне казалось,1237 хотел этим приготовленным рассказом что то внушить о себе русским.
— Спросите его, — сказала Марья Дмитриевна,1238 — правда ли, что Шамиль обещал выколоть глаза его сыну.
Переводчик передал ему. Он грозно нахмурился и с невыразимой злобой взглянул на Марью Дмитриевну.
— Что аллах хочет, то и будет,1239 — сказал он.
Потом он опустил голову, как будто задумался, и лицо его вдруг всё изменилось, стало жалкое и кроткое.
— Как любит сына-то однако, — сказала Марья Дмитриевна.
Может быть, он еще бы рассказал что нибудь, но в это время вошел денщик и доложил Ивану Матвеевичу, что приехал Арслан-Хан из Хасав-Юрта. Арслан-Хан был мирной князь,1240 офицер, живший в ладу с русскими, ненавидевший горцев и ненавидимый ими. Мы слышали, что у него была раньше кровная месть с Хаджи-Муратом, и оказалось, что и теперь он приехал с доносом о том, что Хаджи-Мурат ведет переговоры с Шамилем не о своем семействе, а о том, чтобы высмотреть русские крепости и подвести к ним Шамиля.
Когда Арслан-Хан, маленький черный человечек, вошел с своими двумя спутниками, Хаджи-Мурат вдруг весь преобразился, грудь поднялась и рука схватилась за рукоятку кинжала и загоревшиеся глаза уставились на Арслан-Хана. Когда же Арслан-Хан передал по русски то, что он слышал, и переводчик передал это ему, он, как кошка, вскочил с тахты и бросился на Арслан-Хана. Не вынимая оружия, но подставляя ему грудь, он что-то проговорил, повторяя одно и то же слово. Арслан-Хан взялся за пистолет, но Хаджи-Мурат не отстранился и так же подставил ему грудь, повторяя это слово.
Иван Матвеевич, офицеры и я насилу разняли их и увели Арслан-Хана. Хаджи-Мурат, всё хромая и ворча что-то, ушел к себе.
IV
На другой день к великой радости Ивана Матвеевича Хаджи-Мурат уезжал.
Я был в это время у Ивана Матвеевича. Я пришел в этот день без зова. Я не мог не придти. Меня странно возбуждало и мучало присутствие Хаджи-Мурата и его отношения с Марьей Дмитриевной.
Когда любишь женщину, особенно бессознательно, как я любил Марью Дмитриевну, бываешь особенно чуток к чувствам этой женщины. И я видел, что Хаджи-Мурат произвел на Марью Дмитриевну впечатление, как мужчина на женщину, больше, чем то, какое она сама признавала. Я видел это по ее1241 одежде, прическе, более нарядным, чем обыкновенно, по тому, что о чем бы ни говорили, она находила случай упомянуть о Хаджи-Мурате; главное, я видел это по ее взглядам. И я испытывал странное чувство. Хаджи-Мурат вследствие этого меня особенно болезненно привлекал к себе. Мне было ужасно грустно и досадно на Марью Дмитриевну и жалко ее.
В утро отъезда Хаджи-Мурата, несмотря на свою короткую ногу, на которую он ступал, нагибаясь всем телом,1242 он, в черкеске и оружии по дорожному, вошел мягкими шагами в чувяках в комнату, где его ожидали. Увидав Марью Дмитриевну, он остановился на своей прямой ноге, опершись носком короткой о пол. Он был одет в шелковый, обшитый тоненьким ремнем черный бешмет, подпоясанный ремнем,1243 с серебряным, а не золотым, кинжалом; ноги были в красных чувяках и белых ноговицах с тоненьким галуном. Увидав Марью Дмитриевну, он1244 оглянулся и что то сказал рыжему, и тот подал ему белую бурку. Он взял ее жилистой рукой с надувшейся поперечной жилой и, наклонив голову,1245 подал ее Марье Дмитриевне. Переводчик сказал:
— Он говорит, ты похвалила бурку — возьми.
Марья Дмитриевна покраснела и сказала:1246
— Зачем это? Ну, благодарю.
Он покачал головой и чуть-чуть презрительно улыбнулся,1247 потом он подал кинжал Ивану Матвеевичу.
