брат, не наше с тобой дело. Как рота хочет, — сказал Панов. — Как рота рассудит.

— Известное дело, мир — большой человек, — сказал Авдеев. И сейчас же после этих слов Авдеев заснул, и из за не перестававшего шелеста ветра по макушкам, послышалось сопенье и даже всхрапыванье.

— Ты говоришь служба, — продолжал Никитин, — хорошо тому служить, кто что выслужит, а наш брат служи, не служи, либо пулю в лоб, либо спину выдерут. Вот и служба наша.

— Всё не то ты говоришь, — сердито проговорил Панов, — да и тише говори, на то секрет.

— Я то говорю, что скучно мне, — понизив голос, сказал Никитин. —Так то скучно, так скучно. Как накатит это на меня и не знаю, что над собой бы сделал: либо убегу, либо повешусь.

— Мало пороли тебя, — сказал Панов.

— Что ж, что спину пороли, а на душе всё то же осталось.

— То-то дурак, — сказал Панов. — Видно, дурака в семи водах не вываришь. Кабы ты мне попался в руки, я бы из тебя дурь то выбил.

* № 80 (рук. № 51).

Другой солдат Никитин был тонкий, белокурый красавец из крестьян Орловской губернии. Дома остались молодая жена, мать и два брата с женами и ребятами. Петр был младший, детей у него не было, и он пошел охотой за брата. Прежде он не пил, но в рекрутах начал пить и продолжал пить и на службе, когда мог и было на что. Служба ему далась легко: он был ловок, понятлив и кроме того1733 так добродушен и весел, что товарищи все любили его.

Начальство же ценило его за то, что он делал в песенниках. Он был и подголосок, и свистун, и плясун, но солдат он был плохой, неисправный, ленивый и даже раз после перепою бежал. Его поймали и жестоко наказали. После наказания он еще хуже стал служить, как будто совсем махнул на себя рукой и только ждал случая, когда мог напиться.

— Какой бы из тебя солдат, первый сорт вышел, — говорил ему мрачный Панов, бывший его дядькой, — кабы не глупость твоя.

— Видно, глупость то допрежь меня родилась, — отвечал он.

* № 81 (рук. № 51, гл. IV).

Закусив, Хаджи-Мурат надел оружие и вышел. Перед домом стояла толпа человек тридцать. Среди них были и конные. Громко говорившая толпа замолкла, как только Хаджи-Мурат вышел из сакли и поздоровался с ближайшими. Некоторые ответили на его «селям», большинство же молчало.

Сафедин подал лошадь, старик тесть взялся за стремя и Хаджи-Мурат,1734 не тряхнув винтовкой, вскочил в седло, оправил бурку и, не глядя вокруг себя, тронул лошадь вниз по аулу. Люди, стоявшие на его дороге, расступились, и Хаджи-Мурат с Сафедином и хозяйским сыном выехали из аула. Но только что они выехали, как начался громкий говор1735 среди толпы чеченцев.

№ 82 (рук. № 51, гл. V).

— Берегись, — послышалось вдали из лесу, и из невидного тумана стала с треском опускаться ветвистая чинара.

Офицеры только что успели отскочить, даже не успели оттащить барабаны, как чинара, ломая сучья, с грохотом ударилась о землю. И только когда она уже ударилась, офицеры увидали, что она прикрыла сучьями двух солдат, которые по дороге тащили сучья. Один из этих солдат попал между двумя отростками и его только обсыпало сухими листьями и оцарапало в двух местах лицо, другой же попал прямо под сук, и его сломанным суком прижало к земле. Солдат этот был Никитин. Он лежал с прорванным животом, закатив глаза и открывши рот. На полушубке его и под ним на сухих листьях была лужа крови. Офицеры, солдаты бросились к нему, подняли с него дерево, выпростали его и положили на носилки. Никитин жалобно стонал и с удивлением смотрел вокруг себя, но ничего не говорил. Между солдат начались упреки, перекоры и оправдания.

— Дуром пошло дерево. Не туда, куда ей надо.

— Да ведь мы кричали ему.

— Смотреть надо. Весь живот разорвало, где же живому быть.

— Вот тебе и без Шамиля смерть пришла. Где не думано, не гадано… — слышались разговоры. Никитин был из роты Полторацкого, и потому Полторацкий распоряжался укладкой раненого на носилки, призывом фельдшера, первой перевязкой и отправкой в больницу.

— Ну что? — спрашивал Полторацкий у фельдшера.

— Готов совсем, ваше благородие, брюхотина прорвана, да и все кишки измяты, живому не быть!

Только что отправили больного по ближней лесной дороге, как по большой дороге из крепости показался длиннолицый Воронцов на своем английском кровном, рыжем жеребце, сопутствуемый адъютантом полка, казаком и чеченцем переводчиком. Увидев скопление народа, Воронцов подозвал к себе Полторацкого.

* № 83 (рук. № 51).

В это время слева от дороги послышался выстрел.

— Ах да, я и забыл, — крикнул веселым голосом румяный Полторацкий, — ведь я нынче хотел сраженье дать в честь Кости, — он указал на разжалованного Фрезе. — Чудесно! Верно, там есть они. Гирчик! — крикнул он вестовому, — лошадь! А ты, Костя, ступай в цепь.

Он сел на лошадь и поскакал по направлению выстрелов. Подъехав к цепи, он узнал, что на полянке виднелось несколько чеченцев, из которых один выстрелил. Чеченцы эти были те, которые преследовали Хаджи-Мурата и хотели видеть его приезд к русским. Один из них выстрелил. Полторацкий тотчас же потребовал 2-ую роту и велел стрелять в лес. Послышался страшный треск наших залпов. Чеченцы, очевидно, никак не ожидали этого и, ответив несколькими выстрелами, разъехались и разбежались. Чеченцы, разумеется, не сделали никакого вреда, но один из их выстрелов ранил русского солдата.