— Возьми, дарю.
Иван Матвеевич тоже поблагодарил и сказал, что он хочет отдарить его. Хаджи-Мурат помахал рукой перед лицом, показывая этим, что ему ничего не нужно и что он не возьмет. А потом показал на горы1248 и на свое сердце1249 и пошел к выходу. Все пошли за ним.
Остановившись у поданной лошади, он обратился еще раз ко всем, дотрагиваясь рукой до груди.
Марья Дмитриевна, встретившись с ним глазами, показала на небо и сделала жест выхода из гор. Он понял и,1250 подняв руку не высоко, открыл белые, ровные зубы.
— Алла, — сказал он.1251
— Даст алла, даст, — сказала Марья Дмитриевна.
— Ну, дай Бог, дай Бог, — сказал Иван Матвеевич.1252
Хаджи-Мурат не отвечал и, не смотря на свою кривую ногу, только что дотронулся до стремени, как уж, как кошка, вскочил на лошадь.
— Прощай, спасибо, — сказал он и, с тем особенным гордым таинственным видом, с которым сидит горец на лошади, выехал за ворота крепости со своей свитой.
Мы1253 стояли на крыльце, следя за ними, пока они скрылись.
— А хороший парень, — сказал Петровский.
— Славный, — сказала Марья Дмитриевна.
— Ну, такая же собака, как все, — сказал Иван Матвеевич.
— Всегда глупости говоришь, — сказала Марья Дмитриевна и опять покраснела и решительным шагом вошла в дом.
V
С тех пор1254 до нас дошли слухи, что Шамиль всё не выпускает1255 семью Хаджи-Мурата, угрожая убить их, в особенности любимого сына Вали-Магому, и что Хаджи-Мурат выпросился у князя Воронцова в Нуху, где, как он говорил, ему удобнее вести переговоры с горцами. Больше мы ничего не слыхали о Хаджи-Мурате.
Марья Дмитриевна часто вспоминала и говорила о Хаджи-Мурате, Иван Матвеевич смеялся ей и при других, что она влюблена в Хаджи-Мурата. Марья Дмитриевна смеялась и краснела, когда это говорили. Меня же это оскорбляло за Марью Дмитриевну.
1256Я стал поправляться и уже собирался отправляться к своему полку. И чем ближе подходило это время, тем мне милее становилась Марья Дмитриевна. А она попрежнему была полуматерински добра ко мне.
125727 июня я пил чай у1258 Марьи Дмитриевны, а Иван Матвеевич в этот день или, скорее, ночь встречал батальон куринцев и у них шла попойка. Слышны были тулумбасы и крики «ура!». Иван Матвеевич обещал не пить много и вернуться к двенадцати часам.
Но Марья Дмитриевна все-таки беспокоилась отсутствием мужа. Она1259 предложила мне пойти по улице до квартиры куринцев.1260
Полный месяц светил на1261 белые домики и на камни дороги, и на бегущий ручей. Был паводок, и ручей страшно шумел.
Мы подходили уже к квартире куринцев. Уже слышны были крики подгулявших офицеров, когда1262 из-за угла выехали верховые.1263
Ехал кто то с конвоем.
— Как его нет, так сейчас и приезжают,1264 — сказала Марья Дмитриевна и посторонилась. Ночь была так светла, что читать можно было. Марья Дмитриевна вглядывалась в того, что ехал впереди, очевидно того, кого конвоировали, но не могла узнать. Месяц ударял ехавшим в спину. Марья же Дмитриевна была освещена спереди.
— Марья Дмитриевна, вы? — сказал знакомый голос, — не спите еще?
— Нет, как видите.
— Где Иван Матвеевич?
— А вон, слышите, кутит.
— Что же, всё боится, что пришлют ему опять Хаджи-Мурата?
— Как не бояться, ведь ответственность.
— Ну, я к вам с хорошими вестями.
Это был Каменев, товарищ Ивана Матвеевича, служивший при штабе.
— Что же, поход? в Темир-Хан-Шуру?
— Нет, получше.
— Ну, что же, переводят в Темир-Хан-Шуру?