* № 84 (рук. № 51, гл. VII).

— Вот и без войны покончил человек.

— Кому что назначено.

— Это тот, что бежал.

— Теперь туда убежит, где уж не поймают, — говорили больные.

Никитин, между тем, то с тем же почти радостным удивлением, которое выразилось на его лице, смотрел вокруг себя, то морщился и жалобно, по детски, стонал.

— О-о-о-о-о! — громко и долго застонал он, когда его клали на койку.

Когда же положили, он всё так же удивленно глядел вокруг себя, не отвечая на вопросы окружавших его больных, как будто он не видал их, а видел что то другое, что особенно, не переставая, удивляло его.

Пришел доктор и стал осматривать раненого. Он велел повернуть его, чтобы посмотреть сзади.

— Это что ж? — спросил доктор, указывая на белые рубцы на белой спине и заду.

— От порки, — проговорил Никитин.

— Что?

— Его наказывали за побег, — сказал фельдшер.

— Гм… Надо очистить рану, там полно щепок. Ну-ка повернись.

Никитина перевернули и стали хлороформировать.

Доктор вынул из раны два осколка дерева, но не стал искать дальше, а поспешно зашил рану и снял с лица Никитина хлороформ и стал будить его. Никитин пел.

— Миленькие вы мои, — заговорил Никитин, как только проснулся. — Голубчики вы мои. За нами хлопочете. Спасибо вам, родненькие. Спасибо вам. Слава Богу! Ох! Слава Богу!

Доктор ушел. Пришли вернувшиеся с рубки леса товарищи Никитина и два из них, Панов и Серегин, пришли проведать его.

— Голубчики мои, — встретил их Никитин, — помираю. Вот, Антоныч, — обратился он к Панову, прерывая свою речь стонами, — и отставка чистая, а я Тихонову завидовал. Чего лучше? Слава Богу. То на брата обижался, что за него пошел, а теперь так рад! О-о-о-о! Слава Богу. Вся дурь соскочила. Что ж попа нет, что ли. — Ну видно солдату и так простится. Слава Богу. Свечку дай, Антоныч, я помирать буду. Да домой напиши. — И Никитину вдруг стало легко и радостно.

— Кончился, — сказал фельдшер, дотронувшись до его руки.

При вечернем докладе фельдфебель 2-й роты доложил ротному, что Никитин помер. Полторацкий почмокал языком, выражая сожаление, в особенности о том, что у песенников его роты не будет подголоска.

А полковой адъютант, которому поручено было писать реляцию о последнем побеге, решил включить Никитина в убитые в этом деле. Так что убитых в этом деле оказалось не два, а три, что давало всему набегу больше значения.

* № 85 (рук. № 51, гл. IX).

1736— А вы, генерал, встречали этого Хаджи-Мурата? — спросила княгиня у своего соседа, генерала с щетинистыми усами,1737 желая дать ему возможность поговорить.

— Как же-с. И не раз, как, — у генерала была привычка пересыпать свою речь словечком «как», — и не раз, как, встречал, княгиня, как, — и генерал рассказал про то, как1738 Хаджи-Мурат в 43 году после взятия горцами Гергебиля недалеко от Темир-Хан-Шуры1739 наткнулся на отряд генерала Пасека, где генерал с щетинистыми усами командовал полком, — и тут было жаркое, такое, как, — говорил генерал, — что, если бы не крепость Зыряны, нам бы плохо пришлось. Тут мы держались, как, до тех пор, пока1740 не подошли к нам1741 два батальона, как. Тут уж, как, мы его погнали.1742 Только дрался он молодцом, как. Я сам видел на завалах, как, изволили слышать Ваше Сиятельство, как, — обращался он к Воронцову, — на наших глазах, как, налетел на него полковник Золотухин, как, лихой офицер был, и1743 шашкой хотел срубить его. И тут же, как, Хаджи-Мурат на наших глазах застрелил его. Так что чуть не забрал, как, он самое тело Золотухина.

Воронцов слушал генерала с приятной улыбкой, очевидно довольный тем, что генерал разговорился. Все обедавшие, даже молодежь, адъютанты и чиновники, сидевшие на дальнем конце стола и перед этим1744 чокавшиеся друг с другом стаканами и тихо смеявшиеся, все замолкли и слушали генерала. Но тут случилось1745 обстоятельство, испортившее весь успех генеральского рассказа.

— Да я знаю про это славное дело, — сказал Воронцов. — Так что вы точно встречались с Хаджи-Муратом?

— И не раз, Ваше Сиятельство. Другой раз мы, как, столкнулись с ним, как, на выручке в 45 году.

— Как? — переспросил Воронцов, продолжая улыбаться, но уже не такой, как прежде, а несколько ненатуральной улыбкой.

Дело было в том, что храбрый генерал1746 рассказывал про свою вторую встречу с Хаджи-Муратом и называл это дело1747 «выручкой»,1748 как и называли его все солдаты, говоря про затеянный в 45 году Николаем I и исполненный князем Воронцовым1749 несчастный поход в Дарго, в котором русские потеряли1750 несколько убитых и раненых1751 офицеров, сотни солдат и несколько пушек и в котором был бы взят или уничтожен весь отряд, уже несколько дней не имевший провианта, если бы не подоспели свежие войска, выручившие транспорт с сухарями и весь отряд. Неловкость положения произошла от того, что Даргинский