— Ну, вот чего захотели! — Каменев ехал рядом с Марьей Дмитриевной, повернувшись назад к дому и прислушиваясь к песням и крикам.
— А где Иван Матвеевич?
— Да вот, слышите, провожает куринцев.
— А, это хорошо. И я поспею. Только я на два часа, надо к князю.
— Да что же новость?
— А вот угадайте.
— Да про что?
— Про вашего знакомого.
— Хорошее?
— Для нас хорошее, для него скверное, — и Каменев засмеялся.
— Чихирев! — крикнул он казаку. — Подъезжай-ка.
Донской казак выдвинулся из остальных и подъехал. Казак был в обыкновенной донской форме, в сапогах, шинели и с переметными сумами за седлом.
— Ну, достань-ка штуку.
Чихирев достал из переметной сумы мешок с чем то круглым.
— Погоди, — сказал Каменев. Мы1265 подошли к дому. Каменев слез, пожал руку Марье Дмитриевне и, войдя с нею на крыльцо, взял из рук казака мешок и запустил в него руку.
— Так показать вам новость? Вы не испугаетесь?
— Да что такое, арбуз? — сказала Марья Дмитриевна. Она хотела шутить, но я видел, что ей было страшно.
— Нет-с, не арбуз. — Каменев отвернулся от Марьи Дмитриевны и что-то копался в мешке. — Не арбуз. А ведь у вас был Хаджи-Мурат?
— Ну так что ж?
— Да вот она, — и Каменев, двумя руками, прижав ее за уши, вынул человеческую голову и выставил ее на свет месяца.
— Кончил свою карьеру. Вот она!
Да, это была она, голова бритая, с выступами черепа над глазами и проросшими черными волосами, с одним открытым, другим полузакрытым глазами, с окровавленным, с запекшейся черной кровью носом и с открытым ртом, над которым были те же подстриженные усы. Шея была замотана полотенцем.
Марья Дмитриевна посмотрела, узнала Хаджи-Мурата и, ничего не сказав, повернулась и ушла к себе.1266
Послали за Иваном Матвеевичем. Марья Дмитриевна ушла на крыльцо и села на ступени. Я вышел к ней. Она сидела,1267 поджав ноги, и смотрела перед собой.1268
— Что вы, Марья Дмитриевна? — спросил я.
— Что я? Мерзкая ваша вся служба, все вы живорезы. Терпеть не могу. Не хочу, не хочу! Уеду к мамаше. Живорезы, разбойники!..
— Да ведь1269 война, — сказал я, не зная, что говорить.
— Не хочу жить с вами. Уеду!1270
— Правда, это ужасно, но отчего вы так особенно?.. — начал было я.
Но Марья Дмитриевна1271 вскрикнула:
— Отчего, отчего? А оттого, — и она вдруг расплакалась. Когда же она выплакалась, она вышла к Каменеву и к еще пришедшим офицерам и провела с нами вечер. Разговор весь вечер шел о Хаджи-Мурате и о том, как он умер.
— Ох, молодчина был! — заключил Иван Матвеевич, выслушав всё. — Он с женой моей как сошелся, подарил ей1272 кинжал.
—1273 Да, вы говорите разбойник.1274 И мне1275 жаль его. Гадкая, гадкая, скверная ваша служба.
— Да что же велишь делать, по головке их гладить?
— Уж я не знаю, только мерзкая ваша служба, и я уеду.
И действительно, как ни неприятно это было Ивану Матвеевичу, но, не прошло и года, как вышел в отставку и уехал в Россию.
VI
— Нет, вы всё расскажите по порядку, — сказал Иван Матвеевич Каменеву.1276
[Редакция девятая — конец июля 1902 г.]
№ 47 (рук. № 35).
I
1277В 1812 году1278 в Аварии (на Кавказе) в ауле Цельбесе, в небогатом семействе, у жены известного джигита, молодца Абдуллы Мустафы, Патимат родился второй1279 ребенок, мальчик, которому дали имя Хаджи-Мурат.
1280Это было то время, когда русские военные начальники1281 всё больше и больше, чаще и чаще, под предлогом защиты своих, а в действительности только для
